разночтений между этим изданием и К нет) были вызваны исключительно соображениями экономии места (см. раздел «Варианты»).
Эта первая статья «Колокола» открывает ряд программно-политических выступлений Герцена, имеющих существенно важное значение для понимания линии созданной им и Огаревым газеты, сыгравшей большую роль в общественной жизни России, в подготовке русской революции.
Для этой линии были характерны колебания, которые отражали не только все большее обострение классовой борьбы, но и либеральные иллюзии самого Герцена, его отступления в сторону либерализма. Вместе с тем в линии «Колокола» и в деятельности Герцена наблюдается постепенное, хотя и подвергавшееся значительным отклонениям, развитие и укрепление революционно-демократических и социалистических тенденций.
«Предисловие» свидетельствует прежде всего о стремлении придать «Колоколу», как раньше «Полярной звезде», направление, приемлемое для возможно более широких общественных кругов и даже для царя Александра II (в этом особенно резко отражались либеральные иллюзии
Герцена), в котором издатель «Колокола» тогда еще надеялся увидеть искреннего сторонника демократических реформ.
Правда, между программными статьями первой книжки «Полярной звезды» и первого листа «Колокола» заметна некоторая разница в отношении к Александру II: в 1855 г. в «Полярной звезде» Герцен прямо апеллировал к царю и даже формулировал свои требования именно в письме, обращенном к Александру II. В то время Герцен, ликуя по поводу смерти Николая I, надеялся самим обращением своим повлиять на молодого монарха, только что вступившего на престол в обстановке острого военного кризиса.
Ко времени же выхода первого листа «Колокола» издатели его вынуждены были признать что «с вступления на престол Александра II, несмотря на все ожидания и надежды, правительство ничего не сделало для освобождения крепостного сословия и не подвинуло ни на шаг решение этого вопроса» (см. статью Н. П. Огарева «Что сделано для освобождения крепостных людей?», опубликованную в л. 1 «Колокола»). Аналогичные, но более резкие по форме, оценки деятельности Александра II встречаются и в письмах Герцена того времени, например, в письме к Н. М. Щепкину от 8 января и к И. С. Тургеневу от 11 января 1857 г.
Однако такого рода настороженность Герцена вовсе еще не означала отказа от проникнутых либеральными иллюзиями апелляций к верхам. Наоборот, эти иллюзии усилились после опубликования рескрипта царя В. И. Назимову от 20 ноября 1857 г. и привели редакцию «Колокола» к «приветствию Александру II» (в статье Н. П. Огарева в л. 7 от 1 января 1858 г.), а Герцена (в том же листе в статье «Что значит суд без гласности»; см. наст. том, стр. 181 — 187) к заявлению, что он с «сердечным упованием» смотрит на «усилия» Александра II освободить крестьян против воли дворянства.
В статье Герцена «Через три года», написанной по поводу упомянутого царского рескрипта и помещенной в л. 9 «Колокола» (наст том, стр. 195—197), мы читаем обращенную к царю фразу. «Ты победил, Галилеянин!». И лишь статья «1 июля 1858» (наст. том, стр. 293—298) знаменует начало открыто заявленного более требовательно-критического отношения к Александру II, сочетающегося, однако, с попытками «извинить» царя тем, что его обманывают, попытками, отражающими все те же либеральные иллюзии.
Следует вместе с тем иметь в виду, что и тогда, когда Герцен апеллировал к верхам, программа «Колокола», рассматриваемая с точки зрения совокупности содержавшихся в ней требований, а тем более политическая агитация, проводившаяся газетой, были неприемлемы не только для царского правительства (ответственность за действия которого Герцен длительное время наивно пытался снять с царя), но и для либерализма в целом. Хотя это до поры до времени и не сознавалось многими представителями либерализма, но уже вполне отчетливо обнаружилось в связи с письмом Б. Н. Чичерина, опубликованном в л. 29 «Колокола» (см. об этом в наст. томе, стр. 597—599).
Герцен выступал в «Предисловии» только с самыми неотложными политическими требованиями, которые отнюдь не исчерпывали его программы. Он требовал свободы слова, освобождения крестьян от крепостной зависимости и уничтожения тех крепостнических
порядков, при которых каждый непринадлежащий к дворянству и верхушке купечества оказывался в совершенно бесправном положении; в лозунге, провозглашенном Герценом, — «освобождение податного состояния от побоев» — отразилось самое острое и унизительное проявление этого бесправия.
Эти требования сами по себе, казалось, не выходили за рамки умеренного просветительства (хотя в требование освобождения крестьянства Герцен уже тогда вкладывал содержание, существеннейшим образом отличавшееся от истолкования этого лозунга либеральными помещиками)
487
и во всяком случае были как будто далеки от тех или иных революционно-демократических и социалистических тенденций. Однако подлинное содержание их может быть уяснено лишь в связи с последующими программными выступлениями «Колокола».
Прежде всего существенно было то, что Герцен ни в коей мере не отказывался от тех социалистических идеалов, которые он пропагандировал в течение ряда лет. Содержащаяся в «Предисловии» ссылка на программу «Полярной звезды» означала, в частности, и то, что Герцен по-прежнему поддерживал свое заявление в письме к Александру II о том, что он «неисправимый социалист», готовый, однако, во имя непосредственных народных интересов «ждать, стереться, говорить о другом, лишь бы у меня была живая надежда, что вы что-нибудь сделаете для России» (т. XII наст. изд., стр. 273).
Хотя революционные действия или социалистические идеалы не пропагандировались «Колоколом» в качестве непосредственных лозунгов и задач, тем не менее выступления самого Герцена никак не могли скрыть органически присущие его мировоззрению и деятельности революционно-демократические и социалистические тенденции, которые нередко особенно явно прорывались не в программных заявлениях, а в тех страстных комментариях, которыми Герцен сопровождал публикуемые им корреспонденции о диких злодеяниях помещиков- крепостников и царских чиновников. К тому же некоторые материалы, печатавшиеся в «Колоколе», непосредственно отражали взгляды революционно-демократической интеллигенции, хотя и сопровождались теми или иными оговорками Герцена.
Необходимо отметить и следующее. В статье «1 июля 1858» Герцен более подробно, нежели в «Предисловии», развивает последнее из трех основных программных положений, сформулированных здесь. Он говорит о чиновнике как о «втором (после помещика — Ред.) биче русского народа», поясняя, что имеет в виду прежде всего «полицию и суд» (см. наст. том, стр. 297).
С первого взгляда может показаться, что Герцен и в этом отношении выходил за рамки намеченных самим правительством реформ. Однако это, разумеется, не так. Если правительство Александра II и провело в 1864 году реформу суда, подвергшуюся вскоре ограничениям и урезкам, то это правительство, как и вообще царизм вплоть до своего конца в 1917 г., не пошло на какую-либо реформу полиции — важнейшей опоры своего деспотизма.
Пламенный же призыв Герцена против всевластия чиновничества, поддержанный огромным количеством обличительных материалов, печатавшихся в газете, воспринимался как обвинение царского правительства от лица народных масс России, как «крик русского народа, битого полицией, засекаемого помещиками» (наст. том, стр. 80).
Недаром либералы, некоторое время тешившиеся надеждой на то, что «Колокол» окажется орудием давления на правительство в их собственных интересах, средством выторговывания у последнего уступок, уже к концу 1858 года — в лице Б. Н. Чичерина — поняли, что им с Герценом не по пути. Чичерин готов был приветствовать обличения «Колокола» лишь в той мере, в какой они не становились обвинением господствующего строя в целом.
Герцен не призывал в это время к революционной активности, но для либералов было неприемлемо уже то, что он допускал и оправдывал возможность революционного взрыва, крестьянского восстания.
С этой точки зрения особенно показательны заметки «Тамбовское дворянство не хотело освободить крестьян…» (наст. том, стр. 194) и «Нас упрекают» (наст. том, стр. 301—363). И хотя такого рода заявления издателя «Колокола» неизменно сопровождались теми или иными оговорками, а порой и призывом к крестьянству простить «свирепых врагов твоих», т. е. помещиков («Секущее православие», наст. том, стр. 365), тем не
488
менее они подчеркивали демократический характер проводившейся газетой политической линии.
Необходимо также иметь в виду, что стремление Герцена к мирному исходу назревавшего в России социального кризиса объяснялось и его глубочайшим разочарованием, как революционера и социалиста, в революции 1848 года, поражением последней. Не видя еще революционного народа в России, хотя и чувствуя его духовный рост, Герцен опасался революционного взрыва, хотя и готов был его приветствовать как необходимость, способную разорвать вековые путы. Выход из духовного краха, испытанного им после июньских дней 1848 г., Герцен искал в то время главным образом в обладавшей величайшим историческим значением борьбе за политическое освобождение России, но крах этот накладывал свой отпечаток и на эту борьбу.
Наконец, надо иметь в виду, что и в первые годы существования «Колокола» в нем помещались такие статьи Герцена, в которых революционно-демократические и социалистические тенденции его мировоззрения получали теоретическое обоснование.
Такова, в частности, статья «Революция в России» (наст. том, стр. 21—29). В ней на основе сопоставления с историческими судьбами французского народа и с опытом Великой французской революции проводится революционно-демократическая, общая для всех революционных просветителей мысль о неминуемости быстрого и мощного роста исторической активности народных масс. С другой стороны, Герцен, пусть в очень лаконичной форме, выражает здесь как социалистическую неудовлетворенность западноевропейским буржуазным порядком и его культурой, так и свои народнические упования на «будущую Русь», основанную на «крестьянском быте», т. е. общине. Герцен верит в то, что Россия сумеет перейти «от военного деспотизма и немецкой бюрократии» к «народным началам государственного строения» (наст. том, стр. 29), т. е. к демократическому порядку, коренным образом отличающемуся от существовавшего тогда. Социалистическая критика буржуазного общества содержится и в статье «Западные книги» (наст. том, стр. 92—102). Так обнаруживается сложное единство демократических и социалистических устремлений Герцена.
Таковы различные стороны и основное направление программных заявлений Герцена в «Колоколе» в 1857—1858 годах, начало которым положило «Предисловие».
Стр. 7. …ежемесячно издавать один лист, иногда два, под заглавием «Колокол». — До февраля 1858 г. «Колокол» выходил раз в месяц, по первым числам, затем, как правило, начал выходить два раза в месяц, 1 и 15 числа.
Стр. 8. Программа «Полярной звезды». — Герцен имеет в виду изложенные им в «Объявлении о „Полярной звезде» 1855», «Письме к императору Александру Второму» и статье «К нашим» (ПЗ, 1855 г., кн. 1; см. т. XII наст. изд.) программные положения для будущего альманаха.
Стр. 7—8. «Полярная звезда» выходит слишком редко ~ но и самим звонить в него! — Этот текст почти дословно повторяет текст отдельного листка об издании «Колокола», приложенного к ПЗ на 1857 г., кн. III (см. т. XII наст. изд., стр. 357—358).
Стр. 8. …я обратился к нашим соотечественникам с призывом, из которого повторяю следующие строки… — Далее Герцен цитирует отрывки из листовки «Вольное русское книгопечатание в Лондоне. Братьям на Руси» (см. т. XII наст. изд., стр. 62—63).
Стр. 9. Пришла война. — Крымская война 1853 — 1856 гг. между Россией и коалицией Англии, Франции, Турции и Сардинии.
…раскупала целые издания моих французских
