Красноречивый министр юстиции вообще не любит употреблять по-пустому речь человеческую и переписывается с другом своим
Топильским и иными смертными, сидя с ними в той же комнате. Получив письмо Деноткина, Панин написал в нем следующую резолюцию: «Выдать 1500 руб. г. Домантовичу».
Домантович — член редакционных комиссий. Секретарь, видя ошибку в имени, написал снова Панину, что деньги следует заплатить не Домантовичу, а Деноткину. Непогрешимый граф Виктор снова пишет: «Выдать Домантовичу 1500 р.». Г-н Домантович, не разделяя мнения Адлербергов насчет денежных дусеров 144[144], написал Панину, что он не может принять этих денег, потому что он ничего не сделал особенного, а занимался как и все прочие члены. Но министра юстиции не своротишь с дороги. Он снова написал «Выдать 1500 р. Домантовичу, чтоб он заплатил Деноткину». Зачем г. Домантович не отказался?
302
ГЕНЕРАЛ — КУЛАЧНЫЙ БОЕЦ И ДЕТСКИЙ КИСЕЛЬ
Рассказывают удивительное дело, будто бы бывшее в полтавском кадетском корпусе. Кадеты не хотели ходить к какому-то плохому преподавателю. Явился генерал уговаривать, и, так как кадеты не шли, он схватил первого попавшегося и хотел его протолкать в залу; кадет его оттолкнул от себя. Тогда рукопашный генерал начал кулаками бить кадет в первой шеренге. Кадеты было бросились на него, но большинство старших остановило их и твердо высказало генералу, что они ему не дозволят драться, что он может их судить, на них доносить, но расправляться кулаками права не имеет. Генерал, которому дали дорогу, как-то сконфузился и, выходя, уронил фуражку. Тогда маленькие кадеты не могли удержаться, бросились на него в то время, когда он поднимал фуражку, и надавали ему пиньков, называемых у них киселем.
Но большие кадеты не хотели окончить дело этим детским десертом, они выбрали депутатов, чтоб довести дело до губернатора и до жандарма. Директор, чтоб затушить дело и запугать кадет, хотел и не сумел арестовать тех, которых считал самыми решительными. На это он употребил педагога по фамилии Котельникова (фамилии кулачного бойца и генерала в письме нет, равно нет и числа). Юноши, привыкнувшие уважать педагогов, не носящих военного мундира, сдались на красноречивые фразы учителя и пошли под арест. Говорят, что из Петербурга приезжал какой-то следователь-немец и будто 13 человек кадет приговорены к отдаче в солдаты.
Если это преувеличено, то мы очень желали бы знать, что ж было и что сделали с генералом? В Англии и не такие бойцы водятся: давно ли Бенишия-Бой отличался с Томом Сейерсом?
Только королева их не делает директорами ни в Сандгорском военном училище, ни в Гриниче.
До тех пор, пока у нас все будут драться с подчиненными, грубить с низшими, до тех пор, пока розгу будут отстаивать с фанатизмом, пока ярыги будут останавливать женщин на Тверском бульваре, а другие говорить непристойности в вагонах железной дороги, до тех пор у нас м н о г о г о н е б у д е т . . . Кстати
ПАЛЬТО МЕНЩИКОВА И РУБАХА МУРАВЬЕВА-ВЕШАТЕЛЯ
Месяц тому назад мы говорили об офицерском ёрничестве на Тверском бульваре; недавно полученное нами письмо навело нас, во-первых, на генеральское ёрничество и вообще на всероссийское, чиновничье-помещичье.
Нам пишет знакомый из Висбадена: «Здесь Муравьев, министр, представьте себе, что он сидит у себя на квартире в одной рубашке перед окном на главную улицу». Кажется, беды в этом нет, и мы не имеем вовсе pruderie145[145], но беда в том, что это делается не просто от жара, а из ёрничества, а поэтому и не следует им спускать. Менщиков под солнцем Византии преет в пальто, чтоб показать форс. Муравьев-Вешатель дрогнет в рубахе нынешним зимним летом, чтоб пофордыбачиться перед немками.
Выучитесь прежде у себя дома ходить без ливреи, курить на улицах сигары, а уже потом показывайте вашу развязность другим странам. А то ведь мы знаем, что «у вас в Швабии свой король есть!»
Русский чиновник в берлинской камере (писали в журналах) не хотел встать во время присяги, что ли… «Хвала тебе, свободы чадо!» Ха-ха-ха! а в Петербурге… а в департаменте перед начальником отделения… да что перед начальником отделения?.. перед криком пьяного квартального — что сделает «свободы чадо»!
304
ПУГАЧЕВ И СУХОЗАНЕТ
Мы узнали новые подробности об обеде, на котором Булгаков предложил тост Пугачева: одну, делающую величайшую честь Александру Николаевичу, и другую, не делающую никакой чести Сухозанету. Булгаков объяснил в Тимашевке (мы думаем, что III отделение можно так назвать), что он тост свой предложил, найдя неприличным тост за Унковского и пр. Когда это было доведено до государя, он сказал: «Я думал, что это только
глупая история, а теперь вижу, что она и очень подлая история». Эта сентенция вырвалась у государя, мы уверены, без совета Панина, без контроля Адлерберга filiusque146[146], без ведома Орлова. Далее хроника говорит, что Булгаков (которого голос арифметически упрочил розгу в руках помещиков, их жен и; дочерей) чуть-чуть было не слетел за это из статс-секретарей, но рука старца, ветхого деньми и слабого достоинствами — Сухозанета, поддержала его; а жаль, что не Булгаков стащил с собой старичка. Это была бы новая заслуга Пугачева.
НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИХ КАМЕРДИНЕРОВ
Мы советуем всей России проситься в камердинеры к кому-нибудь из огромного и невероятно увеличивающегося числа великих и малых князей и княжон, от цесаревича и наследника престола… до королевы нидерландской и супруга ее. Что может быть, например, лучше, как быть камердинером Николая Николаевича и супруги его?
Вот что случилось 30 июня (12 июля) на пароходе «Нева», шедшем из Петергофа в Петербург. Какой-то мерзавец буянил, до того, что пассажиры просили шкипера унять его; но мерзавец объявил, что он камердинер в свите Николая Николаевича, и в силу того приколотил шкипера. На пристани свиты его высочества камердинер был отдан полиции и приколотил городового. Патрон его, узнав об его аресте, попросил запиской выпустить
305
камердинера; ну, его и выпустили. Каково уважение к закону у членов августейшей фамилии? Или добродушный Nicolas l’Oiseleur147[147] не знает, что ударить шкипера во время плаванья — преступление первой важности, да и что городовых бить только позволяется частным приставам и разве камергерам, а не камердинерам.
ШАЛУН МУХАНОВ
Едва Ковалевский из Петербурга, как Муханов, что не на Висле, запрещает писать против Главного общества железных дорог. В циркуляре своем нарезчик дичи строго смотреть за статьями «Петербургских ведомостей» и в особенности Воскобойникова. Ах, князь Горчаков! Как вас совесть должна мучить, что вы подняли Муханова не на Висле, вот его и пустили в огород народного просвещения, он и пошел топтать литературу, журналы, гласность
ЛУЖИН ВЕРНЫЙ
Лужин сошел с ума на доносах, ему так понравилась безнаказанность его гнусного поведения с несчастным Завадским, что он теперь доносит направо и налево, сделался Майборода и Шервуда вместе. Граф Тимашев им не нахвалится, князь Долгоруков им только и печалится. В уездном городе Богодухове окружной начальник Иванов осмелился не тотчас явиться к Лужину. Лужин послал за ним. Иванов велел сказать, что он только что воротился из уезда и, как разберет свои дела, явится к нему. Лужин за это обругал его, посадил под арест и велел помощнику принять должность, а сам донес государю, что он так распорядился потому, что Иванов волнует народ, пуская в оборот вольные мысли. Иванов подал прошение в палату — что-то выйдет из этого
306
После того, господа, извольте служить в гражданской службе!
Бедный Дубельт! Зачем при нем не было такого Ивана, каков Иван Лужин.
ПРОСЬБА ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ
Издатели «Колокола» просят покорнейше, орловских жителей прислать им подробности дела милого шалуна князя Кейку а то в а, не дававшего спуска своим дочерям и принимавшего всех крестьянок за своих дочерей. Мы слышали, что его расстригли из князей и послали в крепость, но товарищи по ремеслу хотят его как-то взять на поруки. Не может ли г. Гутцейт (тоже орловский помещик, насиловавший детей и, следственно оправданный русским судом) сообщить нам о своем эротическом состязателе князе Кейкуатове — мы будем ему очень благодарны.
307
Неужели это правда, что кейзер петербургский сближаетсяс кейзером австрийским?…? Неужели мы доживаем с нашими пятилетними надеждами до этого предела и до этой бесконечности позора?
Это уже не ошибка, не слабость, не Панин — это была бы измена, преступление… чем мы заслужили это? Несчастная Россия! И так ей не отпустится ни одно унижение, ни одно поругание, ни даже дружба с Австрией?
Князь Горчаков, выйдите в отставку, если это так. Стачку немцев против России не должен скрепить своим именем русский; у нас есть довольно Адлербергов, Бенкендорфов, Гедерштремов и других Герштенцвейгов.
Министр для предания России на позор у них готов в семье — макро148[148]-министр великий герцог гессенский, ему надобно же что-нибудь за куртаж.
Ха-ха-ха, два банкрота соединяются для составления такого капитала, чтоб подорвать кредит Европы… ха-ха-ха… не принять ли в пай неаполитанского короля, он стащил что-то из дворца, когда ехал в Гаету. Купончик ему!
В мире нет, не было положения проще, яснее, как современное положение России относительно Европы. Ей дела нет до их внутреннего устройства. Ну что, с тех пор как в Неаполе перестали пытать арестантов, меньше продают отравленной сивухи откупщики? Или меньше будут ее продавать с помощью губернаторов, генерал-адъютантов и прочего откупного начальства,
308
оттого что папу отошлют на срацинское пшено к-Абдедь-Кадеру или на португальские апельсины к испанской королеве?
— Да, это все так, но, но Венгрия!
— Что же Венгрия?
— Да это уже близко к Польше.
Вот оно что. Кровь четвертованной ими Польши подымается в их глазах всякий раз, когда в Европе освобождается народ!
Да неужели Польша жива? Какие обер-фор-шнейдеры резали ее, не Муханову чета: Екатерина, Фридрих, Иосиф, всё вторые и всё великие. А ведь жива! Что, Леди Макбет, вы не думали, что у этого старого народа так много крови?
И назначить местом союза немцев против славян — Варшаву! Нет, у них нет ни смысла, ни сердца, ни совести!
БОГОМОКРИЦЫ И БОГОСАРАНЧА
Разбор основоначертательницы сребромудрия преподобных отец наших Башуцкого, Бурачка, Аскоченского
Какой-то белгийский доктор хвастался недавно, что изобрел средство готовить впрок живых людей, т. е. останавливать на пять, на пятнадцать, на пятьдесят лет жизнь; а потом, когда случится надобность, спустить машину, и все пойдет по старому… сердце — биться, глаза — моргать, пятки — чесаться. Прочитавши это, первая мысль, пришедшая мне в голову, была благодарность небесным силам за то, что белгийскии доктор открыл этот секрет после смерти Николая Павловича, а то, пожалуй, он бы его из в бозе почивающих сделал бы в бозе проснувшимся. В таком случае я тотчас поехал бы к доктору, чтобы он меня завинтил лет на тридцать и повесил на крючок у себя в подвале (разумеется, если нет в нем
