funerals? When, seven years ago the entire nation rejoiced at your accession to the throne, it was the rejoicing at a death.
At least, why did you not place a little interval between the liberation of the peasants and the messacre of unarmed men? Why force us, reversing the economy of Hamlet’s Mother, to eat our festival cakes on the brink of the grave into which your police bad thrown the bodies of the martyrs?
Scarcely had our hearts opened to the feeling of reconciliation and joy, when it was rudely closed again, and we are left once more with only gall and bitter words.
Sire «No reveries, no reveries»25[25]. You have lost Poland. You had power to place yourself at the head of the Slavonian movement — to re-establish Poland without shedding a single drop of blood. You have prefered the Austrian dragonades. «NO reveries» sire — you have lost Poland; that is the living Poles — the corpse may remain as trophy to the valorous troops of your Majesty».
— I am, etc.,
Alexander Herzen,
Editor of the Kolokol.
Orsett-house, Westbourne-terrace. April 16.
78
ИЗДАТЕЛЮ «THE DAILY NEWS»
Сэр, в телеграмме, появившейся этим утром в вашей уважаемой газете, приведена выдержка из письма моего, высокочтимого друга Гарибальди, которое, по-видимому,
адресовано мне и опубликовано в «Diritto». Я с удовлетворением отмечаю, что еще до ознакомления с этим письмом мы понимали наше положение совершенно в том же духе, как и великий итальянец; и в доказательство этому позвольте мне просить вас поместить в газете несколько переведенных с русского строк, опубликованных в последнем номере «Колокола» (№ 96,. 15 апреля). Необходимо пояснить, что 10 апреля мы вместе с нашими сотрудниками из Русской типографии и нашими друзьями намеревались устроить праздник по случаю освобождения крестьян в России, и утром того же дня по телеграфу пришло сообщение о резне в Варшаве. Цитируем из упомянутой статьи:
Праздник наш был мрачен, зловещ: мы мало знаем дней тяжелее этого, когда душа была бы мучительнее стеснена противоречивыми чувствами; никогда прежде плошки не были так близки к слезам. Далеко еще до того дня, когда русский сможет отпраздновать какое-нибудь событие с легким сердцем, без всякой задней мысли, без всякой заботы. Мы снова помолодели при великой вести об освобождении крестьян; мы смотрели вперед с упованием и с волнением ожидали нашу предполагаемую встречу, готовились в первый раз в нашей жизни выпить за здоровье императора Александра II, освободителя крестьян. Совершая этот акт, мы отлично знали, какому поношению со стороны узколобого политического пуританизма и мелкой зависти мы подвергаем себя. Но мы знали также, что этот тост, провозглашенный нами за нашим столом, иначе отзовется в сердце императора Александра, чем энтузиазм, состоящий под цензурой жандармов и подогреваемый полицией. Но наша рука упала, наш тост захлебнулся в варшавской крови. Преступление было слишком свежо, раны еще кровоточили, трупы не успели еще окоченеть. Имя царя замерло на наших губах; без речей и без шума, с той религиозной торжественностью, какая подобает при приближении к другой чаше, также вызывающей воспоминание об искуплении и мученичестве, мы подняли стакан к нашим губам, и, выпивши за освобожденный народ, мы предложили лишь один тост: «За полную, безусловную независимость Польши, ее освобождение от России и от Германии, за братскую дружбу русских с поляками».
79
Только после полного освобождения Польши от России оба народа станут способны к взаимному пониманию. Тот русский офицер, который переломил свою шпагу, начал новую эру. Если он погиб, как объявили журналы, мы объединимся с поляками, чтобы воздвигнуть на границе монумент в его память, — монумент нового братства.
А вы, государь, зачем же вы разрушили наш праздник? Разве мы имели их слишком много со времени нашего рождения? Разве у нас было что праздновать, кроме похорон? Когда семь лет тому назад вся нация ликовала по поводу вашего восшествия на престол, это было ликованье перед смертью.
Наконец, зачем вы не положили никакого срока между освобождением крестьян и избиением безоружных людей? Зачем вы вынудили нас, обратным хозяйством Гамлетовой матери, есть наши праздничные пироги на краю могилы, в которую ваша полиция бросила тела мучеников?
Едва наши сердца открылись чувству примирения и радости, как они были грубо захлопнуты опять, и у нас снова ничего нет, кроме желчных и горьких слов.
Государь, «никаких мечтаний, никаких мечтаний»26[26]. Вы Польшу потеряли. У вас хватило бы сил встать во главе славянского движения — восстановить Польшу, не проливая ни одной капли крови. Вы
предпочли австрийские драгонады. «Никаких мечтаний», государь, вы Польшу потеряли, т. е. живую Польшу, — труп может остаться в качестве трофея доблестным войскам вашего величества.
Остаюсь и пр.,
Александр Герцен, издатель «Колокола».
Orset-house, Westbourne-terrace, 16 апреля.
80
TO THE EDITOR OF «THE DAILY NEWS»
Sir, — I have the honour of sending you the full text of the letter addressed to me by Garibaldi, and my answer to it. You will oblige me by the insertion of them in your estimable journal.
— I am, etc.,
Alex. Herzen.
Orsett-house, Westbourne-terrace, April 20.
ИЗДАТЕЛЮ «THE DAILY NEWS»
Сэр, имею честь послать вам полный текст письма, адресованного мне Гарибальди, и мой ответ на него. Вы обяжете меня, поместив их в вашей уважаемой газете.
Остаюсь и пр.
Алекс. Г ерцен.
Orsett-house, Westbourne-terrace, 20 апреля.
MATER DOLOROSA
Как все изменилось, в такое короткое время! Где надежды, приподнявшие голову, где светлый взгляд? Опять страшно встретить свободного человека: все кажется, что он упрекает. Неужели и на нас отбрызнула кровь с грязью?
Польша, Mater Dolorosa, мы, скрестив руки на груди, просим тебя об одном — не упрекай нас с высоты, на которую тебя поставило твое новое мученичество, пропастью, в которую нас стащили единокровные нам палачи твои. Забудь твою правоту! Не пользуйся нашим позором! Твое грустное молчание мы поймем, оценим. А слова проклятья и порицания, которые мы скажем, будут чернее всех твоих слов.
«…В семь часов взвились три ракеты и раздались три пушечных выстрела; проскакали во всех направлениях казаки и конница, занимая вперед назначенные места; затем раздались ружейные выстрелы … безоружных граждан пристреливали, как собак, like dogs (это говорит корреспондент „Теймса»)… Женщины подняли детей, мужчины стояли твердо перед дулами, повторяя слово команды и читая „Святый боже, святый крепкий»!.. После залпа толпа отступила, но войско заперло улицы; пойманные люди опустились на колени и запели молитвы … солдаты сделали по ним еще несколько выстрелов… потом схватили мертвых и раненых».
Что за величие, что за поэзия — с одной стороны, от женщин, одетых в траур, от почтальона, протрубившего «Еще Польша не сгинела», до этой средневековой картины — толпы, коленопреклоненной у подножья мадонны, перед зверьми, перед бессмысленной стихией убийства!
82
Читали вы это, Александр Николаевич? Таких ужасов вы не найдете в балладах Жуковского. Если все это сделано помимо вашей воли, обличите виновных, укажите злодеев, отдайте их на казнь, или — снимите вашу корону и ступайте в монастырь на покаяние; для вас нет больше ни чистой славы, ни спокойной совести. Вам достаточно было сорока дней, чтоб из величайшего царя России, из освободителя крестьян сделаться простым убийцей, убийцей из- за угла! Кровь выступает обвинительными пятнами сквозь лучи славы; но слава, залитая кровью, подло пролитой, тухнет навсегда. Да, подло, я не обмолвился.
Что же иначе значили уступки? Один Горчаков стал кроток, как ягненок, другой Горчаков — певуч, как любовник розы соловей, и защелкал свои ноты и свои трели о кротости царя, о его любви к народу польскому, а царь в это время, улыбаясь и кивая добродушно народу, отпускал за спиною Хрулева!
Что такое Хрулев? Кто такое Хрулев? Почему выбор пал на Хрулева? Что он, известен как знаток польских законов? Как администратор? Как государственный человек? Нет, он
известен как отличный севастопольский генерал. На что же было отважного бойца для оливовых новостей и царских милостей?
И вы воображаете там на Неве, что это бездушное мошенничество — государственная мудрость, die hohe diplomatische Kunst?27[27] Вы, может, довольны, что ловко надули?.. Как будто трудно украсть платок, когда вас не считают вором! За такую государственную мудрость в частной жизни в Англии — вешают, а во Франции — рубят голову.
И только сорок дней!
Зачем этот человек не умер в тот день, когда был объявлен русскому народу манифест освобождения!
83
<ГАРИБАЛЬДИ И «КОЛОКОЛ»>
ОТВЕТ 28[28]
Любезный Гарибальди,
Я передам ваши симпатические слова полякам и русским офицерам. По счастью, мы поступили согласно с вашим советом, прежде чем получили его. Достоинства в этом большого нет — нам выбора не было. Правда, что мы мечтали о будущем союзе всех народов славянского происхождения, но мы оставляем эти pia desideria29[29] иному, дальнему, грядущему. Настоящие события требуют полную самозаконность Польши — без фраз, ее безусловную независимость от России и немцев. Можно было думать, что император Александр, который так славно поступил в крестьянском деле, поймет историческую необходимость восстановления Польши. По несчастию, в нем слишком много прусского, австрийского и, сверх того, монгольского. Холодно рассчитанный капкан, расставленный Польше с бездушным восточным лукавством, в котором характер кошки берет верх над тигром, ставят его вне вопроса.
Прежде получения вашего письма я прочитал отрывок из него в телеграфических новостях и тотчас послал в лондонские журналы небольшой ответ. Посылаю вам «Daily News», — если вы не имеете ничего против, напечатайте его в «Diritto». Сверх того, прилагаю небольшое воззвание наше к русским войскам, стоящим в Польше, сделанное в 1854 году.
Пользуюсь сим случаем, любезный Гарибальди, чтоб вам повторить то, что вам говорит весь свет, — что мы удивляемся вам со всей полнотой симпатии и любви.
Жму вашу руку
А. Герцен.
Orsett-house, 19 апреля.
85
КОНЧИНА БАСАРГИНА
Еще один из наших старцев сошел в могилу — Николай Васильевич Басаргин. Правительство и его взыскало своей милостью. На похороны московский обер-полицмейстер послал переодетого квартального и четырех жандармов. У родственников покойника тайная полиция делала обыск. А ведь как ни выкрадывайте истину, историю вам не украсть!
РЕЙТЕРН
Полковник Рейтерн застрелился в Варшаве, чтоб не быть помощником палачей. Мир его праху, он герой, но зачем эта казнь, обращенная на чистую грудь? Если расстреливать, так лучше расстреливать тех генералов, которые велят стрелять по безоружным. Два-три примера остановят бездну мерзавцев. А что будет после? Хуже смертной казни Рейтерна не будет.
АЛЕКСАНДР II И МУХАНОВ С ВИСЛЫ
Муханов был очень хорошо принят Александром II и приглашен им еще раз для совещания о Польше!!! Sehr gut!30[30]
УРОК ГЕОГРАФИИ
Der Utschitel. Wo ist die Hauptstadt von Peter sburg?
Der Utschenik. In Berlin… oder vielmehr in Wien.
Der Utschitel. In beiden, mein Bursch!31[31]
Так вот отчего «Allgemeine Zeitung», эта седая баварская
