же, как с поляками, так же, как с крестьянами, и так же, как еще десять раз поступят — если бессмысленное правительство будет ходить на воле.
199
Неужели опыт нас ничему не научит? Что же, ждать четвертой, пятой крови?.. Если мы ничего не будем делать, мы дождемся страшных бед: один нож в руках безумного может наделать страшные бедствия — а пятьсот тысяч штыков в руках испуганного и бессмысленного правительства?.. Общественное спасение, спасение народа, требует, чтоб его не пускать по воле, требует, чтоб его связать.
Ну, так и закидывайте аркан!
200
ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ (ИЗ ПЕТЕРБУРГА)
Третий лист «Великоруса» сделал сильное впечатление. Он вышел (20 октября) во время самых сильных арестаций и когда шуваловцы считали все дело открытым. Он убеждает в необходимости подачи адреса о созвании депутатов для составления конституции, советует образование для сей цели комитетов… Великий князь Михаил Николаевич высказал себя в последнее время достойным сыном Николая и, что всего замечательнее, что и жена его, какая- то Ольга Федоровна, и та высказалась настоящей дочерью Николая — они рвались на безопасное пролитие крови, руками вооруженных рабов. Великий князь лично расспрашивал караульного преображенского солдата, как они били прикладами студентов, выражая свое голштейн-романовское одобрение. Каков! А еще молод — дайте-ка в лета взойти!..
Говорят, что Михайлов осужден сенатом на 12И лет каторжной работы. Он во всем деле вел себя с спокойным самоотвержением и благородством, удивившим судей.
БРАДКЕ И ЛЕВШИН
Говорят, что дерптский попечитель Брадке отказался приводить в исполнение строгоно- путятинские меры, за что адмирал обратил было на него рыбий гнев свой, — но Суворов представил
201
государю, что Дерптский университет в отличном состоянии. Рыбий гнев тотчас нырнул в глубину морскую.
Когда государь был в Харькове, он спрашивал попечителя Левшина, как находит он японскую регламентацию. Левшин признал, что он ее не находит безукоризненной и что он об этом писал адмиралу от просвещения. — «Это было бы любопытно прочесть!» — заметил государь. Кто же мешает его любознательности? Левшин человек добрый, он ему вероятно, не отказал бы.
202
<ПОЛЬСКОМУ КОМИТЕТУ>

Kochany panie! Z najgor^tszym uczuciem chwytam za pióro, aby powitac razem z tobq dzieú rocznicy 29 listopada 1830 r. pod zupelnie odmiennq wrózbq od przeszlych. Nie sq to juz prózne nadzieje, ale w istocie zblizenie do ich urzeczywistnienia.

Samowladna wladza chwieje si§ nawet w Petersburgu. Tutejsze stronnictwo czynu, mozesz byc o tym przekonanym, gorqco pragnie najzupelniejszej wolnosci Polski. I nie jestze to uwagi godnym wydarzeniem, ze czlowiek, który w 1847 r. pierwszy zapoczqtkowal zjednoczenie wszystkich wolnomyslnych Rosjan z patrjotycznymi Polakami, na ziemi wygnania, czlowiek skazany na smierc przez króla saxoúskiego, wydany przez niego w r^ce Austrii, a przez Austria w r^ce cara Mikolaja, od r. 1849 zywcem zagrzebany w murach Schlüsselburgu i pustyniach Sybiru — ten bohaterski mqz, stracony — zaprzeczony — umarly Michal Ba-kunin, zjawil si§ znowu posród nas wolny, zywy, w pelni sily, z drugiej strony Spokojnego oceanu, witajqc switanie polskie niepodleglosci i rosyjskiej wolnosci? W imieniu naszego przyjaciela, imieniu naszego wskrzeszonego m^czennika wzywam zyczliwosc wszystkich obywateli, zebranych w imieniu Polski i w imieniu naszych tutejszych przyjaciól do jednozgodnego okrzyku «Niech zyje Polska!»

Wasz prawdziwy Alexander Herzen,

redaktor Kolokola.

ПЕРЕВОД

<ПОЛЬСКОМУ КОМИТЕТУ>

Милостивый государь! С горячим чувством я принимаюсь за перо, чтобы вместе с вами приветствовать день годовщины 29 ноября 1830 г., который наступает под совершенно иным предзнаменованием, чем в прошлом. Это уже не пустые надежды, а скорее приближение к их осуществлению.

Самодержавная власть колеблется даже в Петербурге. Здешняя партия действия, можете быть в этом уверены, горячо желает полной свободы Польши. И не заслуживает ли внимания тот факт, что человек, который в 1847 г. первый положил начало объединению всех свободомыслящих русских с польскими патриотами на земле изгнания, — человек, осужденный на смерть саксонским королем, выданный им в руки Австрии и последней в руки царя Николая, заживо погребенный с 1849 г. в стенах Шлиссельбурга и пустынях Сибири, — этот богатырь, казненный, обреченный, умерший Михаил Бакунин, снова появился среди нас, свободный, живой, полный сил, с другой стороны Тихого океана, приветствуя зарю польской независимости и русской свободы? От имени нашего друга, от имени нашего воскресшего мученика, я обращаюсь к доброжелательству всех граждан, собравшихся здесь во имя Польши, во имя наших здешних друзей и призываю к единодушному возгласу: «Да здравствует Польша!»

Искренне ваш

Александр Герцен, редактор «Колокола».

204

<ДАМЫ И ПРЕОБРАЖЕНЦЫ>

Правда ли, что дамы вскоре после преображенской победы над студентами не танцевали с прикладными офицерами? Если правда, то это превосходнейший пример у нас — и чуть ли не первый.

ЛЕСОВСКИЙ ЗДРАВСТВУЕТ

В ответ на письмо одного секолюбивого моряка, помещенное в 95 листе «Колокола», моряк, не разделяющий страсти к линькам и хирургическим операциям с нравственной целью своего юного сотоварища, недоумевал, говоря о строгостях Лесовского, дравшегося круг всего света, исправился он или нет. К большому сожалению нашему, мы получили на днях письмо, свидетельствующее, что Лесовский все еще болен и к излечению надежд не подает. Вот что пишет третий моряк:

Ныне он капитан над портом в Кронштадте, где приводит в употребление не только линьки и розги, но даже свои руки и зубы. Однажды он прокусил вахтеру ухо, починка которого обошлась ему сорок руб. сер. Другой раз, приняв кондуктора за писаря, дал несколько пощечин, замять это дело ему стоило пять тысяч руб. сер. Почему, боясь на этом месте совершенного разорения, ош[1] стал проситься опять на флот, где бы мог безнаказанно употреблять линьки, розги, руки и зубы. Жаль, что генерал-адмирал окружен Черноморами, которые много от него скрывают…79[79]

205

<РЕДАКТОРУ «LE NORD»>

Orsett-house, Wesbourne-terrace.

London.

Monsieur le rédacteur,

Cette dame (M-me Bernov) affirme que les fragments des mémoires de son père A. Mikhaïlovski- Danilevski sont faux. Ici je n’ai que ma parole d’honneur que le texte imprimé est exactement conforme au texte que nous avons reçu de Saint-Pétersbourg. Reste à faire une enquête sur les sources. Nous la ferons, et, quel qu’en soit le résultat, nous ne doutons pas un instant que vous mettrez, Mr le rédacteur, autant d’empressement à le publier que vous en avez montré en insérant la lettre de M-me Bernov.

Recevez, Mr le rédacteur, etc

Al. Herzen.

ПЕРЕВОД

P. S. Je vous prie d’insérer cette lettre dans votre prochain numéro.

<РЕДАКТОРУ «LE NORD»>

Orsett-house, Wesbourne-terrace.

Лондон.

Господин редактор,

Эта дама (г — жа Бернова) утверждает, что отрывки из записок ее отца, А. Михайловского-Данилевского, подложны.

206

В данный момент я могу лишь заверить своим честным словом, что напечатанный текст точно соответствует тексту, полученному нами из Санкт-Петербурга. Остается только произвести расследование в отношении источников. Мы сделаем это, и, каков бы ни был результат, мы ни на минуту не сомневаемся в том, что вы опубликуете его, г. редактор, с тою же поспешностью, какую вы проявили, напечатав письмо г-жи Берновой. Примите, г-н редактор, и пр.

Ал. Герцен.

Р. Б. Прошу вас напечатать это письмо в ближайшем же вашем номере.

ОКЛЕВЕТАННЫЙ ГРАФ

А. Г.

Г рибоедов.

— Что ты все врешь, — говорит капитан-исправник мещанину Пименову, уснастивши свою речь кой-каким крепким словцом.

Гоголь.

Вскипел Бульон и в рать потек.

Мерзляков (перевод «Освобожденного Иерусалима»).

На нашего граф Петра Андреича, как на всех людей неумеренно добродетельных, как на всех героев душевной прямоты, лгут; нам графа жаль, нам за Шувалова больно, мы хотим графа Шувалова оправдать. На его сиятельство, во-первых, солгали, что он по просьбе матери решился оставить тайную полицию. «Много может молитва родителей» — это совершенно правда, но этого ничего не было. Совсем напротив, граф вовсе не бросил свои слуховые трубы, но расширил голубой круг действий III отделения; граф будет теперь аускультировать не только Россию, но всю Европу, он будет не только графом в свите, но чем-то вроде секретного папы, подслушивающего «грады и вселенную».

На его сиятельство лгут, что он нашу скромную типографию окружил своими сотрудниками и велел им не спускать нас с уха, что он дает им страшные деньги — и будто все казенные, — а они их тратят, не чувствуя, что наше правительство скоро, как Хлестаков, будет ходить по лавочкам пробовать балыки. Это ясная ложь; если бы это была правда, они узнали бы что- нибудь о типографии, — что же они узнали?

208

На генерала в свите лгут, что он распустил слух, будто бы в нашей типографии куплен его дрягилем или приказчиком какой-то корректурный лист, — иные прибавляют даже сумму, именно за 10.000 руб., — послуживший к обвинению Михайлова. Желая пуще всего на свете защитить девственную честь графа, мы торжественно объявляем гнусной и подлой клеветой эту застеночную выдумку. Шувалов неосторожен, Шувалов доверчив, ведь он не меньше типографии окружен шпионами, долго ли тут до греха! Может, 10.000 руб. и в самом деле взяты кем-нибудь из миньонов III отделения. В наш ужасный век, развращенный вольнодумством, ослабли все священные связи, и даже в III отделении не всё ангелы подслушивают и доносят. Но графу, с его обширными литературными связями, идущими от Иерусалимской улицы в Париже до Café de Paris в Иерусалиме, вовсе не трудно найти вора. Он может поручить следствие (сказали бы мы, если б мы смели советовать добродетельному графу) своему ученому другу Горянскому, покрывшему себя почти Преображенской славой при взятии Михайлова, при котором он, между прочим, начальствовал легким отрядом амазонок.

Счастлив начальник, окруженный семьей таких сотрудников! Счастлива семья, собирающая вести и подслушивающая всю вселенную для передачи такому графу!

О Тимашев, зачем вы не родились графом! О Дубельт, зачем вы не родились Шуваловым!

209

ПО ПОВОДУ ПИСЬМА ИЗ ВОЛЫНИ

Мы получили около 15 ноября из Волыни длинное письмо в опровержение статьи об юго¬западной Руси, помещенной в 8 № «Будущности». Быстро несущиеся события и небольшой размер «Колокола» не дозволили нам до сего времени дать о нем отчет. Мы, сознаемся откровенно, не желали бы быть ареной политико-лингвистических споров, особенно таких, которые имеют в виду не объективную истину, не существенную пользу народа, а разные атеге- pensëes80[80] патриотические, завоевательные, религиозные и проч.

Корреспондент «Будущности», находя, что юго-запад России говорит на двух языках, заключает, что его следует судить и учить — на третьем. И притом на таком третьем, который Украине и Литве, шляхте польской и Руси людовой напоминает их страшнейшие исторические несчастия!

Согласиться с этим невозможно. И что это за регламентация языка, что за правительственные, административные вмешательства в букварь?.. министерство грамматики, департамент спряжений! Неужели не ясно, что школа и суд в стране, в которой два наречия, должны быть на обоих.

Дайте школам волю, так и будет.

О суде и говорить нечего; малейшего следствия нельзя произвести, говоря на разных языках с подсудимыми и свидетелями.

Хорошо