«Лишние люди и желчевики», где говорилось об учащейся молодежи «дальних университетов», «с непочатыми силами и крепкими мышцами», «кряже, который кротко простится с нами и пойдет своей широкой дорогой» (т. XIV наст. изд., стр. 322). О значении передовой университетской молодежи см. также в статье Герцена «Третья кровь!» (стр. 185 наст. тома). Отдельным позорным случаям «ёрничества» в студенческой среде, подобным описанному в данной заметке, Герцен посвятил ранее статью «Изобличитель» (т. XIV наст. изд.), в которой тоже говорил о недостаточности келейных обличений «загрязнившихся» студентов и о необходимости, минуя университетское начальство, организовывать общественные студенческие суды.

В настоящем издании в текст внесено следующее исправление: стр. 41, строка 9: не согласно вместо: не согласна

Стр. 41. …история ~ рассказанная в 23 № «Северной пчелы»… — В корреспонденции «Печальный случай в харьковском благородном собрании», опубликованной в «Северной пчеле» 25 января 1861 г., рассказывалось, что на новогоднем маскараде в дворянском собрании появилась девушка в маске и мужском костюме. Будучи якобы оскорблена студентом-медиком Страховым, девушка дала ему пощечину. Товарищи Страхова, считавшие, что он пострадал незаслуженно окружили девушку и сорвали с нее маску. Дальнейшая полемика, завязавшаяся в связи с этой историей на страницах «Северной пчелы», показала, что Страхов

317

действительно ни в чем виноват не был. В № 55 «Северной пчелы» от 13 февраля 1861 г. появилось сообщение о смерти Страхова, вызванной тяжелым потрясением после этой истории; см. также в газете «Русский инвалид» от 8 февраля № 31 и от 21 февраля 1861 г., № 42. И. С. Тургенев об этом сообщил Герцену в письме от 9 марта 1861 г.: «А представь, харьковский студент Страхов не выдержал и умер» (Письма КТГ, стр. 138).

САЛИЧЕСКИЙ ЗАКОН В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

Печатается по тексту К, л. 93 от 1 марта 1861 г., стр. 786, где опубликовано впервые, в отделе «Смесь», без подписи. Автограф неизвестен.

Авторство Герцена определяется тематикой заметки, близкой кругу его интересов (Московский университет, вопросы женской эмансипации), и некоторыми характерными особенностями ее стиля и языка. Вспоминая, как «около 1860 года» русские девушки начали заполнять «академические аудитории» и «анатомические залы», Герцен с негодованием отмечал в фрагменте из «Былого и дум» — «Mœurs russes. Les fleurs doubles et les fleurs de Minerve» — то противодействие, которое оказано было пионерам высшего женского образования реакционными представителями государственного аппарата, пытавшимися применить «салический закон к университетам и к науке» — «la loi salique aux Universes et а 1а sience» (^ XI наст. изд., стр. 551—553. В силу одной из статей закона «об аллодах» феодальной «Салической правды» женщины не имели права на наследование земельных владений и на престол). Типичны для публицистического стиля Герцена и строки заметки о «храбром попечителе и храбром ректоре», «вооруженных по званию страшными оружиями военного членовредительства и мирной хирургии». Эти иронические намеки имели в виду, с одной стороны, воинское звание попечителя Исакова (генерал-майор) и научную специальность ректора Альфонского (хирургия) — с другой.

Некоторые фактические уточнения к этой заметке вносит «Позднее, но существенное дополнение» (см. стр. 142 наст. тома).

ЦЕНЗУРНЫЕ ЗУАВЫ

Печатается по тексту К, л. 93 от 1 марта 1861 г., стр. 786, где опубликовано впервые, в отделе «Смесь», без подписи. Автограф неизвестен.

Включено в издание Лемке (Л XI, 42) со следующей справкой: «Сверено с подлинником, хранящимся в архиве семьи Герцена» (Л XI, 463). В публикации Лемке имеются разночтения с текстом К:

Стр. 42, строка 12: помогают вместо: помогает

Стр. 42, строка 14: Варадинов вместо: Вародин

В настоящем издании в текст внесено исправление:

Стр. 42, строка 14: Варадинов вместо: Вародин

Об одном из проявлений «цензурного неистовства» члена Главного управления цензуры барона Ф. А. Бюлера Герцен упоминает в заметке «Духовные и светские доносы, цензороквизиция литературы, рачители и попечители»: «муж прозвища лютеранского барон Бюлер, паки ревнуя о самодержавии, отдал под начало „Экономический указатель»» (стр. 98 наст. тома).

В статье «Русские немцы и немецкие русские» Герцен, имея в виду религиозный фанатизм, воинственность и жестокость зуавов, характеризовал иезуитов как «зуавов св. Петра» (т. XIV, стр. 185).

318

ДУХУ НЕДОСТАЛО!

Печатается по тексту К, л. 94 от 15 марта 1861 г., стр. 789, где опубликовано впервые, с подписью: И — р. Этой статьей открывается лист «Колокола». Автограф неизвестен.

В ожидании объявления манифеста об освобождении крестьян Герцен писал И. С. Тургеневу 7 марта 1861 г.: «Ты понимаешь, саго mio, что эти дни — не жизнь, а судорожное пережигание себя… Прочитав вечернюю газету, я мечтаю, что завтра в 9 будет „Таймс». Это — наше время, наше последнее время, эпилог <...>. Слышу о ваших раутах с князьями, боярами и воеводами; слышу о том дружественном беседстве о предметах важных с Чичериным и пр. А ведь хороши вы все, таскающиеся в Европе для ради прохлаждения, когда долг, разум, сердце <...> заставляют быть в России». На это Тургенев отвечал 9 марта: «Прежде всего должен тебе сказать, что ты ужасный человек. Охота же тебе поворачивать нож в ране! Что же мне делать, коли у меня дочь, которую я должен выдавать замуж и потому поневоле сижу в Париже? Все мои помыслы, весь я в России» (Письма КТГ, стр. 137). В письме Герцена от 12 марта повторены упреки «русским туристам» и Тургеневу, а также содержатся строки, уточняющие дату написания настоящей статьи: «Ты меня, действительно, огорчил, приняв как-то дурно естественный упрек, особенно естественный человеку, не имеющему возможность ехать и завидующему вам. Я писал в „Кол<окол>» статью вместе с письмом к тебе. В статье я упрекнул русских туристов, а в письме — тебя. Только, саго mio, жги меня, режь меня, но твой резон резона не имеет: будто, на два месяца ты не мог бы отлучиться? Мы все не привыкли жертвовать общему — that is the question <...> Пришли мне, если есть, новости, — все ждут к 18. Я одурел от беспокойного ожидания и от досады, что не могу ехать».

О других откликах Герцена на объявление манифеста см. далее, стр. 50 и 52, а также письма Герцена к М. К. Рейхель от 16 февраля и к сыну от 24 февраля 1861 г.

Стр. 43. Отложили!.. Зачем?. — Манифест был подписан Александром II 19 февраля (2 марта), но лишь 2 (14) марта объявлен сенату и 5 (17) марта обнародован в Петербурге и Москве; опубликован в «Северной пчеле» 6 марта (№ 51) и в «Русском инвалиде» 7 марта 1861 г. (№ 52). О причинах задержки обнародования манифеста см. в комментарии к заметке «Плуг уступает эксельбанту», стр. 321.

…потерянный вдали ведет… — Сторожевой пост.

Англичане ездили ватагами взглянуть на Гарибальди, на свободный Неаполь… — В 1860 г. отряд Гарибальди, поддержанный народом, разбил войска Франциска II и освободил Неаполитанское королевство от власти Бурбонов. 7 сентября 1860 г. Гарибальди был восторженно встречен жителями Неаполя.

VIVAT POLONIA!

Печатается по тексту К, л. 94 от 15 марта 1861 г., стр. 789—791, где опубликовано впервые, за подписью: И — р. Автограф неизвестен.

Перепечатано в польском переводе в журнале «Przegl^d Rzeczy Polskich» от 6 апреля 1861 г. (Л XI, 464).

«Известен ли тебе факт, что один из офицеров в Варшаве отказался командовать „пли»?» — писал Герцен И. С. Тургеневу 12 марта 1861 г. В письме от 7 марта 1861 г. Герцен запрашивал его о возможности публикации статьи во французской прессе через Делаво, который не раз знакомил французского читателя с произведениями Герцена и его деятельностью: «Имеешь ли

ты сношения с Генрихом шестым, т. е. Delaveau?

319

Я ему прислал бы „Колокол» (следующий), чтобы он сунул во французские журналы статью о Польше». В ответ Тургенев писал 9 марта 1861 г. из Парижа: «Присылай „Колокол» Делавойю. Он все поместит, что следует и где следует» (Письма КТГ, стр. 137).

В настоящем издании в текст внесены следующие изменения:

Стр. 44, строка 13: миновало вместо: миновало (по тексту К2)

Стр. 47, строка 27: отдать вместо: отдать (по тексту К2)

15/27 февраля 1861 г. царские войска расстреляли в Варшаве мирную манифестацию, организованную в память о восстании 1830 — 1831 гг. Расстрелом этой демонстрации царизм начал полосу новых репрессий против польского народа. Дело национального освобождения Польши, ставшее для Герцена кровной частью общерусской революционной борьбы, нашло на страницах «Колокола» всестороннее и глубокое освещение. О кровавых варшавских событиях см. ниже статьи: «10 апреля 1861 и убийства в Варшаве» и «Mater dolorosa».

Стр. 44. …офицер ^ отказался и вышел из рядов, а солдаты стреляли на воздух. — Речь идет о полковнике Попове, отказавшемся подать команду о стрельбе по демонстрантам (см. упоминания о нем в статьях «10 апреля и убийства в Варшаве» и «Отеческий совет» — стр. 66 и 96 наст. тома, а также в письме Гарибальди к Герцену от 13 апреля 1861 г. — стр. 341). Русские газеты выступили с опровержением этого факта. В корреспонденции «Варшавские события», напечатанной в «Северной пчеле» от 20 апреля 1861 г., № 88, говорилось: «Никакой полковник Попов не ломал своей шпаги, „чтобы не осквернить ее в крови поляков», как это говорят корреспонденты газет познанской и краковской». Это утверждение было повторено и в «Русском инвалиде» 4 мая 1861 г., № 96. В газете «Le Nord» 1 мая 1861 г. было опубликовано «Письмо из Варшавы», в котором также отрицались сообщения о благородном поступке русского офицера.

…экс-королю неаполитанскому ^ за сдачу ее. — О неаполитанском короле Франциске II см. комментарий к стр. 35.

…как погиб Караваев за Конарского… — О подвиге Кузьмина-Караваева, пытавшегося организовать в 1838 г. побег из тюрьмы польского революционера Шимона Конарского, Герцен рассказал ранее в статье «Русский народ и социализм»: «…Все было приготовлено для бегства, когда предательство одного из товарищей польского мученика разрушило его планы. Молодого человека арестовали, отправили в Сибирь, и с тех пор об нем не было никогда слухов» (т. VII наст. изд., стр. 313).

Аглай Кузьмин-Караваев, поручик Новоингерманландского полка, будучи начальником

тюремного караула в Виленском замке, связался с арестованным польским революционером Шимоном Конарским и его товарищами. Он передал записку Конарского одному из арестованных — дворянину Ожешко, который выдал Караваева властям. Вслед за Караваевым было арестовано еще около тридцати офицеров и унтер-офицеров. Под судом Караваев держался мужественно и хранил упорное молчание. Затем, чтобы положить конец затянувшемуся следствию, он открыто изложил свои взгляды. «Он сам сознался, — говорилось в донесении начальника следственной комиссии шефу жандармов, — что сделался совершенным извергом в мыслях, чувствах и даже словах против особы государя императора, против всего российского правительства, начальства. Воспламенилась в нем фанатическая приверженность к полякам». В 1842 г., после четырехлетнего заключения