это была мономания, что во всей России были открыты беспрепятственно рынки не только всякого сорта и возраста крепостных девочек и мальчиков, а старичков и старушек, и вместо того, чтоб покупать себе в Чухломе или Корчеве русских, — все за черкешенками. А русский флот на что в Черном море? Конечно, его и нет почти совсем — но для защиты прекрасного пола Зимний дворец дает последнюю шлюпку… Байярд!
260
Действительно, митрополит Филарет прав в составленных им молитвенных возгласах, вознесенных в памятословие 8-го сентября в Новегороде. «Преемственне в счете веков, созидавшим, укреплявшим, новосозидавшим (это Петр I), расширявшим (это уж Екатерина II), прославившим — во благозаконие и благоустроение империю всероссийскую».
261
К ОФИЦЕРАМ
В Петербурге, сверх того, было разослано в большом количестве ко всем военным новое печатное воззвание к офицерам с эпиграфом: «Не терновый венец, а верный успех ждет вас!»
«Кому будет принадлежать честь, — спрашивает воззвание, — честь освобождения отечества от заразы, от смерти?» — и отвечает: «Современное состояние России бросает этот завидный жребий на войско, ему должна принадлежать честь поднятия знамени свободы!»
Пусть же оно подымает его. За героями Севастополя, за героями Кавказа идти легко, идти почетно…
В главе движения русского становятся офицеры, они рвутся к деятельности: им стала невыносима польская кровь на их мундирах, кровь русского крестьянина их жжет. Они хотят стереть гражданские победы, домашние победы своих предшественников и представляют готовую организованную силу, в то время как рассыпчатое, статское резонерство препинается в спорах и поправляет слог138[138].
262
<ЧЕТВЕРТЫЙ ЗАПРОС ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ «КОЛОКОЛА»>
¿Три раза спрашивали мы, чем кончилось знаменитое следствие о зажигательствах, по которому сидели сотни человек в крепости и в частных домах. Ответа не было, а потому мы сами теперь отвечаем: все это был полицейский обман, который должен был испугать императора сверху и слабых внизу. Зажигателей вне полиции не нашли — а в полиции не искали… Не попробовать ли??
263
С КЕМ ВОЙНА?
Чувствительный корреспондент «Русского инвалида», рассказывая о своих сенсациях при отправке гвардейского полка в Варшаву, заключает салватор-розовскую картину следующими словами:
«Свисток — и поезд, напутствуемый благословениями, тихо тронулся. Прошло несколько секунд, но мы все, как бы под влиянием какого-то магического впечатления, стояли молча и неподвижно. „Благослови вас бог, товарищи и братья! Укрепи ваше мужество и стойкость!» — произнесли мы грустно, взглянув в туманную даль, скрывшую от нас этих молодцов, с такой изумительною твердостию и готовностию оставивших, быть может, навсегда все родное и близкое сердцу по одному призыву своего государя».
264
ПОДТАСОВАННЫЙ НАБОР
«Трудную задачу задало себе русское правительство — оно хочет соединить начала англосаксонского гражданского строя с монгольским управлением», — сказал как-то один корреспондент «Теймса» в статье «О Польше»139[139].
Действительно, задача трудная!
Можно ли что-нибудь выдумать безобразнее подтасованного рекрутского набора в Польше? Какое оправдание имеет невская орда, устраивая эту систематическую, рассчитанную за углом кражу людей — из мести, из трусости?
Так вот она, великая миссия примирения, на которую поехал наш сухопутный адмирал, государев брат, состоящий в должности Батыя в Польше, — да и не Батыя — Батый был полководец, победитель, а Константин Николаевич еще ничего не покорил, кроме сердца Головнина.
Как же он, прогрессист императорского дома, не бросился сам в Петербург, не растолкал немецкую татарву и не объяснил своему брату, что брать по выбору администрации людей в рекруты чудовищно, безобразно? Что поляки не могут этого вынести, что из-за этого набора польется кровь?
Или они того и хотят?
Полноте, господа Зимний дворец, дурачить свет! Нельзя, в самом деле, соединить Habeas corpus в дурном переводе с усовершенствованными монгольскими кандалами.
В то время как мы, заведомые анархисты, умоляли поляков выждать, не торопиться с восстанием, умоляли русских офицеров употреблять все усилия, чтобы устранить, отдалить преждевременное восстание, — в то самое время отцы и дяди отечества,
265
консерваторы по положению, устроивают воровский набор в Польше как будто для того, чтоб вызвать восстание отчаяния. Видно, и в этом пожаре зажигателями будут они сами. Да падут же на их голову рушащиеся своды и перегорелые балки.
А мы всё терпим. Долго ли же мы будем молча смотреть на этих поврежденных, слепых, глухих ямщиков, которые нас непременно опрокинут в страшную трясину несчастий и позора и у которых отчета нельзя спросить по малоумью и калечеству? Чего мы ждем? Пока сзовут Думу? Да ее никогда не сзовут — надобно, чтоб она собралась. Минин не ждал царского указа, чтоб начать свою агитацию для спасения Руси. Дума, Собор нужны не Зимнему дворцу, а народу русскому; ее надобно им втеснить — и, если мы хотим, мы можем это.
Не довольно им войны на Кавказе, — войны, которая продолжается после барятинского покорения, еще польскую войну им надобно. Да что же, в самом деле, за палачи русские солдаты и офицеры?
Поляки, весьма вероятно, не вынесут такой наглый произвол, такую грубую несправедливость, такое удесятерение тягости — самой тяжкой повинности. С жребием человек может еще мириться, с назначением полицейских лазутчиков — никогда. Перед такой обидой нечего рассчитывать сил. Да и вообще восстания начинаются не большинствами, а энергическим меньшинством. Если б мысль восстания имела за себя силу с самого начала, тогда восстание было бы не нужно. Такой пример дала на днях Греция. Она, соединивши все воли в одну ногу, преспокойно вытолкнула за дверь баварца с меньшими хлопотами, чем в Англии отставляют от места швейцара.
Итак, Варшаве еще раз придется поднять свою покрытую рубцами и закованную руку на защиту детей своих от люпокрадов. Наши офицеры, наши солдаты долею станут с ними, потому что против них идти позорно, и русская кровь польется с обеих сторон, и все это из-за чего?
Из-за капризной мести трусливого правительства, которое, не давая никому отчета, следует поэтическим внушениям своего расстроенного воображения.
Под опеку Думы его! под опеку Собора земского!.. или мы дойдем до страшных бедствий.
266
ПОТЕРЯ СОТРУДНИКА
Читатели, вероятно, примут участие в потере одного из самых неутомимых сотрудников наших: граф Виктор Никитич Панин, доставлявший нам столько материалов, наконец пал, мужественно защищая плети и розги!
267
UNE REPONSE
La police russe annonçait dernièrement la découverte d’un comité central polonais, présidé, prétendait-elle, par M. Mieroslawski.
Quelque temps auparavant, nous avions reçu une lettre140[140] d’un comité central national polonais siégeant à Varsovie, mais n’ayant pas M. Mieroslawski pour président. M. Mieroslawski a cru que c’était ce comité — dont il ignorait lui-même l’existence — qui aurait été découvert par la police russe et a mis en doute — dans le Siècle et dans l’Opinion Nationale — l’influence de ce comité. En ce qui nous concerne, nous ne mettons nullement en doute l’existence à Varsovie d’un comité central polonais, non présidé par M. Mieroslawski, et nous sommes en outre heureux d’annoncer à tous les amis de la Pologne que ce comité n’a pas du tout été découvert par la police russe.
D’un autre côté, le Constitutionnel, — et après lui l’Étoile Belge, — conteste l’authenticité de l’adresse des officiers russes en garnison en Pologne au grand-duc Constantin, qui a été insérée dans le Kolokol141[141], mais il accepte pour certain, sans la moindre hésitation, un fait tellement extravagant que nous le citons pour sa bizarrerie:
«Quand la Cloche est arrivée à Varsovie le grand-duc Constantin a pris un parti fort simple: il s’est borné à faire lire la prétendue lettre devant tous les régiments et dans toutes les casernes. Le lendemain, 16 novembre, les officiers ont fait demander au prince la permission de se présenter devant lui afin de protester contre l’abus qu’on avait voulu faire de leurs noms».
Quant à nous, nous ne doutons en aucune façon de l’authenticité des SIGNATURES qui se trouvent au bas de l’adresse des
268
officiers, signatures que nous avons entre les mains, mais, en revanche, nous sommes convaincus que l’anecdote concernant les officiers et le grand-duc, est de pure invention.
Les événements marchent vite maintenant en Russie. Les faits prouveront bientôt qui de nous ou de ces journaux a raison.
Les rédacteurs du Kolokol.
1- er décembre 1862.
Русская полиция объявила недавно, что обнаружен некий центральный польский комитет, возглавляемый, по ее утверждению, г. Мерославским.
Незадолго до того мы получили письмо142[142] от Центрального народного польского комитета, находящегося в Варшаве, но не имеющего г. Мерославского своим председателем. Г-н Мерославский решил, что именно этот комитет — о существовании которого ему самому ничего не известно — обнаружила русская полиция, и подверг сомнению в «Le Siècle» и в «L’Opinion Nationale» — влияние этого комитета.
Что касается нас, то мы нисколько не подвергаем сомнению существование в Варшаве Центрального польского комитета, не возглавляемого г. Мерославским, и, вдобавок, с радостью объявляем всем друзьям Польши, что этот комитет вовсе не был обнаружен русской полицией.
С другой стороны, «Le Constitutionnel», — и вслед за ним «L’Etoile Belge», — подтверждает подлинность адреса русских офицеров из польского гарнизона великому князю Константину, напечатанного в «Колоколе»143[143], но газета эта без малейшего колебания признает достоверным один факт, настолько нелепый, что мы приводим его вследствие его причудливости:
«Когда „La Cloche» был получен в Варшаве, великий князь решился на очень простую меру: он ограничился тем, что велел
269
прочесть мнимое письмо перед всеми полками и во всех казармах. На другой день, 16 ноября, офицеры попросили у великого князя позволения явиться к нему, чтобы протестовать против злоупотребления их именами».
Что касается нас, то мы никоим образом не сомневаемся в подлинности ПОДПИСЕЙ, стоящих под офицерским адресом, — подписей, находящихся у нас в руках, и, напротив того, убеждены, что анекдот об офицерах и великом князе представляет собой чистейший вымысел.
События теперь быстро подвигаются в России. Факты докажут вскоре, кто из нас был прав — мы или эти газеты.
Редакторы «Колокола».
1 декабря 1862 г.
270
ПУТИ! ПУТИ!
Нам становится неловко молчать на постоянно повторяемое обвинение в дороговизне русских книг, печатаемых в Лондоне. Раз навсегда мы объясним нашим читателям, что цена русских книг зависит не от нас, а от них.
При заведении русской типографии в Лондоне не было в виду торгового оборота. Все делалось и делается единственно с целью пропаганды.
До 1857 года не только печать, но и бумага не окупалась. С тех пор все издержки покрываются продажей, далее наши финансовые желания не идут.
Что касается собственно до избытка от продажи, то его только что достает на покрытие ущерба от перехватываемых тремя полициями экземпляров, — от экземпляров, которые мы считаем необходимым посылать безденежно и на наш собственный счет, — от экземпляров, за которые не платят, но которые мы посылаем, потому что они доходят в Россию.
