него.
Так же тревожно и грустно, да и еще к тому ж с черным пятном на совести, взошел он сам на вершину страшной скалы, с которой только что сбросили обезображенный труп убитого отца его. Он хотел добра, и ему верили. На его юные и кроткие черты смотрели с упованием; уповал и он, что сделает из России рай; он ей отдает лучшие годы, лучшие силы, народ благословит его, он замолит грех своего участия в кровавом деле, и тогда, Траян и Марк Аврелий, он исполнит писанное
45
к Кочубею и пропадет в виноградных садах на берегах Рейна17[17].
Александр был откровенен в этих мечтах, он им верил, и не он один — им верила вся Россия, т. е. Россия порядочных людей, Россия, признанная людскою; до черной Руси, до Руси податной это не касалось; она и тут, как вообще на торжествах и праздниках, была исключена из общей радости, да и сама не старалась принять в ней участие, вспоминая матушку императрицу и словно чуя, что новое царствование за кровь десятого человека заплотит военными поселениями.
Легко было начать новую эпоху, опираясь на такую любовь, на такую веру, на такую радость о смерти злодея…
Теперь дай человека мне, создатель…
Ты много дал мне, только человека
Ты дай теперь мне.
Как ты, всеведущ. Слуги, мне тобой Посланные, — сам ведаешь, какие Они мне слуги. Из-за денег только Они мне служат.
Мне правды надо…
Прошло дней десять после смерти Павла. Во дворце был большой прием; радостные лица, одетые в глубокий траур, входили, выходили, низко кланялись, повторяли раболепные фразы. Застенчивый Александр, мало привыкнувший к этой работе и к этой роли бога, перед которым все падает, на которого все уповает, утомленный, взошел после приема в свой кабинет и бросился на кресло перед своим рабочим столом. На его столе, в его кабинете, в который никто не смел входить, лежало толстое письмо… запечатанное и надписанное ему.
Он сорвал печать и развернул письмо; по мере чтения глаза его наполнялись слезами, щеки горели; он положил письмо, и крупные слезы продолжали катиться по его щекам. Их видели граф Пален и Трощинский. «Господа, — сказал им государь, — неизвестный человек положил на мой стол это письмо; оно без подписи, сыщите мне непременно, кто его писал».
46
II ПИСЬМО
Вот что прочел император:
Каким прекрасным днем началось Твое царствование! Казалось нам, что сама природа в восторге встретила Тебя18[18]! Александр, любимец сердец наших! Десятый день уже освещает весеннее солнце Твоих надеждами исполненных подданных, и день от дня, час от часу Ты более оправдываешь сии надежды. Какая лестная будущность ожидает нас!
В сие время всеобщего восторга кто пощадил бы жизнь свою на защищение Твое? Но Ты в нем не имеешь нужды… Прости ж, если, искав, принести Тебе дань, я дерзновенною рукою начертаю некоторые истины, — я, удаленный от двора Твоего и упования наград, один из безвестнейших россиян. Прости, прости меня за неважную сию жертву, но жертву сердечную; прийми ее засвидетельствованием доверенности к Твоим добродетелям, знаком истинной подданнической любви. Без сомнения, все, что я ни скажу Тебе, более или менее впечатлено уже в Твоей благородной душе или известно в сонме мужей мудрых, которыми Ты окружаешь Себя. Но эта мысль не могла меня удержать повергнуть лепту вдовы в сокровищницу, так точно, как самое блистательное понятие о славе Твоей никогда не удержит меня от рвения распространять ее, во всяком для меня приступном кругу, моею хвалою…
Государь! Ты царствуешь над сорокью миллионами человек, искони приобыкших беспредельно чтить власть, вне которой они не могут представить себе блаженства. Одного взора их царей часто довольно, чтоб разлить повсеместную радость, и, конечно, одного веления, чтоб устроить счастие, каким только может человек наслаждаться на земле…
Империя, которая своим называть Тебя будет, не обыкновенное государство. Ей нет подобной не только в нынешнем состоянии Европы и прочих частей света, но, может быть, и в летописях веков прошедших. Она заключает в себе десять климатов, обитаемых народом большею частию единого языка и единой веры. Она от севера до юга и от запада к востоку изобилует в количестве и роде бесчисленными благами, заменяющими себя взаимно, которые дают возможность поставить все ее сношения с чужими странами в совершенной независимости. Она имеет и пространнейшие земли для возделывания большею частию ей одной свойственных произведений, и надежные руки сынов своих для искуственного их обработывания. Посему богатства ее, не на случайных причинах, но на природе основанные, должны возрастать с самим временем. Она представляет, так сказать, подобие рудника, открытого при поверхности земли, которого изобилие постепенно обнаруживается по мере его углубления
47
Она изобилует реками, которые, из ее средины изливаясь в пять морей, ожидают только попечительной руки правительства, чтоб соединить их всех, чтобы сообщать рукоделия Европы — Азии и азиатские богатства Европе кратчайшими путями. Она граничит в наибольшей части с Ледовитым океаном или странами, столько же неприступными, как и он; в остальной же части имеет соседей, привыкших почитать русское могущество. Что могу сказать Тебе, Государь, нового о гражданских добродетелях Твоего народа, который среди времен грубейшего невежества обращал уже на себя внимание, — народа, в нынешнем состоянии нравственного мира едва ль не менее всех прочих народов поврежденного?.. Напомню только одну из этих добродетелей, обеспечивающую незыблемость отечества. Пожертвование жизни за него всегда и везде почитаемо было достойным вечных похвал; но сие пожертвование без всяких видов славы, утешительницы умирающих героев, сие великое самоотречение свойственно редким лишь душам; и российские ратники способны к нему более всех древних и новых воинов. Решительный военачальник идет на смерть — я почитаю его; но вижу, что слава, которая из-за пределов гроба простирает к нему свой лавр, наполняет его воображение удивлением соотечественников и потомства, что сия слава смягчает ужасы смерти. Честолюбие, желание приобресть блестящее отличие упояет его. Самая необходимость действовать соответственно званию, к которому он принадлежит, влечет его вперед. Но простой солдат, который не мечтает о лаврах, не имеет предрассудков благородства, заставляющих отличаться, не ожидает наград; солдат, которого участь не переменяется после двадцати выигранных сражений и который, не думая о свидетелях, о потомстве, об истории, умирает весь, у которого священный долг есть единое побуждение, — для меня прямо великий герой! Таков российский солдат; и таких имеешь Ты сотни тысяч!..
Время образовало человеческую премудрость; время, усовершая все, предуготовляет законодателю способ быть благотворителем человечества. Если б Екатерина, если б Марк Аврелий сам, жили в железном веке царствования Ивана Васильевича, когда вся Европа покрыта еще была тьмою суеверия, подавляема своеволием феодализма, много ли бы они могли сделать в пользу своих подданных? Предположив, что они из собственного сердца, созданного для блага человеков, из собственного
всеобъемлющего разума извлекли бы законы; предположив, что они нашли бы возможность в одно время и сильно действовать и глубоко размышлять, проникать без всяких предварительных познаний в состав обществ, в сердца людей, где взяли бы они достойных исполнителей своего плана? Ни люди, ни средства для образования общественного не были еще произведены. В наши дни, Государь, наука законодательства, вместе с прочими науками, вместе с общими успехами разума, необходимо усовершенная, представит Тебе в творениях величайших умов тысячу новых идей, которые, объяты быв благодетельным Твоим духом, искушены, подобно как злато искушается огнем, религиозностию Твоих чувствований положиться в основание счастия россиян. Велика заслуга
48
мудреца, многотрудно открывающего истину; но тот, кто силу, данную ему от небес, обратит на действительные приложения сей истины, достоин алтарей! Он бог, собирающий носимые бесполезно по воздуху пары в благотворный дождь, который дает плодоносив долинам и воды рекам, орошающим их. Ежели земные владыки могут назваться подобием великого, непостижимого существа, создавшего миллионы миров, то, конечно, тогда только, когда они подражают его благодетельности…
Воззри напоследок на нынешнее состояние Европы. Могло ль быть когда-либо время способнее для возведения Твоей «России на верх славы и блаженства» в сходство обещания Твоего? Притязания и виды всех держав так разнообразны, так противуположены друг другу, что Т ы никогда не можешь быть в необходимости принять оружие, если Сам будешь иметь миролюбивые намерения, если суетные хвалы умов праздных (так называемая слава завоевателей) никогда от Тебя не удостоятся быть взвешиваемы наряду с благословениями тысячей и тем человеков, которых судьба от Тебя зависит. Французский переворот, столь гибельный сам по себе, поколебавший столько правлений, не только не сделал вреда России, в которую его начала не могли проникнуть, но принес ей еще ощутительную выгоду, отвративши, во-первых, завистливое внимание держав в самое критическое для нее время и, потом, новым расположением связей их, уволивши наш двор от необходимости пристать к той дали другой стороне, которые обе теперь, почитая соучастие наше решительным, должны наперерыв искать нашего благорасположения. Россия вышла, чрез неожиданное это стечение обстоятельств, из всегдашней (со времени Петра Великого) скрытной войны со всеми европейскими державами. Самую молодость ее, которая еще чрез целое столетие не могла б быть забыта, революция навсегда изгладила из памяти.
В сем состоянии дел внутренние и внешние долги государства Твоего не важны, судя по великости источников Твоих доходов, кои не расточены еще столько, чтоб простым отменением некоторых предположенных издержек не можно было вывести казну в несколько месяцев из всякого затруднения.
Таковы средства, Государь, которые Ты имеешь быть великим, счастливейшим монархом среди счастливейшего народа на земле…
Ночью, проходя мимо чертогов Твоих, я представлял себе сию картину благословенного Твоего политического положения и размышлял, каковы будут пути Твои.
Неужели захочет Он, говорил я сам себе, произвольно расстроить редкое согласие неба и земли в Его пользу и благотворное предуготовление целого полвека оставит без исполнения? Неужели Он созданному для душ обыкновенных удовольствию самовластия хладнокровно пожертвует надеждою народов, бессмертною славою и тою наградою, которая по долговременной, безмятежной, семейственных радостей исполненной жизни ожидает добродетельных монархов в стране блаженства?
Нет! Он раскроет напоследок великую ту книгу судьбы нашей и павших потомков, которую лишь указал перст Екатерины. Он даст нам непреложные
49
законы. Клятвою многочисленных племен своих подданных утвердит Он их в роды родов. Он скажет России: «Вот предел самодержавия Моего и Моих наследников, нерушимый вовеки!..» и Россия войдет, наконец, в число держав монархических; и железный своенравия скипетр не возможет сокрушить скрижалей ее завета.
В этом будет Он действовать медленно, как действует природа в таинственных путях, от творца ей уготованных. Он призовет в помощь свою вечный разум, имеющий озарить Его душу; им руководствуясь, обозрит Он весь состав законов, доныне существующих, дабы без нужды и по одной лишь любви к новостям не разрушать утвержденного и оправданного уже
