их зависит не от русских офицеров, а исключительно от самих поляков. Прекратится восстание —
прекратятся жестокости59[59]; пожалуй, пусть восстание даже и продолжается, но пусть поляки соберутся в армию и прекратят свой партизанский образ войны, при котором каждый начальник шайки разыгрывает роль царька и по-своему поступает с нашими пленными, тогда, несомненно, прекратятся и жестокости60[60].
(«Моск. вед.», т. е. апреля 4) СТРАННЫЕ ИГРЫ СЛУЧАЙНОСТИ
Как особенно замечательный феномен природы выписываем мы из 54 № «Москов. вед.» следующую поправку:
В № 51, от 7 марта, в статье «Наши космополиты» г. Щебальского, замечена важная опечатка.
Напечатано:
«и в такую-то минуту какие-то Хамы позволяют себе издеваться над своим народом и говорить, что восстание Польши есть для него благодеяние».
Следует читать:
«И в такую-то минуту космополиты позволяют себе» и так далее
По такому же капризу случайности, как космополиты, от перестановки букв и от замены их другими, делаются хамами, — Хамы, не в печати, а в самом деле, делаются страшными Иафетами, отчаянными Симами и наоборот . Эту игру случайности мы особенно видели в нашу революционную и маскарадную эпоху. Нам не случилось встречать врагов церкви, больше страстных, как аббат Ламенне, демократов, больше искренних и простодушных, как графа Станислава Ворцеля и де Флота, родившихся в высшей аристократии. Рядовые всего больше боятся офицеров, выслужившихся из солдат. Аристокрация не имеет больших поклонников родовитости, прирожденных привилегий, белой кости и столбовой доблести, как люди, которых
126
скромное начало теряется, как начало Нила (что не мешает их разливу оставлять запасы фараоновых мышей, абасов, крокодилов и прочих ученых зверей Египта), в тине неизвестности. Если б это не была тоже типографическая ошибка, можно было бы думать, что, защищая феодальные права князей, графов, они думают, что и на них падет что-то от сиянья княжеского, от лучезарности графской и что их по крайней мере примут за баронов.
STA, BORUSSIA!
Heil dir im Siegeskranze!
Баста, Боруссия! Останови твой смелый полет кверх ногами, страна-дядя ! За тобой никто поспеть не может. Давно ли ты парила так метафизически высоко, на крылах трансцендентального идеализма, над Австрией; а теперь и Австрия словно на горе — так опередила ты, Боруссия, в твоем падении! Будь же скромна, остановись — heil dir im Siegeskranze! На что же останавливать корпию, посланную из Парижа польским инсургентам?.. Это роскошь. Ну, поляка, другого, по выбору, выдать русскому правительству на казнь — отчего же — можно, благо Европа бранится, но позволяет. Но корпию перехватывать нехорошо — огласка будет!
АСТРОНОМ-НАБЛЮДАТЕЛЬ И МИССИОНЕР ХОТИНСКИЙ
На днях мы получили из Петербурга весть о том, что «какого-то профессора Ходинского или Хотынского III отделение отправило наблюдателем в разные страны и, между прочим,
127
в Лондон, с жалованьем 12 000 фр. или руб.». В письме прибавлено, что «корреспондент не ручается за цифру жалованья», но что «факт миссии этого господина ему известен из верного источника».
Сведения, которые нам случалось получать этим путем, всегда оправдывались. Какой-то действительный статский советник и кавалер М. Хотинский в самом деле проживает в Лондоне и занимается разными наблюдениями .
Предоставляя г. Хотинскому все средства подтвердить или опровергнуть официальность своего ученого поручения, мы, с своей стороны готовые всегда способствовать благодетельным видам правительства и убежденные, что в Англии всего труднее делать знакомства, постараемся следующего миссионера-наблюдателя рекомендовать английскому народу.
Степень сближения будет зависеть не от нас; обстоятельства, впрочем, к тесному знакомству именно теперь хороши .
10 апреля, 1863.
К ЛЕТОПИСЯМ ПЕТЕРБУРГСКОГО ШПИОНСТВА
Двумя мерзавцами и тремя сестрами милосердия меньше. Слух о том, что в Варшаве убили на улице двух шпионов, подтверждается самим «Нордом». Жаль, что не четырех!
«С.-Пб. ведомости» от 11/23 марта сообщают следующий милый анекдот:
Незадолго Лангевич повесил будто бы трех варшавских дам, прибывших в его лагерь служить у него или в виде ординарцев, или сестрами милосердия. Так как тайные агенты поляков знают, что делается в каждом варшавском доме, то знали, что делают и эти танцовщицы и с кем они водятся. Дано было знать Лангевичу относительно их профессии; вещи приезжих осмотрены, и у всех будто бы найден яд. Здесь называют даже фамилии этих несчастных: Михальская, Хмилевская и Добропогий.
128
«Не Доброногова ли?» — спрашивал корреспондент, но оказалось, что на этот раз сестра милосердия, как покойная Елизавета Воробей, называлась по-мужски.
Quae medicamenta non sanant — ferrum sanat, то есть не мытьем, так катаньем, не оружием, смерть причиняющим, так оружием врачующим и жизнь дающим; солдаты плохи, грабят и не усмиряют — актрисы хороши. У императора моего обителей много, и в тех обителях много разнообразнейших оружий, от дыбы Преображенского застенка до уступающего под тяжестью дворянского несекомого тела квадратика на полу Третьего отделения , от частных приставов до публичных женщин.
И какая находчивость одеть танцовщиц сестрами милосердия — авось-либо умирающий проболтается, кого-нибудь замешает; а не умирает — можно яду подбавить, органического или минерального. Мы советуем в числе оружий, сражаясь с русским правительством, брать с собою nitrate d’argent.
Вот до чего добаловались барышни! Не надобно мешать две милые слабости — доносить вам всего менее приходится. Дело другое.
Головнин — его ремесло такое: министр от просвещения, поневоле немножко жандарм, и поэтому должен был обратиться с просьбой к баденским квартальным насчет списочка русских молодых людей, участвовавших в напутственном концерте, данном почтенному предшественнику Головнина Путятину в Гейдельберге. Само собою разумеется, что баденские полицейские с восторгом воспользовались случаем одолжить петербургского министра.
HYDE PARK И ЗАПРЕЩЕННЫЙ МИТИНГ
Консервативная журналистика с восторгом и упоением повторяет новость о том, что полиция запретила митинг в Hyde Park’e «из политических видов». Когда же эти господа поймут хоть йоту в английских законах и в здешней администрации?
Девичья память их забыла, что после диких побоищ между английскими гарибальдийцами и ирландскими пиитами митинги были запрещены в парках. Запрещение, в сущности не имеющее силу закона, чисто административное.
Митинг не был допущен не потому, что он за Польшу, а потому, что он созван был в парке. Митинг, который бы имел целью благодарить императора Александра II за назначение Берга в какие-то adlatus’u, митинг, который бы имел целию изъявить свое сожаление о расстройстве умственных способностей прусского короля, так же точно не был бы допущен. Полиция (не знаю, многому ли научили Константина Николаевича два лондонские полисмена, дававшие ему уроки, а было чему поучиться) и не препятствовала, собственно. Полицейский сказал очень учтиво, если кто примет место чермана (президента), то он будет в необходимости его арестовать. Что ж из этого? В континентальном воображении тут Алжир, Кайенна, Иркутск, Иртыш, цепи, казаки, пруссаки… Здесь совсем не то — чермана на другой день выпустили бы, а много-много заставили бы заплатить несколько шиллингов.
Митинг был дурно созван; если б было тысяч десять народу с самого начала, полицейский еще учтивее сказал бы то же и пошел бы закусывать.
Мы не знаем, кто сзывал этот митинг, но черман или бюро поступили дурно. Надо было допустить полицейскому арестовать кого-нибудь, тогда мы увидели бы вопрос о праве полиции запрещать митинги перед судом, а легко может быть, и перед парламентом.
130
«WARD JACKSON»
Пароход «Ward Jackson», на котором отправился комиссар польского правительства И. Демонтович и полковник Ф. Лапинский с отрядом польских волонтеров, находится в Мальме. Капитан Р. Ветерли не исполнил условия и из трусости или иных побуждений оставил в Копенгагене пароход со всем экипажем, исключая трех матросов, и объявил, что дальше не повезет. Поляки были принуждены высадиться в ближайшей шведской гавани. В Мальме отряд был принят жителями с энтузиазмом.
В журналах была бездна вздору, повторенного и нашими газетами, об этой экспедиции. Никакие дамы не участвовали ни в снаряжении корабля, ни в покупке его груза, да и никакие мужчины, кроме поляков. Все было сделано на польские деньги, данные поляками.
131
МЕЖДУ МОЛНИЕЙ И ГРОМОМ
Штиль! Нервная тишина, — тишина ожиданья… тяжелого, мучительного. Кто не знает мгновений, которые проходят между молнией и громом — мысль перервана, работа остановилась… иные крестятся, приговаривая «свят, свят», другие внимательно считают, стараясь отгадать, близко ли, далеко ли гроза.
Мы все это переживаем теперь. Молния сверкнула на Западе, удара нет. Скоро ли, близко ли… уже скорее разразился бы!
Атмосфера душная, парит, все припало к земле, только слышно журнальное жужжанье, а вестей нет. Что война в Польше? Как течет польская кровь, как грабят русские, существует ли Константин Николаевич, Велепольский? Все словно исчезло в ожидании.
А как это зарница?
30 апреля.
132
ПЕТЕРБУРГСКИЙ «ГОЛОС» И БАЛТИЙСКАЯ БОЛТОВНЯ О ЦЕНТРАЛЬНОМ КОМИТЕТЕ
«Голос» выписывает из «Ostsee-Zeitung» следующее:
Тайна, которою были покрыты имена членов Центрального революционного комитета, начинает мало-помалу обнажаться, и при этом обнаруживаются имена молодых людей, до такой степени незамечательных, что даже в Польше едва ли они многим известны. До 26 февраля (10 марта) председателем комитета был инженер Варшавско-Венской железной дороги Марчевский. Схваченный в этот день в Варшаве, он по настоящее время заключен в тамошнюю цитадель, где ему предстоит получить заслуженное возмездие за свой поступок. Между членами Комитета находятся: Бобровский, Иеско и Данилевский — все молодые люди, от 20-ти до 24-х лет, которые приняли на себя временное управление Польшею, еще сидя на школьных скамейках (!). Молодость и темные имена членов Революционного комитета и составляют причину, почему, несмотря на все меры стеснения, им удалось, до настоящего времени, сохранить анонимность общества.
Остзейский газетчик думает, что великие люди, как великие князья, должны родиться с андреевской лентой через плечо и с офицерским дипломом в кармане. Я, с своей стороны, то же думаю. С какой стати молодым людям соваться в исторические деятели, на эдакие должности надобно, чтоб определяло начальство людей пожилых, чиновных; а это так, молокососы, самозванцы. Всего смешнее, что неизвестных людей хотят делать историческими людьми, это contradictio in adjecto61[61]. Бывали такие беспорядки и прежде, но зато таковские исторические личности и вышли; Кромвель, напр., даже инженером не был на железной дороге, а просто был пивовар; зато, кроме дебоша в английской традиции, ничего не сделал.
Впрочем, какого же порядку ждать от возмутителей?
Гораздо страннее то, что, открывши, кто члены зловредного Комитета, тех же журналистов ждет еще открытие — именно то, что члены-то другие, если не все, так à peu près62[62]. Вот сюрприз-то будет!
ПРОКЛАМАЦИЯ
«Инвалид» с большой важностию разбирает прокламацию «предводителей инсургентов», напечатанную в «Daily News», называя ее «замечательным документом». Может, эта диссертация и замечательна, но не документ. Кто эти предводители? Какие предводители имеют теперь довольно досуга, чтоб писать целые брошюры? Мало ли кто что пишет в стране, где цензура и не одобряет и не дозволяет. И. Цверцякевич, уполномоченный делегат польского правительства в Лондоне, давно покончил «с замечательным документом».
К СВОБОДЕ КНИГОПЕЧАТАНИЯ В РОССИИ
Для пояснения различия, сделанного нами выше между одобрением и дозволением,