Майделю и Лихачеву и губернатору Кригеру, однако ж ни один подобный поступок не подвергся наказанию, и даже не показывают виду, чтобы намерены были наказывать за эти варварства.
Грабеж просто пользуется покровительством властей: ежедневно на улицах солдаты продают награбленные вещи; на аукционах, делаемых для продажи вещей, взятых в обозах инсургентов, продают дамские шляпы, подносы, серебряные подсвечники и другие вещи, о которых трудно предположить, чтобы могли находиться в лагерях инсургентов.
Восстание в Литве и Самогитии постоянно увеличивается. Несмотря на то, что русские колонны перебегают край в разных направлениях, формируются постоянно новые отряды инсургентов везде, где только некоторое время нет русских войск.
160
Крестьяне с каждым днем принимают более искреннее участие в восстании; духовенство совершенно ему предано; евреи способствуют ему, хотя пассивно. Только недостаток лучшего оружия весьма чувствителен, хотя в последнее время получено его некоторое количество. Через Пруссию почти нет возможности получить оружия: прусские власти бдительнее и усерднее здешних. В последнее время восстание заняло весь Вилкомирский уезд до границ Ново-Александровского. Телыпевский уезд, где были собраны значительные силы, воспользовался уходом генер. Майделя с 2500 чел. и тотчас же вспыхнул. В Шавельском уезде восстание сильно развивается, уже 13 апреля около Трышен под Билюнишками Писарский с горстию инсургентов причинил значительный урон двум соединенным колоннам войск. После стычки русские сожгли Билюнишки, но всего любопытнее то, что вместе с тем сожгли и тела своих убитых, дабы скрыть свою потерю. Это укрывательство сделалось общим правилом русских отрядов. Итак, если только поле сражения остается за ними, то раздевают своих убитых (чтоб нельзя было их отличить от инсургентов) и поспешно закапывают. Если же для похорон употреблены бывают крестьяне, то под строжайшею ответственностию приказывают им не открывать никому, сколько погребено тел, и вдобавок вынуждают клятву. Естественно, что таким образом тайна скрывается недолго.
Большие или меньшие стычки происходят ежедневно, так что подробно их исчислить невозможно; вообще же можно сказать, что дела инсургентов идут хорошо. Вначале они теряли обозы, но теперь сделались опытнее и умеют их сохранять.
В последние две недели инсургенты имели несколько очень счастливых стычек. Яблоновский сформировал свой отряд и, доведя его до 2000 человек, разделил на несколько частей и сам с меньшею частию прорвался до прусской границы, взял там несколько оружия и, остановившись в укрепленном лагере у Таурос под Караполем, оттеснил с уроном русских, которые два раза атаковали его. Лагерь был окружен с трех сторон болотом, русские вязли в нем под сильным ружейным огнем. Русские отступили и на этот раз не могли уже забрать своих трупов и оружия; пало их 67; раненых отвезли в Юрборг и Тауроген 80 с лишком. После этой битвы Яблоновский двинулся на прежнюю позицию.
21 апреля в Роговском лесу инсургенты под предводительством Доленги тоже восторжествовали. Ксендз Мацкевич был героем этого дня; словом и делом одушевлял на бой и во главе косиньеров так сильно ударил во фланг неприятеля, что принудил его к отступлению. Доленга имел уже 2700 человек. Отряд этот разделен был на 5 частей.
Одна часть под предводительством Мацкевича первого мая вошла в местечко Оникшты, уничтожила там русские власти. Оникшты находятся посреди деревень государственных крестьян, которые, как известно, отличаются перед другими пламенным участием в восстании. Ксендза Мацкевича, когда он вступил в Оникшты с крестом, с развернутым знаменем и народным гимном, встретили с неописанным восторгом; народ падал ему в ноги, целовал полы его одежды, матери подносили к нему своих детей.
161
Назад тому неделя происходила стычка неподалеку от дороги из Вилкомира в Вильно под Ширвинтами. Сильный отряд русский под начальством генерала Гацеевского, из 6 рот пехоты и 2 эскадронов кавалерии, наткнулся на соединенные отряды Городенского и Вислоуха. Бой был кровопролитный. Городенский и еще 13 инсургентов пали; русских убито 89, которых по отступлении инсургентов в глубину леса приказано крестьянам поспешно похоронить, под присягой сохранить тайну. Четыре только трупа для виду отослали в Вильно и там похоронили с почестями. Вероятно, в русских бюллетенях только и будет сказано об этих четырех. Гацеевский направился к Оникштам, куда прибыл два дня после прохода Мацкевича.
Чиновники по выборам и мировые посредники в Литве все уже подали в отставку; даже Домейко, который долго отнекивался, несколько дней тому назад тоже подал в отставку, объявляя свой поступок в энергическом письме на имя Назимова.
Из Польши (Из письма русского корреспондента)
М. г.,
считая долгом отозваться на ваше приглашение, напечатанное в 156 листе «Колокола», я решился сообщить вам о действиях одного из наших полков против восставших жителей Польши.
Постараюсь писать короче, выставляя на вид главных членов грабежа, насилия, поджогов и убийства несчастных. За верность описываемого мною ручаюсь словом честного человека. (Письмо подписано).
С 10/22 на 11 января сего года квартировавшие в местечке Шидловце Радомской губернии 3 и 4 роты Могилевского пехотного полка, несмотря на известие о приближении отчасти вооруженных людей, оставались без предосторожностей.
Ночью толпа вооруженных бросилась на часовых; изрубив четырех человек, успела захватить семнадцать винтовок из ротного цейхауза. Войска в беспорядке отступили в поле. Назавтра с рассветом, когда в местечке не было ни одного вооруженного, войска ворвались в местечко и ограбили его, убили несколько невинных, арестуя всех мужчин по подозрению, и с ними возвратились в штаб полка г. Радом; штабс-капитан Немченко связал всех 72 на одну веревку, так что несчастные едва могли двигаться, в числе их был 70-летний ксендз, взятый с постели!
20 января (2 февраля) 1, 2, 3, 4-я линейные и 1-я стрелковая роты Могилевского полка, рота 2 саперного батальона, сотня казаков при двух орудиях 7 артиллерийской бригады, соединясь с батальоном Смоленского пехотного полка и эскадроном Новороссийского драгунского под начальством генерал-майора Марка, направились к местечку Вонхоцку, предполагая застать там главные силы инсургентов. В полуверсте от местечка отряд наш был встречен пальбой из слабой цепи инсургентов; им отвечали сотни ружей и несколько гранат; после первых выстрелов инсургенты
162
отступили к местечку, по и там, не имея возможности защищаться по малочисленности, разбежались по лесам, а с ними и жители, кто мог уйти. Торжествуя мнимую победу, отряд вступил в местечко и, не слушая команды, открыл учащенную пальбу в церкви, дома, сараи и огороды; наконец, убедившись, что инсургентов нет, потому что на сотни выстрелов не было ответа, христолюбивые воины принялись за грабеж: белье, платье, деньги, ценные вещи, скот, лошади, домашняя птица — все отнималось у жителей, и за одно слово сопротивления им платилось пулей иль штыком; чего нельзя было взять с собою, то ломали, жгли, рубили. Старики, женщины, дети без разбору были убиваемы, если хотели спастись бегством или не могли исполнить диких требований солдата. Поверите ли вы, что не только солдаты, но и офицеры принимали участие во всех этих ужасах; даю вам слово честного человека, что не чувство мести, не личность, но справедливое негодование заставляет меня выставить па вид несколько их поступков71[71]. Штабс-капитан Немченко, войдя в костел местечка, забрал все попавшее под руку из церковной утвари, как-то: дароносную чашу, переплет евангелия, оправленный в золото с драгоценными камнями, и крест, усыпанный бриллиантами; отнесши все это в свою повозку, он из магазинов брал полотно, шелковые и бархатные материи и, наконец, покупал у солдат все дорогое за десятую часть цены. Могилевского же полка командир 4 роты, капитан Олендзкий (литвин по рождению), вывел пару лошадей из конюшни мирного жителя, что видел адъютант Константина Николаевича, капитан Кемеровский.
Командир 1-й стрелковой роты, штабс-капитан Масловский 1, имея при себе повозку, остановился на дороге, где должны были проходить с грабежа солдаты его роты для его личного осмотра; покоряясь необходимости, они отдавали ему часть лучших награбленных вещей; по его же приказанию была взята лошадь у крестьянина и впряжена в его повозку. Майор Ридигер с помощью денщика и солдат вынес четверть пшеничной муки из магазина. Поручик Михайловский представил генералу Марку солдата с награбленными вещами; но генерал, узнав от солдат, что представленный ему был прежде поведения хорошего, отпустил его с вещами без наказания. Наконец, когда нечего было грабить и некого убивать, войска зажгли местечко… много еще пало жертв, скрываясь от дикой ярости солдат.
Придя в Радом, солдаты открыто продавали награбленные вещи; покупщиками были офицеры и евреи, и только чрез три дня были предприняты меры к прекращению этой позорной торговли.
За подвиги в Шидловце, Вонхоцке Олеидзкий и Немченко представлены к Владимиру; а поручик Львов, из револьвера добивавший раненых, и батальонный адъютант прапорщик
Абфалъ, стрелявший из винтовки (и, по донесению Марка, убивший начальника стрелков неприятельских войск), оба представлены к повышению чинов.
Так же верно, что на возвратном пути из Вонхоцка командир 2 стрелковой
163
роты Смоленского пехотного полка, штабс-капитан Краевич, пришел в местечко Суходнев и, не найдя в оном инсургентов, приказал грабить и потом зажигать почти каждый дом отдельно, уцелели только костел и дом ксендза… Посуда, мебель, одежда, белье, платье, скот — все забиралось по приказанию Краевича, и на лошадях ограбленных, сожженных и убитых жителей привезено их имущество в штаб полка г. Кельце. Сам командир полка, Чинеири, получил громкую известность за грабеж и бесчеловечие. На одном фольварке он взял сорок лошадей, хотя там не было инсургентов, донес, что отбил обоз, и получил генерала!
О деле под Малагощем, 12/24 февраля, я знаю все подробности, но недостает ни сил, ни воли описать весь ужас этой ужасной бесчеловечной резни; много нашлось храбрецов добивать раненых, и если бы Лангевич знал о нападении наших с трех сторон, то никогда не проиграл бы дела; тогда было еще не время отважиться на отчаянный бой; и хотя местность, занятая Лангевичем, была превосходна во всех отношениях, но от неумения стрелять и совершенного незнания военного дела его солдат он после трехчасовой резни был разбит; до трехсот человек лучшей молодежи выбыло из фронта, несколько пленных, два орудия и знамя достались нам.
Назавтра, возвратись с преследования, войска вошли в м. Малагоще. Уже по привычке ограбив все, храбрые воины ворвались в костел, где лежали раненые инсургенты; их перебили, для того чтоб снять с них все и похвалиться числом убитых жертв. В деле под м. Козеницы подполковник Устюжанин с тремя ротами солдат не решился напасть на лагерь из двухсот инсургентов и потребовал еще роту и артиллерию; пока он получил подкрепление, инсургенты отступили; преследуя их, поручик Львов и батальонный адъютант Абфаль с цепью без резерва ушли на две версты от главных сил; когда, несмотря на сигнал, барабанный бой и выстрелы, цепь не возвращалась, отрядный начальник Устюжанин растерялся и не знал, что делать. Но, несмотря на это, он донес,
