об этом, и каждый раз кровь приливает к голове, когда мы видим это безобразное неприличие! Ссылки на немецкие газеты еще возмутительнее, чем официальные новости, переводимые с французского из «Journal de St.- Pétersbourg». Какое же русское правительство не поняло бы в этом ненужном, глупом пренебрежении к своим оскорбление народа русского, crime de lèse-nation?13[13]

<ЧТО ЗА ИСТОРИЯ БЫЛА В ЛЕЙБ-УЛАНСКОМ ПОЛКУ?..>

«Что за история была в лейб-уланском полку? Должно быть, важная, потому что «Indépendance» в двух корреспонденциях старается затушевать ее; просим покорнейше прислать нам подробности об ней.

О ЯКОБЫ ОФИЦЕРСКОМ ПИСЬМЕ В «ТЕЙМС»

Желая всеми мерами способствовать к раскрытию истины по делу адреса и видя, что письмо к директору «Теймса» от директора главного штаба затерялось или (чего боже сохрани) было перехвачено полицией на границе, мы доставили «Теймсу» перевод контрадреса. Таким образом в «Теймсе» и в «Колоколе»

22

документ этот явился в один и тот же день. Мы не прячем за угол орудия наших противников. A vous, messieurs!14[14]

ПОЛИЦЕЙСКАЯ ПРОПАГАНДА И НАЛОГ

Скоро придет время, что ни одни журнал не захочет называться «Вестником», и это потому, что правительство и полиция пятнают особенно Вестники своей дружбой и попечениями. Нам прислали из Ковно следующий циркуляр:

м. в. д.

Военного губернатора города Ковно и ковенского

гражданского губернатора по канцелярии Отделение I Ноября 17 дня, 1862 г.

Г. Ковно

Г. виленский военный губернатор и генерал-губернатор гродненский, минский и ковенский, признавая полезным и необходимым распространение в подведомственных управлению его высокопревосходительства губерниях журнала «Вестник юго-западной и западной России», издаваемого в г. Киеве г. Говорским, от 13 сего ноября за № 7618 предложил мне: предписать всем присутственным местам и управлениям по Ковенской губернии о непременной выписке этого журнала. Причем г. генерал-губернатор поручил мне наблюсти, чтобы к 1 января настоящее предложение его высокопревосходительства было исполнено непременно.

Плата за годовое издание «Вестника» 7 р. 50 к. О выписке оного следует обращаться в редакцию «Вестника» в Киев.

Подписал: свиты е. в. контр-адмирал Кригер.

Направление рекомендуемого журнала — антипольское в крайнем смысле. В Вильне заставляют даже небогатых чиновников подписываться. Любопытно, что русские от этой барщины освобождаются.

23

«Бесцеремонность петербургского правительства в нашем крае, — пишет наш корреспондент, — решительно доходит до своих геркулесовых столбов. Недавно разнесся в высших (здешних) сферах слух об образовании для западных губерний особого отдела крестьянского комитета под председательством известного Бибикова, выгнанного Александром II из министров. Валуев сказал недавно одному из наших депутатов, добивавшемуся утверждения поземельного банка: «Помилуйте, гг., вы собираете складки для Мерославского, значит, у вас есть лишние средства, к чему же вам кредит?»

24

ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ

«Записки» кн. Трубецкого были почти окончательно напечатаны, когда одна особа, имевшая полное право на то, написала нам, что приславший в Лондон список сделал это, не спрашивая разрешения наследников, и что они желают заявить, что издание записок кн. С. Трубецкого не согласно с их волей, а если можно, то и не приступать к их печати.

Не сомневаясь в полном юридическом праве лица, отнесшегося к нам, мы должны сказать, что эта протестация глубоко огорчила нас. Для нас действующие лица великого пролога будущей России давно перестали быть людьми, принадлежащими чему-нибудь другому, кроме истории. Начиная святое дело собрания «Записок и писем декабристов», мы забыли, что у них есть наследники, мы имели дерзость считать себя наследниками их дела, хранителями их памяти — каждого следа их, их страдальческой жизни, — за эту гордость мы наказаны и просим читателей принять наше заявление, что «Записки кн. Трубецкого» напечатаны нами без предварительного разрешения особ которым они принадлежат.

19 января 1863.

КБ8ШКБХ1Т!15[15]

Туча, которую мы указывали месяцы, разразилась!

Восстание зажглось, горит и распространяется в Польше. Что сделают петербургские пожарные команды?.. Зальют его кровью — или нет?.. Да и тушит ли кровь?

Неужели этому царствованию, которое так легко могло быть кротким, человечественным, суждено заступить глубже и глубже в кровь? Кровью не везде можно перейти вброд; а плохие пловцы в Зимнем дворце.

Восстание это все предвидели, оно не могло не быть при безобразном полицейском наборе;16[16] об нем предупреждали и мы, и десять других журналов; были даже люди, которые предупреждали великого князя и государя, — они не хотели отстранить восстания, они избрали кровь!

Ну, Константин Николаевич! Как вы сладите с вашей совестью? Уж не ехать ли куда-нибудь на горькие или кислые воды? Зачем, бога ради, зачем вы приезжали в Польшу? Кто этот личный враг ваш, который вам дал эту несчастную мысль?

И вы, маркиз, недаром старались ваше длинное имя записать в польскую историю! Выскоблить его оттуда будет трудно — потому что торжественно хороша страница, в которую оно попало кровавым пятном, — одна из лучших в хрониках вашего отечества.

В самом деле, что за геройство, что за несокрушимая отвага, что за ненизлагаемая любовь! В виду целого войска, двух, трех войск, с злейшими врагами за спиной, открыто поднять

26

знамя восстания и, бросая перчатку дикому самовластью, громко сказать: «Довольно! Мы не хотим больше терпеть. Ступай вон или клюй вороном наши трупы».

Да, поляки-братья, погибнете ли вы в ваших дремучих мицкевичевских лесах, воротитесь ли свободными в свободную Варшаву — мир равно не может вам отказать в удивлении. Начинаете ли вы новую эру независимости и развития, заключаете ли вашей смертью вековую,

беспримерную борьбу — вы велики. В вас благословенна родина ваша; она, в своем терновом венце, может гордиться сыновьями. В вас благородно, изящно сочетались два великих наследства двух великих покойников: все чистое, восторженное и преданное рыцаря со всем доблестным и могучим древнего римского гражданина.

Хвала вам!

…И когда мы возле вас, идущих насмерть, на каторгу, представляем себе бедного русского воина — мы готовы рыдать, как дети. Он должен краснеть своих побед и бояться своих успехов. Его положение страшно: быть палачом людей, вызванных на восстание, или идти против своих — где тут воля выбора?

Горе властям, так искушающим, так бросающим смятение в душу — насильственно рассекая совесть и противупоставляя один долг другому, одну любовь другой… святыню самобытной совести и нравственного права личности святыне родовой связи, предания, крови.

Нет, это не народная война — это полицейское усмирение войсками: это те ружья, которые стреляли в Бездне, это те приклады, которыми били петербургских студентов, это те штыки, которые завтра будут колоть крестьянина русского, по команде тех же русских немцев, за то, что он хочет с волей землю…

Большое несчастие, что польское восстание пришло рано; многие, и мы в том числе, делали все, нашим слабым силам возможное, чтоб задержать его… Велепольский и его Телемак решили иначе… Перед совершающимся событием — смирение, а не суд; иные силы, не сила слова решает вопрос.

«Что-то сделает Европа? Она не допустит? Допустит ли она еще раз?»

Допустит.

27

Она устами другого монарха обеспечит, что «национальность польская не погибнет», и успокоит народные сочувствия известием с трибуны, что «порядок царствует в Варшаве».

В Англии будут ненужные, бессильные, но очень великодушные митинги, и одна Германия примет искренное участие своей радостью — что славяне, во всяком случае, будут бить славян!

28 января 1803 г.

ПО ДЕЛУ АДРЕСА ОФИЦЕРОВ

Нашему правительству приходится решительно отказаться от литературных самооправданий, риторико-жандармских опровержений, журнально-казенных антикритик и пр., — по крайней мере приходится воздержаться от них вне пределов нашего обширного отечества. Если хладнокровно разобрать дело, то и жертва не так велика. Правительство наше, которому закон не писан и которое никому ни в чем не отдает отчета, имеет дома такие богатые средства самооправданий и антикритик, что сходить на бедную литературную арену ему неловко. Рука, привыкнувшая держать ключи разных каземат и острогов, плеть и палку, веревку виселицы и ружье, направленное на кого угодно, — отвыкает от пера; оно дрожит в ее пальцах. И что за жгучее самолюбие опровергать словами там, где можно опровергать приговорами! Зачем лить чернилы, когда можно лить кровь?

В пояснение этого нравоучения мы помещаем два документа, полученные нами из Польши. Один из них мы перевели с французского, другой помещаем как получили.

Письмо от русских офицеров ***ого полка к издатели, «Колокола».17[17]

М. г., когда узнали мы, что письмо к Константину от имени офицеров войск, расположенных в Царстве Польском, помещено уже на столбцах

29

вашего журнала, чувство глубокой признательности к вам заняло место в сердцах наших.

Мы гордо взглянули на наш твердый отказ, перед лицом народов, служить делу палачества и решились запечатлеть его смертию.

Из глубины души повторяем мы друг другу: «Умрем все, но не будем давить свободы, не замараем чести русской». Не так думало немецко-татарское правительство наше.

Оно не поверило голосу правды, голосу детей русского народа, а разными уловками задумало заставить нас отказаться от самых святых чувств наших. Но ведь это не так-то легко удастся сделать.

Сотни офицеров, участвующих в составлении письма, готовы сейчас же выставить имена свои и, нисколько не боясь смерти, убедительно подтвердить делом достоверность вами напечатанного документа.

Пусть будут прокляты, именем матерей их, кто осмелится помогать правительству вырывать от нас дорогое достояние наше.

Благодарим вас также за ваши искренние советы и участие в нашем деле, мы в них-то именно и нуждались. Да не изгладится память об вас в сердце каждого из сынов русских.

Общество офицеров ***ого полка.

Р. S. Просим, если возможно, поместить письмо наше на страницах «Колокола» как факт вторичного отречения служить правительству на гибель народов, а не на защиту их.

Декабря 18 дня 1862 года.

Письмо русских офицеров к издателю «Indépendance belge»

Г. издатель,

«Северная пчела» поместила выписку из 334-го номера вашего уважаемого журнала, касающуюся одного факта, весьма далекого от истины, несмотря на то что он представлен с точки зрения и соответственно желанию русского правительства. Мы говорим о письме русских офицеров в Польше к в. к. Константину Николаевичу, которое было помещено в русской газете «Колокол», издаваемой в Лондоне, и которое правительство признает за недостоверное и старается это распространить не только в России, но и за границей. По этому поводу мы просим у вас, м. г., позволения поправить новости, сообщенные вам вашим корреспондентом из России. Письмо русских офицеров к в. к. не миф или ловкая выдумка издателей «Колокола»; это факт во всей своей действительности, — факт, говорящий громко сам за себя и за последствия, могущие из него выйти. Очевидно, что правительство но могло ничего упустить, чтобы исказить факт и скрыть правду. Даже это самое письмо, которое мы теперь пишем к вам, г. издатель, будет, без малейшего сомнения, объявлено поддельным. Мы не могли и думать напечатать наше письмо в русских газетах,

30

скованных смешной цензурой; даже за границей трудно пробиться истине на свет. Но мы верим, что рано или поздно она откроется!

Письмо, напечатанное в «Колоколе», — самое верное выражение чувств не только нескольких