Сибирь и один герой за другим падает сраженный русской пулей или задушенный русской веревкой, печатать такие вещи без документов — одно из страшнейших преступлений. Мы требуем документов по тому праву, которое может отвергать какой-нибудь Катков, но которое не может отвергнуть собственная совесть издателя «Дня».
ДОКУМЕНТЫ! ДОКУМЕНТЫ!
Академия наук в С.-Петербурге составляет собрание всех фактов и бумаг, относящихся до восстания в Польше. «Голос» приглашает всех посылать Академии все находящееся под руками. Советуем, с своей стороны, воспользоваться этим всем польским и непольским друзьям нашим. С своей же стороны мы посылаем в Академию «Колокол» за 1864 год.
113
<КН. В. ЧЕРКАССКИЙ Кн. В. Черкасский назначен министром внутренних дел Царстве Польском. Надобно иметь много мужества серьезному и порядочному человеку, чтоб принять портфель, забрызганный кровью. А мы считаем кн. Черкасского серьезным и порядочным человеком, несмотря на его шалость о детских розгах. Речь, им произнесенная, плоха. Казенно-официальный тон ее, общие фразы дают ей какой-то битый и будничный характер. Может, иначе говорить теперь нельзя. Так для чего говорить? КОЩУНСТВО «МОСКОВСКИХ ВЕДОМОСТЕЙ» И ИХ ТАКТ В 61 № «Моск. ведом.» помещена корреспонденция из Варшавы, начинающаяся так: В городе ничего особенного. У поляков теперь Страстная неделя. Патриотки заняты яйцами и поросятами к великодню; не до патриотизма, стало быть. Ученики разъезжаются по домам, ксендзы заняты украшением и декорированием гроба господня в костелах; следовательно, им также не до патриотизма. Хождение публики из костела в костел будет продолжаться с полудня четверга до вечера субботы. Я сообщу вам описание этих «гробов». Обыкновенно украшают их здесь в высшей степени театрально, декорациями, писанными театральным декоратором, обставляют картинами, статуями, деревьями, цветами, вешают клетки с поющими птицами, иллюминуют разными огнями, устраивают фонтаны и т. п. Ни одна опера не бывает обставлена великолепнее «гробов» у капуцинов. И это называется плащаница, или, по-польски, гробы. Чего же ждать полякам от полуграмотных писцов и вовсе неграмотных полицейских, когда корреспонденты неприятельских журналов так отзываются о их святыне? 114 ЗДОРОВЫ ЛИ «МОСКОВСКИЕ ВЕДОМОСТИ»? Что за бледность на их листах, что за путаница в строках, чернилы их заплеснели, сажа не черна. Ценсура ли их обижает? Нет, ведь они-то и составляют : ценсуру ценсуры. Полиция ли их стращает? Нет, ведь они-то и составляют полицию полиции. Третье ли отделение пугает? Нет, ведь они-то и составляет самое третье отделение Третьего отделения. Лист, говоривший правду братьям царским, министрам государским, лист, покрывавший Муравьева... не вынес какого-то ветра и поблек. Давно ли, охотясь по полякам, он держался таким гордым правилом, а теперь поник к земле, словно от водобоязни. Неужели у издателей «Московских ведомостей» только и хватило сил что без малого на два года, и огонь, набранный ими на петербургском пожаре, простыл так скоро, растратился так быстро?.. Или плеснули что-нибудь такое из Петербурга на их патриотическое пламя? Уж не повздорил ли Катков с Александром Николаевичем, не отказал ли ему в статье... или Александр Николаевич не отказал ли Каткову в министерском месте? UNCROWNED KING44[44] Если так, дурно сделал. Граф Панин и князь Павел Павлович Гагарин не вечны... а в наше время не легко найти такой тормоз. Дремлющий британский лев встрепенулся и держит свое grand levée. С оваций Веллингтону в Англии не было ничего, подобного приему Гарибальди. Правда, прием Кошута в 1852 г. был великолепный. Но тогда английские массы гораздо меньше брали к сердцу вопросы континентальные, и Венгрия была для них какой-то неизвестной страной. С тех пор английский работник сделал, вопреки всем препятствиям, несколько больших шагов вперед — и принимает Гарибальди. сознательнее, чем принимал знаменитого Мадьяра. Несмотря на то, что мы постоянно отстраняемся от. всякого обсуживания совершающихся событий в чуждом нам мире, мы передадим нашим читателям общее впечатление, оставленное в нас приемом Гарибальди, и ждем только, чтоб сколько-нибудь улеглись чувства и установилась мысль. От этой встречи «некоронованного царя», вероятно, покачнулась не одна корона. 116 17 АПРЕЛЯ 1864 За юную Россию, которая страдает и борется — за новую Россию, которая, раз одолела Россию царскую, будет, очевидно, в своем развитии иметь огромное значение в судьбе мира! Из тоста Гарибальди Тост ваш дойдет до наших друзей, дойдет до каземат и рудников... Из ответа на него. Мы обещали статью о путешествии Гарибальди в Англию теперь, когда оно так неожиданно окончилось, мы убедились в историческом значении его. Но та статья впереди. Теперь мы хотим только передать нашим друзьям некоторые подробности о посещении Гарибальди у нас. Да и эти подробности будут собственно состоять из коротких речей Маццини и Гарибальди. Английские журналы до того перегружены описанием приемов, встреч, блюд, гирлянд и пр., что мы так же мало хотим вступать с ними в состязание, как мало могли соревновать с валтазаровскими и аристократическими пирами в честь революционного вождя. Наш праздник был скромен, на нем не было и двадцати приглашенных гостей45[45]. В «Daily News», в «Morning Star'e» в «Листке» князя Долгорукого было сказано, как толпился народ перед решеткой сада, кричал ура (когда Гарибальди входил, его чуть не сшибли с ног, дамы целовали руки, края 117 шинели) и пр. — все так, как было во всех домах, в которые приезжал невенчанный король. За завтраком Маццини встал и, подняв свой бокал, сказал следующее: «В провозглашенном мною тосте я соединю все то, что мы любим, все то, за что мы боремся: За свободу народов, За союз народов, За того человека, который в наше время представляет живое . воплощение этих великих идей, за ДЖУЗЕППЕ ГАРИБАЛЬДИ. За несчастную, святую, героическую Польшу, которой сыны в молчаний дерутся более года и умирают за свободу. За юную Рсссию, которая под знаменем Земли и Воли в скором времени подаст Польше братскую руку, признает ее равенство, независимость и изгладит воспоминание о России царской. За тех русских, которые, вслед за другом нашим Герценом, наиболее трудились для развития этой России. За религию долга, которая дает нам силы на борьбу и смерть, за эти идеи!» Тогда встал Гарибальди и, с рюмкой марсалы в руках; сказал: «Я хочу сегодня исполнить долг, который уже давно следовало бы исполнить. Между нами здесь человек, оказавший величайшие услуги и моему родному краю, и свободе вообще. Когда еще я был юношей и имел одни неопределенные стремления, я искал человека, который бы мог быть путеводителем, советником моей юности, искал его, как жаждущий ищет воды.. Я нашел его. Он один бодрствовал, когда все спало кругом. Он сделался моим другом и остался им навсегда, в нем никогда не потухал священный огонь любви к отечеству и к свободе. Этот человек ДЖУЗЕППЕ МАЦЦИНИ — я пью за него, за моего друга, за моего наставника!». В голосе, в выражении лица, с которым были сказаны эти слова, было столько захватывающего и потрясающего, что они были приняты не шумом, а слезами. После минутного молчания Гарибальди встал со словами: «Маццини сказал несколько слов о несчастной Польше, с которыми я совершенно сочувствую. За Польшу, отчизну 118 мучеников, за Польшу, идущую на смерть за независимость и подающую великий пример народам. Теперь выпьем за юную Россию, которая страдает и борется, как мы, и победит, как мы, за новый народ, который, освободившись и одолев Россию царскую, очевидно призван играть великую роль в судьбах Европы. За Англию, наконец, за страну независимости и свободы, — страну, которая своим гостеприимством и сочувствием к гонимым, заслуживает полную благодарность нашу. За Англию, которая дает нам возможность собраться дружески вместе, как теперь...» ...После отъезда Гарибальди я написал ему следующее письмо: «Я был так взволнован вчера, что не сказал вам того, что хотел, и ограничился одной благодарностью во имя наступающей России, притесненной не менее Польши, во имя России, умирающей в казематах и рудниках и живущей в сознании народа, просыпающегося с своим идеалом неразрывности Земли и Воли, да в меньшинстве, гонимом за то, что оно высказало это народное стремление. С радостью услышат наши дальние друзья сочувствующие слова ваши; они им нужны, на их страдания редко бросают венки; отблеск преступлений, совершающихся в Польше, падает на нас всех. В сущности, я и не жалею, что ничего не прибавил к словам благодарности. Что мог я прибавить? Тост за Италию? Да разве все собрание наше не было тостом за Италию? То, что я чувствовал, дурно умещалось в тост. Я смотрел на вас обоих, слушал вас с юным чувством пиетета, которое мне уже не под лета, и, видя, как вы, два великих путеводителя народов, приветствовали зарю восходящей России, я благословлял вас под скромной крышей нашей. Вам я обязан лучшим днем моей зимы, — днем ясности безусловной, и за то еще раз обнимаю вас с пламенной благодарностью, с глубокой любовью и безграничным уважением. 18 апреля 1864. Александр Герцен. Е1тйеМ-Ьои5е, Teddington». UN MOT Cher monsieur Fontaine, voulez-vous insérer dans le prochain numéro de la Cloche la lettre suivante adressée au Journal des Débats qui n'a pas cru nécessaire de l'admettre dans sa feuille: Monsieur, permettez-moi de compter sur votre extrême obligeance et de vous prier d'insérer dans votre estimable feuille une petite rectification qui a une grande importance pour nous. En donnant la traduction du toast prononcé par J. Mazzini, le 17 avril, dans notre maison (Journal des Débats du 22) le traducteur lui fait dire: «A cette nouvelle Russie dont les aspirations sont Patrie et Liberté». Il ne s'agit pas de la Patrie, monsieur, mais bien de la Terre aux paysans. Le texte du Daily News dit: «Whose desire is Land and Liberty». Et en effet, notre programme entier se résume dans ces deux mots: Terre et Liberté. L'indépendance de notre patrie est trop assurée pour que aous ayons besoin d'en faire un toast. Recevez, etc. A. Herzen. Il est vrai que J. Mazzini a été accusé de tant de choses, et de choses tellement graves et tellement absurdes, que faire peser sur lui une niaiserie de plus, dite à propos de la Russie et chez un Russe, ce n'est pas ajouter beaucoup à son compte, mais j'ai voulu rendre au traducteur du Journal des Débats ce qui lui appartient. Votre tout dévoué A. Herzen. 29 avril 1864. Elmfield-house, Teddington. S. W. ОДНО СЛОВО Дорогой господин Фонтэн, не угодно ли вам поместить в ближайшем номере «La Cloche» нижеследующее письмо, адресованное газете « Journal des Débats», которая не сочла нужным принять его на свои страницы: Милостивый государь, позвольте мне рассчитывать на вашу величайшую любезность и попросить вас поместить в вашей уважаемой газете маленькую поправку, которая для нас имеет большое значение. Давая перевод тоста, произнесенного Дж. Маццини 17 апреля в нашем доме («Journal des Débats» от 22-го числа), переводчик заставляет его заявить следующее: «За эту новую Россию, помыслы которой устремлены к Отечеству в.Воле». Речь идет не об Отечестве, милостивый
