к каторге, потом само увидело, что перебрело все границы, и побрело назад. В чем же дело? Да в том, что его нет. Отнимите у приговора маскарадные слова, подьяческие выраженья, полицейские микроскопы, и останется тощий процесс первой инстанции. Серно- Соловьевич был знаком с лондонскими пропагандистами, читал их издания, давал их читать другим и встретился с юридической редкостью первой величины (кто тут удержится, чтоб не знакомиться?) — с неосужденным государственным преступником Кельсиевым, который представлен вдали каким-то Тамерланом, потрясающим империю всероссийскую… Далее все тайна: когда Кельсиев возведен в новое звание, не объяснено, в чем состояли его неосужденные преступления до поездки его в Россию, не сказано. Равно умолчано, отчего
396
Кельсиев преступник, если он не осужден, и зачем он не осужден, если он преступник, как будто не судят отсутствующих. Все это страшная белиберда, но «неосужденный государственный преступник» останется скромной лептой, внесенной в XIX столетии русским судопроизводством в сравнительное законоведение.
Вина Ветошникова, Владимирова и других, менее наказанных, само собою разумеется, еще ничтожнее. Тут приговор отличается удивительной казуистикой. Серно-Соловьевич наказывается за распространение заграничных сочинений их преступного содержания (и запятой даже нет), а Ветошников и Владимиров только за распространение преступных сочинений (без содержания?). Далее одна глупость за другой: Лялин наказан за подозрение в переписке с Бакуниным. Английского подданного А. Бени, за недоведение до сведения правительства о прибытии Кельсиева в Петербург — выдержать в тюрьме, а за недоведение до сведения правительства о прибытии Кельсиева в Россию — оставить в сильном подозрении и затем выслать за границу. По какому трактату английские подданные обязаны делать такие любезности русской полиции, мы не знаем и обращаем на это внимание Foreign office’a164[164]. Девицу Марию Челищеву, за имение у себя запрещенных сочинений и
изображений, велено выдержать под арестом десять дней. В пущие дни бешенства нашего незабвенного Саула не было ничего более гнусного. Недонос — уголовное преступление!
Вот и все, остальное — канцелярская фиоритура, арматура, гарнитура, hors d’œuvre165[165] и неловкое извинение самодержавной, но нечистой совести в свирепости преследований и зверстве приговоров.
Судьба Серно-Соловьевича и его товарищей смягчена. Приговор преднамеренно напечатан вслед за похоронами наследника, с которыми он так же мало имеет общего, как приговор вольнопрактикующего врача Ганценбаха, востроумно прибавленный в газетах к приговору Серно-Соловьевича (чья это выдумка — интересно бы знать). Огорченного государя
397
хотели оставить в подозрении, что он смягчил участь приговоренных, но е. в. заговелся на трех разбойниках, которых великий князь заставил разыграть ролю повешенных, и на нескольких тысячах казенных. денег, посланных погорелым. В смягчении участи Серно-Соловьевича и подсудимых он не участвовал. Их отстоял один из членов Государственного совета, пораженный благородством, откровенностью, силой ответов Серно-Соловьевича; он перебрал дело и, удивленный инквизиторским и с тем вместе тупо-полицейским характером его, отстоял сколько мог Серно-Соловьевича, вопреки разной ветоши и, говорят, разных немецких нахлебников вроде Петра Ольденбургского.
Если у высочайшей мести нет больше изобретательных обер-секретарей, которые умели бы тотчас вдумать в дело комплот; поджог, покушение, клятву на кинжале и пр., то уж лучше отказаться от тиранских преследований или по-николаевски давить людей втихомолку, а кто хватится о задавленном, того втрое: «Много, мол, будешь знать, скоро состаришься».
Что ответы Серно-Соловьевича поразили порядочного человека, в этом нет ничего удивительного. Серно-Соловьевич принадлежит к числу тех избранных на великий пример сосудов, тех вперед помазанных на мученичество лиц, которые спокойно идут своей дорогой и ясно смотрят в глаза беснующимся судьям — перед этими людьми власть срезывается и потому неохотно поднимает на них руку. Их нельзя, по поучительному примеру Тиверия, осквернить в тюрьме, чтоб сделать достойными казни. Таков был Грановский, и Николай обошел его. Милосердый Александр II, целовавший Серно-Соловьевича губами князя Орлова, не так разборчив.
ВСЕ ЕЩЕ ГОРИТ РОССИЯ
Пожар в двадцати губерниях! Всё поджоги — намекают «Московск. ведомости». Но кто же поджигает? Неужели ни разу, нигде полиция не добралась ни до одного в самом деле виноватого, кроме каких-то юродивых да малолетных, от которых путного слова нельзя было добиться? Как же не прогнать такую полицию, со всеми ее частными и общими приставами, гражданскими, военными губернаторами и военными генерал-губернаторами? Если же поджогов нет или если они составляют незаметную случайность, то как же не прогнать всю эту журнальную сволочь алармистов, всех этих нравственных отравителей общественного мнения?
399
СТАРОВЕРЫ И ЕВРЕИ
Маски падают одна за одной, их бросают впредь до новых: кровавых святок. «Кёльнская газета» говорит, что с полным-усмирением восстания в Литве начались снова невыносимые гонения на староверов. Им это урок, пора им знать, что неблагодарность австрийского правительства, которой хотел удивить мир Шварценберг, ничего не значит перед петербургской способностью неблагодарности. Горько раскаются они в своих, уступках и лицемерной преданности. За раскольниками, урок евреям.
Приказ варшавского обер-ммициймейстера.
Приказом по исполнительной полиции минувшего 1864 года, за № 36, предписано было иметь наблюдение за точным исполнением постановления совета управления Царства Польского от 19¬го июня (1-го июля) 1853 года относительно недозволения евреям носить воспрещенные высочайшим повелением еврейские уборы. Распоряжение это по случаю особых и исключительных в минувшем году усиленных действий полиции, при бывшем в крае беспорядке, лишило ее возможности следить за выполнением оного и принудило по необходимости ограничиваться одними лишь напоминаниями о выполнении высочайшего указа. Ныне, при восстановленном уже порядке, в городе усматривается, что большею частию евреями подтверждение это не только не выполнено, но многие из них допускают себе носить самые безобразные и неприличные костюмы, показываясь в оных на улицах и даже в местах общественных гуляний, почему высшее начальство и нашлось вынужденным сделать подтверждение о точном выполнении вышесказанного указа. Для исполнения сего и понуждения всех дозволивших себе евреев отступать от изданного и неотмененного постановления мною вместе с сим предложено варшавским раввинам объявить под расписки всем евреям, что, назначая им семидневный срок для приведения своих головных уборов в надлежащий вид, предваряю, что если по истечении сего срока, т. е. с 30 июня (12 июля) кто-либо из них еще дозволит себе носить крымки, пейсы и неприличное для
400
горожанина одеяние, то будет задерживаем.полициею и по распоряжению, вместе с сим сделанному, не принимая никаких причин в оправдание, будет понужден к исполнению полицейскими уже мерами.
Имея же в виду, что многие евреи низшего класса по бедности своей не в состоянии бы были в столь короткий срок заменить настоящие свои костюмы на общепринятый для горожан всех исповеданий, дается им семимесячный срок, но с тем, чтобы головные уборы были ими сняты в семидневный срок, как выше сказано, и чтобы при донашивании ими старого одеяния они не смели себе дозволить являться в места общественных собраний в неприличной одежде.(«Рус. инв.»).
…Так и пахнуло съезжей и Николаем. Какая тупость, какая узкость, какое мелочничество у этого несчастного правительства! Враги ли его толкают в эти ямы глупости или собственная, в кровь и мозг вошедшая, фельдфебельская страсть к регламентации? Нет, это цирульное, портняжническое правительство ничего не примерит, ничего не сделает, никуда не поведет — pas de rêveries!166[166]
401
LA BOURSE OU LA VIE! 167[167]
«Норд», не замечая, что, виновата или не виновата Польша, но что с 1863 года она, верно, утратила огромное количество людей, находит, что лишних полтора рекрута с тысячи в Польше следуют за невыставленных в 1863 году рекрут, но что несмотря на справедливость этой меры, манифест 1/13 июня дает добавочным рекрутам право откупаться. Рассуждение довольно странное! Или люди для войска нужны — имеется ли война в виду, смертность ли какая произвела убыль в войске — и тогда берут людей, потому что они нужны для безопасности страны; или ничего такого нет и люди не нужны для войска — тогда незачем их и брать; а если народу говорят «подавай людей, а не хочешь, то подавай денег», тогда это чистый грабеж, где власть имущий говорит: «La bourse ou la vie!» Или «Норд» думает, что за вынужденные деньги правительство станет нанимать взамен охотников? Ну, это уж извините — pas de rêveries!
<ОФИЦЕР БЕЙДЕМАН>
¿Правда ли, что русский офицер Бейдеман, принимавший участие в итальянской войне и выданный австрийцами в Россию, с тех пор, т. е. третий год, содержится в каземате без суда, следствия и, стало, приговора?..
В газете «Dziennik Warszawski» помещено следующее объявление:
Варшава, 25 июня (7 июля). Ректор главной школы извещает, что согласно предписанию его сиятельства графа, наместника Царства Польского, вследствие предложения бывшего генерал- губернатора губерний Виленской, Ковенской, Гродненской и Минской, генерала-от-инфантерии графа Муравьева, молодые люди родом из помянутых губерний, а равно из губерний Могилевской и Витебской, не иначе будут принимаемы в учебные заведения королевства, как с дозволения местных губернаторов. А потому все студенты главной школы, происходящие из помянутых губерний и желающие матрикулироваться на будущий год, обязаны представить таковые свидетельства; ибо представленные прежде при приеме в школу утратили свое значение вследствие нового предписания. На сыновей же военных и чиновников, а равно и владельцев недвижимых имений в королевстве, имеющих постоянное жительство в нем, не распространяется это предписание, хотя бы они были родом из империи.
Оно понятно, что ректор отзывается почтительно на муравьевские изобретения; но что же думали Берги, Черкасские, Милютины и tutti quanti168[168], когда упитанный кровью Муравьев возлагал на них исполнение своего отвратительного насилия? Как это наместник Царства рассудил, что в предложении Вешателя все хорошо: дозволение губернаторов, в виде нового рода тормоза и усиления произвола, и негодность прежних свидетельств, вопреки правилу, что закон не имеет обратного действия, и, наконец, то, что сыновья чиновников и проприетеров не подходят под предписание? Или Берг, чуя отставку, думал, как бы Катков не ускорил ее?
403
Курляндское дворянство, по собственной инициативе, постановило исходатайствовать у правительства отмену исключительного права, предоставляющего одному только курляндскому дворянству, записанному в местных матрикулах, на владение рыцарскими имениями, а распространить такое право на все сословия.
Каково великодушие со стороны благородных рыцарей Курляндии, особенно после того, как крепостное состояние-то уничтожено?!
Городское общество Ярославля нашло, что Государственный совет, так долго думавший над разрешением вопроса о курении на улицах и дозволивший это, сошкольничал и дал маху, а потому оно, ярославское общество, и запрещает курить на улицах. В этом определении и пика Государственному совету, и та зрелость соображения, которая полагает, что курить на улицах может быть дозволено разве лет через триста.
«КИЕВЛЯНИН»
«Москов. ведомости» перепечатывают из какого-то дикого «Киевлянина» следующие отрывки из житомирской корреспонденции.
Польские вывески исчезли в Житомире, но зато рядом с русскими красуются неизбежно французские… если только их можно назвать французским» так, один магазин выставил у себя русскими буквами: Лонцский и рядом с ним La’tsky; что едва ли в состояний был бы прочесть француз. На
