людьми. Все они, и особенно Василий Кельсиев, были в презрении у местных и окрестных жителей русского происхождения, за исключением людей совершенно потерянных или принадлежащих к самым противообщественным сектам. Из этих-то людей им и удалось составить свою шайку, о которой говорится в «Виленском вестнике». Впрочем, Иван Кельсиев умер в Тульче, а брат его Василий

425

нынешним летом отправился в Женеву 181 [181], где теперь издается «Колокол», и, сколько известно, до сих пор еще не возвратился в Тульчу. Связь собранной ими шайки с лондонским обществом революционного пламени до сих пор была неизвестна, но она напоминает о митинге лондонских революционеров, рассматривавшем вопрос о поджогах как о революционном сродстве. На этом митинге, который был описан в газете «Наше время» зя 1862 год, одни высказывались против поджогов, другие склонялись к их одобрению, и между этими последними были .некоторые из русских выходцев.

Где же малейшее доказательство, что Кельсиевы участвовали в поджогах? Иван, прекрасный и даровитый юноша, умерший от тифа в июне месяце 1864 (время кончины его в статье скрыто), вероятно, не жег в 1865, а Василий уехал из Тульчи (хотя и не в Женеву). Где доказательства, что банкир Т… пересылал им деньги и пр.?

Тип шпионской логики — в глубокомысленном замечании, что Вас. Кельсиев считал себя религиозно-политическим пропагандистом, «может быть, потому, что дед его был священником, а отец служил на таможне»… Да ведь таким путем и с большей верностью можно заключить, что полицейская мания Каткова объясняется его воспитанием в московском остроге, где его родительница была приставлена к арестанткам…

426

ПЕРВАЯ РЕТИРАДА

Сейчас прочли мы в «Моск. вед.» (№ 187) следующее отступление союзных войск «Инвалида», Каткова, III отдел., Валуева и братии:

«Кёльнская газета» сообщает, чти она получила письмо из Женевы от издателя «Колокола», г. Герцена, в котором он протестует против приведенных «Русск. инвалидом» полуофициальных известий об участии «партии Колокола» в поджогах. Г-н Герцен приглашает своих обвинителей доказать свое обвинение и, с своей стороны, выражает готовность отвечать на это в печати или пред одним из судов Англии или Швейцарии. (В статье «Р. инвалида» не было речи о самом г. Герцене, а только об агентстве

Герцена в Тульче. Если г. Герцен имеет основание думать, что агентство это во зло употребляет его именем, то пусть обратит он против него свое судебное преследование.)

ИЗ СИБИРИ И КАЗАНИ

Мы получили довольно подробное изложение «Казанского дела», начавшегося весной 1863 года и окончившегося тимашевскими казнями. В следующем листе мы поместим извлечение из него. Для французского правительства особенно будет интересен эпизод о казни француза, не уличенного ни в каком преступлении, письмо которого к французскому консулу Тимашев изодрал.

При тетради (за которую благодарим безмерно) приложено письмо, в котором между прочим написано: ««Из Сибири важные

427

новости: в Томске и Иркутске были аресты, говорят, открыли тайное общество, всех схваченных повезли в Омск, « числе арестованных называют Потанина».

ИЗ ПЕТЕРБУРГА

«Валуев послал секретный циркуляр ко всем губернаторам, требуя непременно открыть зажигателен. Донесение Кауфмана — следствие этого циркуляра». Все это превосходно и совершенно в духе Валуева и петербургского управительства, но все же нам был бы в тысячу раз дороже текст нашего grand roue182[182].

428

УБИЛИ

Михаил Ларионович Михайлов скончался 3/15 августа на Кандийском прииске, в восточной Сибири.

А 4/16 сентября напечатано в «Голосе» № 244: «Исключен ив службы бывший горный начальник нерчинских заводов, а ныне состоящий по главному управлению этих заводов, полковник Дейхман, преданный суду за послабления, оказанные им в содержании государственного преступника Михайлова».

ПИСЬМО К ИЗДАТЕЛЮ «ОТГОЛОСКОВ»

Мы послали 9 сентября следующее письмо г. издателю «Отголосков». Оно не было напечатано в его журнале до 30 сентября, а потому печатаем его в «Колоколе».

Милостивый государь,

вы перепечатали несколько слов из моей протестации, позвольте мне поблагодарить вас и просить, чтоб вы дали место в вашем журнале моему письму.

Мнения наши розны, но в настоящем случае дело идет не о мнениях, а об обличении лжеца. Кто-нибудь да лжет — мои обвинители или я. Мне кажется, что не вовсе лишено интереса вывести на чистую воду лгуна. Может, лгу я, ну и покончить со мной навсегда. Такого случая долго не придет опять.

Я торжественно утверждаю:

1. Что никогда, нигде не сказал ни одного слова, не написал ни одной строки, из которых можно бы было заключить, прямо или косвенно, что я одобряю поджоги, бывшие в России.

2. Что я никогда не был ни в каких сношениях с обществом«революционного пламени», в существовании которого сильно сомневаюсь.

3. Что я ни от банкира Т., ни от кого другого денег для пересылки в Тульчу не получал и в участие Кельсиевых в поджогах не верю.

Впрочем, последний пункт можно считать решенным. «Моск. вед.» в 183 № поместили подробную статью об агентстве (откуда взялось это безобразное название?) Герцена в Тульче, из которой можно вывести что угодно, кроме двух вещей — моего участия в агентстве и участия агентов в поджогах.

430

Истину моих слов я готов утверждать в бесцензурной печати и в свободном суде — в Англии или Швейцарии.

Позвольте, м. г., заключить мое письмо уверенностию, что вы не откажетесь поместить его в «Отголосках».

Готовый к услугам вашим А. Герцен.

<ОТВЕТ НА ПРЕДЛОЖЕНИЕ «МОСКОВСКИХ ВЕДОМОСТЕЙ»>

«Le Nord» …но зачем же нам угощать наших читателей разогретой дичью, приправленной пикантным соусом для скрытия ее несвежести, когда мы можем ее бить в самых девственно-полицейских лесах наших. Оставляя в стороне. северное сияние «Моск. ведомостей», мы обратим’ внимание на их предложение начать, если мы хотим, судебное преследование не против клеветников, а против мнимого агентства Герцена в Тульче.

Кажется, чего справедливее… Но вот в чем беда. 1-е: агентства Герцена ни в Тульче, ни в каком другом месте земного шара не существовало и не существует. 2-е: для того чтоб начать судебное преследование, надобно верить обвинителям, а обвинители — русские шпионы. 3-е: если б мы и верили им, то еще надобно бы во всей Европе ввести русские законы, по которым наряжают комиссии и ссылают в каторжную работу по полицейским доносам без всяких документов.

Ясно, что предложение это было нелепо и сделано только потому, что «Моск. вед.» зарапортовались и слыняли.

ЭС-БУКЕТ КАУФМАНОВСКОГО ЦИЦЕРОНСТВА

В бытность генерал-адъютанта фон Кауфмана в Витебске, 12 июля, этот достопочтенный преемник Муравьева держал речь гг. офицерам 64-го Казанского пехотного полка. Самое замечательное

432

место в этой речи, по нашему мнению, следующее: «Гг. офицеры полка, составляя общество сплоченное, дружное в отношениях между собою, не должны однако же упускать из виду того уважения, которым они обязаны старшему в чине из уважения к самим себе, к своему званию: это предмет первостепенной важности и столь существен, что я в особенности прошу не допускать между старшими и младшими фамильярности, весьма скоро переходящей в неуважение».

<СПИРИТИЗМ В ПЕТЕРБУРГЕ>

¿ Правда ли, что у нас в Петербурге спиритизм цветет, что сам государь беседует с Юмом, который его растрогал раз до слез?

И это еще! Зачем же они сами натягивают такие сходства со временами, предшествовавшими французской революции 1789 года?

433

ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ

Мы просим покорнейше всех, имевших сведения о последнем времени жизни М. Л. Михайлова на Кандийском прииске, сообщить их нам во всей подробности. Исключение из службы Дейхмана (имя которого русская история не забудет) и дошедшие до нас слухи говорят ясно, что русское правительство сделало все что могло, чтобы избавиться от глубоко презиравшего своих палачей мученика.

Мы желали бы тоже иметь подробности последних арестов в Иркутске и следствия, производящегося в Омске.

434

JEROME KENEVITZ

Vers le printemps de 1863, quelques étudiants de l’université de Kazan ont été arrêtés pour avoir répandu des écrits révolutionnaires, proclamations, appels… qui n’ont eu aucun effet. L’un d’eux avait un revolver, d’autres ont parlé entre eux, et avec des officiers de leur connaissance, de la possibilité d’un prochain soulèvement en Russie.

C’était au’plus fort de la panique du gouvernement russe. L’affaire acquit des proportions gigantesques, quatre individus furent fusillés, après deux années de prison, d’enquête. Parmi ces derniers, se trouve un sujet français, Jérôme Réné-vitz né en France d’une famille polonaise, établie en France, marié à une française.

Au nombre des étudiants mêlés à cette affaire, il se trouve quatre jeunes gens de l’université de Pétersbourg, Novitzki, Olekhnovitch, Maïevski et Goscievitz: ces deux derniers déposèrent qu’ils avaient reçu les proclamations d’un ingénieur français attaché au chemin de fer, et que son -petit nom était Jêronime. Il se trouvait que Jérôme Kénévitz, ingénieur d’un chemin, était antérieurement mis aux arrêts, suspecté de connivence avec les polonais, mais non jugé. On ordonna immédiatement sa translation à Kazan, où s’établit une commission d’enquête. Confronté avec les jeunes gens, Kénévitz ne fut pas reconnu par eux.

Maïevski avait sur lui un revolver lors de son arrestation; il disait que cette arme lui avait était donnée par le même français Jêronime, et ajoutait que cet homme avait une cicatrice au bras. On se rappela cette particularité, on envoya chercher des experts. — Kénévitz n’avait point de cicatrice au bras. On

apprit que son épouse était à Moscou, et l’on expédia un membre de la commission dans cette ville pour faire une visite domiciliaire avec l’aide de la police. On ne trouva rien.

La commission d’enquête termina ses affaires au mois de janvier 1864. Le ci-devant chef de la police secrète, général Timacheff, fut désigné par l’empereur comme président d’un tribunal de guerre, qui devait se prononcer sur le sort des inculpés.

Kénévitz adressa une lettre au consul français, demandant sa protection. Le général Timacheff déchira la lettre. Quelques jours avant l’arrêt, on permit à Kénévitz d’écrire à ses parents, et d’en faire venir quelque argent… (Nous ne savons pas si l’argent a été envoyé ou non.)

Timacheff condamna sans preuves, sans débats, sur des soupçons, Ivanitzki, Mrotzek, Stankevitz et Kénévitz â être fusillés. Kénévitz a été mené dans une voiture, couverte de tous les côtés, sur la place d’exécution.

Après la lecture de la sentence, Kénévitz dit à haute voix: «Pourquoi me tuez-vous?» Le coloüel Gral ordonna aux hor-nistes de commencer une marche funèbre. «Vous êtes des lâches!» cria Kénévitz, et il tomba mort avec ses compagnons.

Une partie des jeunes gens a été envoyée aux travaux forcés pour dix, douze, quinze ans. Un officier Mikhaïloff, pour ne pas avoir dénoncé un entretien privé, a été condamné à dix ans.

ПЕРЕВОД

ЖЕРОМ КЕНЕВИЧ

В начале весны 1863 г. несколько студентов Казанского университета были арестованы за распространение революционных сочинений, прокламаций и призывов… не имевших никаких последствий. У одного из