них оказался револьвер, другие говорили между собою и со знакомыми офицерами о возможности в близком будущем восстания в России.
Это случилось в то время, когда паника русского правительства достигла наивысшей точки. Дело приняло грандиозные размеры; четыре человека, после двухлетнего тюремного заключения
436
и допросов, были расстреляны. Среди них был французский подданный Жером Кеневич, родившийся в польской семье во Франции, поселившийся там и женатый на француз женке.
В числе молодых людей, замешанных в этом деле, было четыре студента Петербургского университета: Новицкий, Олехнович, Маевский и Госцевич. Двое последних показали, что прокламации они получили от французского инженера, служившего на железной дороге и которого звали Жероним. Выяснилось, что Жером Кеневич, железнодорожный инженер, раньше был арестован по подозрению в единомыслии с поляками, но судим он не был. Немедленно был отдан приказ о доставке его в Казань, где была назначена следственная комиссия. На очной ставке с молодыми людьми Кеневич не был опознан ими.
У Маевского при аресте нашли револьвер; он сказал, что получил его от того же француза Жеронима, и прибавил, что у этого человека был шрам на руке: Вспомнили об этой особенности, пригласили экспертов — никакого шрама у Кеневича на руке не оказалось. Узнали, что жена Кеневича живет в Москве. Туда был отправлен член комиссии, чтобы, при помощи полиции, произвести домашний, обыск. Ничего не нашли.
Следственная комиссия закончила свои дела в январе 1864. Государь назначил бывшего начальника тайной полиции генерала Тимашева председателем военного суда, который должен был решить судьбу обвиняемых.
Кеневич обратился к французскому консулу с письмом, прося защиты. Генерал Тимашев разорвал это письмо. За несколько дней до приговора Кеневичу было разрешено написать своим родным и вытребовать сколько-нибудь денег… (Мы не знаем, были ли посланы ему деньги или нет.)
Тимашев, без доказательств, без прений, единственно по подозрению, присудил к расстрелу Иваницкого, Мрочека, Станкевича и Кеневича. Кеневича, в закрытой со всех сторон карете, привезли на место казни.
После прочтения приговора Кеневич спросил громким голосом: «За что вы убиваете меня?» Полковник Граль приказал
437
ЛЖЕЦЫ
горнистам сыграть похоронный марш. «Вы подлецы!» — за кричал Кеневич и пал мертвый вместе со своими товарищами Часть молодых людей была сослана в каторжные работы на десять, двенадцать и пятнадцать лет. Офицер Михайлов за то, что он не донес о частном разговоре, был осужден на десять дет каторги.
Сегодня месяц, как мы требовали в «Колоколе» доказательств, что мы прямо или косвенно, словом или делом, через Тульчу или иное место участвовали в пожарах. Доказательств клеветниками не представлено, мы имеем полное право назвать лжецами казенных доносчиков и их литературных писарей.
439
ДЕРУЩИЙСЯ ПО ДОРОГАМ ГУБЕРНАТОР И НЕЖНЫЙ МУЖ
Вот что рассказывает «День» в 30 №:
На днях мы получили подробное, документальное описание одного случая, бывшего с месяц или меньше тому назад в одной из наших губерний. Мы невольно подумали, читая это описание, — такие случаи не мо гут, не должны по крайней мере иметь место при действии земских учреждений. Дело в том, что в этой губернии одно официальное лицо катается часто в имение свое, в соседней губернии, и не только само это лицо, но и супруга лица. Для этой надобности выставляются, несмотря на летнюю рабочую пору, обывательские лошади, и крестьянам приходится иногда, при исправлении сей новой повинности, терять в ожидании по нескольку (даже по 12) дней. Особенный ропот возбуждали в крестьянах поездки не столько самого официального лица, которому они считают себя обязанными делать, как нам пишут, «всякое уважение», но его домашних. Волостной старшина одной пограничной волости, побуждаемый настояниями общества и видя, что эти поездки совершаются за границу губернии, следовательно, не по делам службы, как-то запоздал выставкою лошадей, которые хотя и выставил, но не за несколько суток, а чрез полчаса по приезде официального лица. За это был он официальным лицом собственноручно прибит, и когда битый осмелился доложить, что по Положению 19 февраля волостные старшины избавлены от телесных наказаний, то был прибит еще больше. Нет сомнения, что земская управа не допустила бы существования такой новой земской повинности, да и во всяком случае подобное обстоятельство было бы тотчас оглашено на земском собрании, что, конечно, послужило бы немалой уздой энергическому самоуправству.
Неужели и при бесцензурии наша гласность будет играть все также втемную и безымянную? Пришлите хоть нам имя супруга-губернатора.
440
РЕЖИМ КАУФМАНА
«Кёльнская газета» (№ 273) передает следующий факт. Какому-то жителю Варшавы понадобилось приехать по делам в Вильно. Едва успел он сказать несколько слов на улице с одним из своих знакомых, как стоявший вблизи полицейский пригласил его следовать за собою. Чиновник съезжей потребовал с него 10 руб. сер. Изумленный арестант спрашивает:. <^а со?» и получает в ответ, что он теперь должен заплатить 15 руб. <^а со?» — повторяет он еще раз и платит за недогадливость уже 20 рублей. Эта новая система, обогащающая казпу по 5 руб. за 4 буквы, без сомнения обессмертит имя Кауфмана. КАТКОВ ЗАВОДИТ КУЛАЧНЫЕ БОИ Издатель «Петербургских ведомостей» получает довольно часто от катковщиков подметные письма с ругательствами и наконец с угрозами. Он выписывает в 217 No. окончание вновь полученного им письма: «Не советовал бы я вам поздно вечером одному ходить, потому что есть люди, которые ничего не побоятся (за исключением дневного света), чтоб вас вразумить кулаками». А что, в России дозволено носить life-preserver183[183] или нет? Мы советуем издателю «Спб. вед.» запастись, life-preserver чуть ли не лучше всякого револьвера против кулачников. 441 СОВЕТ г. ГЕРЦУ, СОБСТВЕННИКУ КОНЦЕРТНОЙ ЗАЛЫ, г. ГЕРЦУ-ЭСТЕТИКУ, г. ГЕРЦУ, ДОКТОРУ МЕДИЦИНЫ, И ВСЕМ НЕМЕЦКИМ ГЕРЦ-ОГАМ Нам пишут, что один харьковский помещик г. Герценвич явился в Австрию, его схватили по подозрению, что он издатель «Колокола», таскали по всем мытарствам и грозили выдать в Россию. А потому мы и советуем всем имеющим несчастие в своей фамилии иметь слог Герц-, отправляясь в Германию, прибавлять: nicht zu verwechseln mit dem berüchtigten Flüchtling und Herausgeber des «Colokol's»184[184]. 442 АГЕНТСТВО В ТУЛЬЧЕ То, в чем мы не сомневались ни одной минуты, то подтвердилось письмом В. И. Кельсиева. Само собою разумеется, что В. Кельсиев столько же был удивлен, как и мы сами, прочитав клевету русских шпионов о не знаю каком участии его в поджигательствах. Когда подлая клевета эта дошла до него, несчастный Кельсиев, давно оставивший Тульчу, хоронил двух детей своих. Какие мерзавцы все эти царские лазутчики, лгуны III отделения и арендаторы полицейских листков! 185[185] 443 AVERTISSEMENT VALOUIEFF186[186] — МЕЖДУ AVERTISSEMENT И АКАТУЕВСКИМ ЗАВОДОМ Нет страны в мире, где бы отмена предварительной ценсуры не была торжеством для всего народа, великим праздником, великой победой. Даже там, где правительство обманывает свободой книгопечатания, оно старается пышно обстановить свой обман. Несчастное начальство наше, напротив, умеет каждый шаг свой вперед обстановить такими нелепостями, такими страхами, такими кривляньями, что самая уступка его становится противна и каждая льгота отравлена. О самом законе мы говорили подробно. Он решительно глуп и невозможен; довольно вспомнить, что он желающим остаться под ценсурой предлагает .остаться. Злее критики быть не может. Теперь взглянем на приложение. Premier avertissement — все рабски сколото с нелепой французской формы (Валуев переводит очень хорошо). Avertissement дан Коршу. Читая его, нам пришел в голову старый московский анекдот об одном буяне, сильно шулерничавшем в картах. Раз он играл с каким-то господином, мало знавшим московские обычаи. Господин этот остановил буяна, метавшего банк. — «Позвольте, позвольте, вы сейчас передернули карту». — «Что?» — закричал предшественник Валуева. — «Да то, что с вами играть нельзя, вы передергиваете». — «Я сам знаю, — закричал он, ударив кулаком по голове неосторожного господина, — что передергиваю, За не люблю, чтоб мне говорили это». Валуев поступил точно так же с Коршем, посылая ему 444 моральный тумак в виде французского avertissement за то, что «Петербургск. ведом.» безнравственно утверждали, что заложенное именье ни продавать, ни перезакладывать нельзя, не выкупивши. Конечно, нельзя нам, смертным, но для русского правительства — другое дело. Или В. Корт вместе с Аксаковым думает, что власть Романовых от мира сего, что они царят по народному избранию? Так ведь за такой дебош Аксаков чуть не попал в товарищи Чернышевскому, со всем своим православием, единодержавием, царелюбием и москвобесием. «Indépendance» (14 oct.) очень интересно рассказывает, как наша пресная администрация была глубоко сконфужена статьей «Дня»; она думала, что Романовых никто не хотел и никто не избирал, что они вдруг явились на троне, как грыбы. При этом чиновничья натура и прорвалась сквозь французские avertissement, она нашла, что каторги много, a avertissement мало. Ищут средней пропорциональной линии. Ну где же свободному слову ужиться с этими допотопниками! ГЕРЦОГ ЕВГЕНИЙ ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЙ Читатели наши не забыли романа кн. Романовского, разлученного на железной дороге свирепой матерью и берлинским дедом с парижским предметом страсти (л. 198 и 199). Мы тогда писали: «Для вас, герцог, в этом случае лежит великий урок. Вы, поставленные так близко к трону, и вы не избегли скрещенных лап союзного деспотизма! Подумайте о том, что случилось с вами, и вам не захочется снова проситься ни в стрелки, ни в преображенцы, ни в егери. Вам, наследнику громкого имени, не захочется называться каким-то князем Романовским, и вы закаетесь ездить назад по прусским железным дорогам, пока наступят другие времена для России». Мы с большим удовольствием узнаем теперь из иностранных газет, что совет наш исполняется. Герцог хочет ехать во Францию и там остаться, 445 жертвуя своим прозванием «Романовского» и оставаясь герцогом Лейхтенбергским tout de bon187[187]. Если это справедливо, мы не советовали бы герцогу слишком долго оставаться на живописных берегах Шпре. Конечно, Берлин — хороший город и Пруссия — хорошее королевство, но в Петербург оттуда скорее попадешь, чем в Париж. <КУПЕЦ СОМОВ И ПР.>
¿Не может ли тульский губернатор Шидловский обязать нас сведением, чем окончилось дело о взломе ворот и похищении экипажа у купца Сомова двумя частными приставами — одним, на службе находящимся, и другим уволенным? Дело было в Туле, и Сомов (ограбленный и избитый) сидел в остроге?
ДВЕ КОНЧИНЫ
В прошедшем месяце скончалась на границах Турции Варвара Тимофеевна Кельсиева, супруга известного В. И. Кельсиева. Безропотно, самоотверженно, кротко, без фраз вынесла эта твердая, превосходная женщина добровольную ссылку, страшную бедность и всевозможные лишения. На ее руках умер меньшой брат Кельсиева, через несколько месяцев она лишилась сперва одного из детей, потом дочери пяти лет. Вслед за ними сошла и мать в могилу. Ей едва ли было двадцать пять лет.
И он, этот человек, всем пожертвовавший для своих убеждений…, ходя с похорон на похороны и опуская один дорогой гроб за другим в чужую землю, должен был встречать подлые клеветы Каткова и шайки!
А седьмого
