(арестован в начале марта 1863).
Николай Орлов (арестован в начале нюня 1863).
Василий Дернов (арестован в начале июня 1863).
На шесть лет:
Егор Краснопёров (арестован в начале июня 1863).
Петр Алеев (арестован в половине сентября |863).
На четыре года:
Рудольф Миттерман (арестован в начале мая 1863). Виктор Лаврский (арестован в начале июня 1863).
Правительствующий сенат, несмотря на ходатайство уголовной палаты о смягчении наказаний, УВЕЛИЧИЛ СРОКИ НАКАЗАНИЯ в следующем порядке:
Двум первым, осужденным палатою на десятилетнюю каторгу, Сенат определил 14 лет каторги.
Двум бежавшим и одному оставшемуся (той же категории) — 12 лет каторги.
222
Кому палата присудила восемь и шесть лет — Сенат определил 10.
Кому четыре года — тем по шести.
Что же это — отцы отечества, видно, совсем выжили из ума и из совести?
В декабре месяце расстрелян в Варшаве казак из дворян Митрофан Подхалюзин за участие в польском восстании, и это больше чем через год после усмирения, умиротворения. Русские журналисты, в виду этого, не стыдятся указывать на жестокости турецкого управления. Где же турки казнят смертью через годы после возмущения? Подхалюзина выдала Австрия! Вот характер — так характер!
…На троне я Рослав, и в узах я Рослав…
Ее бьют, бьют… вся в фонарях, вся в синяках, в лохмотьях, растеряла провинции и репутацию, а все так же подла, как прежде, все так же выдает на казнь, как во времена Бакунина… только тогда в России не казнили.
Далее русские газеты нас извещают, что в Рязани приговорили к убиению Юрлова и Обновленского… Что в Омске расстрелян крестьянин Портнягин, «который не сознался в убийстве и у которого ограбленных у убитого вещей НЕ ОКАЗАЛОСЬ, но в деле имелись улики, показывающие, что убийство это должно быть совершено им».
Что за геркулесовы столбы жестокости, тупости, глупости и бессердечия!
В Оренбурге расстрелян солдат Архип Майоров за дерзость против начальника, собиравшегося его сечь, по чьему приговору — в газетах не сказано.
По определению военно-полевого суда в Иркутске, по делу о возмущении поляков в Восточной Сибири, к смертной казни приговорено 7 человек из первой категории, именно: Арцимович (Квятковский), Шарамович, Целинский, Илляшевич, Вронский, Реймер и Катковский — и, кроме того,
223
19 человек по жребию (из десяти один) из 2-й и 3-й категорий. Затем 194 человека приговорены к наказанию плетьми по сту ударов и к ссылке в рудники без срока; 92 человека, обвиненные в сообщничестве с мятежниками, приговорены к наказанию по 799 и 830 ст. Уст. о ссыльных; 133 человека оставлены в подозрении; 260 совершенно освобождены и четверо преданы обыкновенному суду («Моск. вед.», 15 декабря 1866, № 264).
224
НЕ ВАМ, НЕ ВАМ водружать где б то ни было хоругвь освобождения — омойтесь прежде, покайтесь, приобретите один язык и одну меру — или оставайтесь откровенно рабами; вы и в этом звании можете быть «бичами провидения», но не освободителями. Кто своекорыстно хочет себе и своим воли и в то же время набивает колодки на соседа, тот не достоин свободы. Тем-то и было велико сначала христианство, потом та великая революция 1789 года (о которой и наши пигмеи говорят теперь свысока), что если они не спасли и не освободили всего света, то все же верили в общее спасение и освобождение, звали к ним всех без зверской ненависти одной породы к другой, без зоологических пристрастий и антипатий.
Можно быть в одно и то же время любящей матерью и злой мачехой — но при этом нельзя сетовать, что в глазах всякого честного человека несправедливая любовь вызовет если не ненависть, то отвращение.
Затем представляем две следующие выписки из «Москвы». Говоря о духовно¬революционной демонстрации (которой мы вполне сочувствуем), бывшей в московском греческом монастыре, издатель замечает:
Но эта же самая панихида вызывает нас невольно и на грустные размышления. Мы слышали, что исполнение такого простого, естественного желания, как желание помянуть соборно в церкве братолюбивых и христолюбивых страдальцев, встретило было неожиданные затруднения и понадобилось даже испрашивать разрешения из Петербурга. Как! Даже для того, чтоб собраться в православный храм и помолиться о православных, погибших православия ради, общество должно испрашивать, дозволения у начальства? Для того, чтобы совершить подобное богослужение, местной духовной власти может быть вменено в обязанность входить в дипломатические соображения и справляться о том, будет ли такое действие
225
согласно с политическими видами министерства и как покажется оно Петербургу? Нельзя не пожалеть о такой зависимости церковных пастырей и о таком странном смешении прав и обязанностей общества и правительства!
Что происходит от такого смешения? Общество, усвоивая себе точку зрения правительственную, нередко принимает на себя исполнение вовсе ему не свойственных обязанностей III отделения, и чрез это суживает самый круг своей деятельности и уклоняется от своего призвания. Правительство «исправляет должность» общества, выступает из тех пределов, где оно, правительство, призвано действовать и где только и может быть сильно, и простирается на такие области жизни, куда не могут досягать внешние орудия государственной власти и где правительство поневоле должно оказаться несостоятельным… Оно ослабляет общество, содержа его вечно в пеленках и водя на помочах.
Рядом с этой дельной, умной речью матери не угодно ли послушать ласки мачехи, не угодно ли посмотреть на ее злую злобу, пьянящую ум, ничем не насытимую — ни тем, что она пасынков забила до полусмерти, ни тем, что в крови и синих пятнах «они еще дышат и смеют говорить по-своему». Вот она же их!
Постоянный житель Киева не может не заметить, — говорит корреспондент «Москвы», — что в последнее время польская речь стала смелее раздаваться по Киеву: слышится она и на улицах, и в ресторанах, и во всех публичных местах, и мало того — эта польская речь сопровождается еще, по отношению к русскому, тем наглым, вызывающим взглядом, на который так способен родовитый поляк. По всему видно, что наши поляки подняли голову: голуховщина и всякого рода химеры вскружили их головы. Говорят, что в уездах Волынской губернии, пограничных Галиции, польские паны-помещики в последнее время стали вызываться, по отношению к русскому делу, с наивностью чисто польскою: «Погодите, — грозят они мировым деятелям, — вот к весне придет к нам Голуховский с Наполеоном, они выгонят всех вас отсюда».
Господа полиция, вступайте в ваши права.
Какое ужасное растление, и какое прочное, внесли три года казенного патриотизма. Люди, нисколько не принадлежащие ни к полиции, ни к «Московским ведомостям», так же легко
доносят или служат распространению доносов, как любой Катков, почивший на голубых лаврах своих.
Отчего же полякам шептать по-польски? или зачем же им делать глазки русским? Ведь это только наши деды и праотцы целовали руку, которая их била по зубам и секла по окончанию спины.
226
Летаргический сон, в котором пребывал издатель «Дня», восстановил его силы, но не отрезвил его — а ведь некогда и для него, рядом с святынями Грановитой палаты и Кремля, были святы права человека и ненавистна рука правительства, врывающаяся в последние твердыни личности, позоря ее насилием, брея бороду седому Хомякову, сбивая с головы мурмолки и запрещая, как непристойность, нашу народную поддевку?..
Счастье, что «Москву» в Турции, кроме русских консулов, никто не знает и не читает, ну, а то как неравно Садык-паша укажет правоверному султану два православных листа, а тот и начнет, во имя турколюбия и магометолюбия, изводить не только людей, но и язык греческий и одежду, преследовать взгляды, казнить надежды… Нет, не вы разобьете шатер вольного славянского союзничества — с помощью будочников и полицейских вбивают не сваи будущего, а оцепляют место торговой казни.
Погодите освобождать других, начните с самих себя, попарьтесь хорошенько в бане, смените пару-другую веников: на вас слишком много петровщины и аракчеевщины.
И вот отчего мы с внутренней болью читаем в иностранных журналах о каком-то великом и сбыточном плане образовать, под опекой России, дунайское союзническое государство, которое примыкало бы к вольному городу Константинополю.
Мы об этой федерации сами мечтали перед Крымской войной, проповедовали об ней, несмотря на смех с обеих сторон, и теперь верим в нее, но это не дело рук, домучивающих лежачего врага, отнимающих у побежденного и слезы, и слова, и одежду сетования…
Что, в самом деле, указывать на правительство, когда общество, когда гласные общественного мнения доносят на то, что поляки говорят по-польски и не смотрят влюбленными глазами на русских чиновников?
Вот где тормоз, останавливающий Россию, мешающий ей ринуться в великое будущее, которое ей навязывается, мешающий ей великими делами искупить старые грехи и заслонить свежие преступления… Нет, не вам водружать хоругвь освобождения: ваша любовь полна ненависти!
«Меркнет заря на Западе, брезжит заря на Востоке. Гаснут последние лучи древней славы и могущества Рима, и выступает из долгой ночи древняя слава и значение Царьграда». Так в день богоявления господня провозвещал Иезекииль-Аксаков, пророк-издатель и редактор «Москвы» в Москве.
Хороша будущность мира, нечего сказать… из кровавого Рима пасть в подлую Византию, из инквизиции — в холопство, из общества холостых попов — в общество неженатых евнухов…
В чем древняя слава Царьграда? в чем его значение, не турецкое, а византийское? Мы не знаем. Впрочем, не следует забывать, что пророки, по общественному званию своему, яснее видят будущее, чем прошедшее. К тому же они во все времена любили стращать и юродствовать. Мессию ли возвещает пророк или Атиллу, искупление или наводнение, он равно напугает современников… и любуется, что женщины бьют себя в грудь, мужчины посыпают голову пеплом, а камни лежат около да плачут.
Неужели так на роду написано, что всякое великое начинание является в сопровождении великого бреда?
Пророк — редактор «Москвы» знает наше мнение о Западе и о папе, он тоже знает нашу веру в будущую славу и значение России, но зачем же он ее свежий, молодой полет уснащает гробом повапленным, в котором дотлевает заживо сгнившая Византия?.. Ведь и в антиминс для новой церкви (беру нарочно сравнение, дорогое благочестивому сердцу издателя-пророка) вшивают частицы мощей какого-нибудь святого, а не грешного всеми грехами, как Византия.
228
Великое счастье, что Россия избегнула римского крещенья и отравленных даров католической церкви: мы это не сегодня стали говорить. Великий позор ждет Европу, если она, вместо греков, вступится за турков. Великое дело сделает Россия, если протянет им руку — но… но оставьте в покое Византию: из нечистых могил идут только миазмы. Мы русские, а не греки du Bas Empire, и горе нам, если попадем прямо из французской болезни в византийскую. По счастью, оно и невозможно: мое это «украшение в стиле», как говаривал одни русский генерал в 1848 году.
Вообще надобно оставить мертвых, если не занимаешься анатомией, а то тотчас дойдешь до беды и даже косвенно похвалишь императора
