гордому преступнику… Який высокий ум у Герцена. Он незащищает невинных страдающих, ибо защищати невинных нетрудно, и для этого ненадобно высокого ума, но защищати виноватых, гордых и нерозкаявшихся — трудно, и для этого требуется высокого ума…
Резолюция . В Галицию ехать не могу, названных журналов читать не хочу, а «Страхопуду» замечаю, что не следует писать пустых просьб, не зная, что человек защищал и как защищал. О каковом решении, пропечатав в «Колоколе» «Страхопуду» сообщить.
275
ВОПРОСЫ, ЗАПРОСЫ, ЗАГАДКИ И СФИНКСЫ
Как пропали на одном бале у княгини Воронцовой брильянты?.. Как они нашлись? у кого? Кто заказывал пуговки?.. Мы всё ждали, ждали, но дело об этом воровстве все еще не на череду, не пришлет ли кто подробностей? Да кстати нас просят:
Узнать, за что принц Алберт Саксен-Алтенбургский выписан из гвардии и послан куда-то вдаль, на Кавказ, что ли?
Резкое соизволение государя и высочайшая загадка. Сенат, по выслушании дела об отчете и докладе спб. губ. земской управы, внесенных по высочайшему повелению… «определил
обстоятельства дела (о закрытии управы) представить на благоусмотрение е. и. в. Государь, по всеп. докладу управляющего мин. юстиц. о вышеизложенном определении сената, высочайше соизволил на приведение сего определения в исполнение» («Голос», № 136). А определение сената состоит в том, чтоб представить государю. Слыхали ли вы сказку о белом быке? — Нет. — Я — нет, вы — нет, слыхали ли вы сказку о белом быке?..
Меньшие братья шалят на вакациях. «Весть», № 58, беспощадно обличает отсталость и незрелость наших этнографических гостей. «Россия, говорил один из них, тем счастлива, что у нее сильное дворянство». И в подкрепление того, что у них такие нелепые мнения, приводит следующие слова, писанные в альбом княгини Е. Э. Трубецкой:
«Благо народу, который имеет своего царя и не лишен своего дворянства.
276
И. Н. Ливчак, редактор «Страхопуда», сын Галицкой Руси, лишенный своего дворянства».
Последнего мы вовсе не понимаем: был ли он под судом и лишился дворянства или ему просто жаль, что в Галиции нет видов на создание русского помещичьего класса с крепостническими поползновениями?
Уж не слишком ли угощают у нас меньшую братию?
<ОПЯТЬ ВРАНЬЕ>
Опять вранье «Варшавского дневника»:
В «Варшавский дневник» сообщают из Цюриха (говорят «Голос» и «Московские ведомости»), что общество славянских социалистов в Женеве, пользуясь пребыванием принца Наполеона в Пранжене (в Женевском кантоне), отправило к нему депутацию для вручения ему диплома на звание почетного члена общества и с просьбой помочь дальнейшему изданию журнала «Гмина». Принц выслал депутации 20 франков чрез своего лакея и не захотел ни видеться с нею, ни принять от нее лестный диплом.
Мы просим наших польских друзей дать коллективным опровержением урок мошеннической редакции, в числе которой, вероятно, нет ни одного поляка — или что же это за поляк? Как его имя?
Решительно настают последние дни, и пора думать о покаянии, чудеса и знамения совершаются, горы оседают и деревни возникают. Стихии помогают казнокрадам, геология заодно с чиновниками и, уменьшая соль мира сего, увеличивает число солящих.
277
Читайте сами:
Оползень горы в Нижнем Новгороде92[92]. Нам пишут из Нижнего Новгорода, что там 7-го мая оселась земля на нагорном берегу Оки, где находятся соляные магазины. Пространство в 250 сажен длины двинулось с места к реке, совершенно разрушило один соляной магазин, а до десяти магазинов сдвинуты с места; в некоторых, говорят, была соль. Земля дала множество расселин, деревья, которые росли на горе, упали и лежат на ней во всю длину («Московские вед.», № 105).
Архангельский корреспондент «Петербургских ведом.» сообщает слух о том, что полиция нашла в Кемском уезде большую деревню, которая доселе была неизвестна!
ПЕРВОЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Господин В. П. Иванов-Желудков! Неужели в самом деле молдаване так-таки и захотели присоединиться к России? Хорошо ли вы знаете по-румански?.. вы так бойко и мило пишете, что нам жаль будет, если злокачественный патриотизм столкнет вас с прямых путей разума в лабиринты присоединений и усвоений. Россия прежде должна дома очиститься и переделаться, а потом переделывать границы и мешаться в чужие дела.
Владимир Титов решился отвечать на мое письмо от 20 апреля, вероятно, прочитавши в «Колоколе» от 1 июня легкое нравоучение за молчание. Владимир Титов слишком высоко поставлен, чтоб отвечать, как все люди, а потому сообщил мне через русского посланника и женевскую полицию следующую глупую и грубую бумагу — без числа и подписи:
Сообщение господину Александру Герцену в Женеве, 7, quai Mont-Blanc.
Вследствие письма господина Герцена от 20 апреля 1867 г. к г. действительному тайному советнику, члену Государственного совета, В. П. Титову, сообщается (кем?) господину Александру Герцену нижеследующее:
По дружбе, с молодых лет существовавшей между покойным Н. А. Мельгуновым и В. П. Титовым, сей последний, конечно, желал бы содействовать к очистке платежа, который на первом числится и даже может почитаться, как сказано в письме г. Герцена, «долгом чести».
Несмотря на то, обстоятельства дела таковы, что участие в этом В. П. Титова не имело бы основания и не принесло никому бы пользы.
По наследству и долгам Мельгунова учреждена теперь в Москве опека; адрес опекуна: Михаил Иванович Ключарев, в Трехпрудном переулке, свой дом.
Но кроме того, что в открытом письме Мельгунова, сообщенном г. Герценом, значится заимодавцем один Ротшильд, опека, очевидно, не в праве принимать к удовлетворению подобные документы, в особенности от В. П. Титова, не могущего ничем удостоверить, чтобы покойный когда-либо говорил ему об этом письме или долге.
С 1857 года прошло до кончины Мельгунова десять лет. В этот значительный период времени покойник несколько раз видел В. П. Титова, с ним переписывался, получал под его поруку у банкиров ссуды, вследствие которых умер, оставшись должным В. П. Титову более шести тысяч рублей сер., но ни один раз не упоминал он ему ни о долгах своих г. Герцену, ни об открытом письме к В. П. Титову от марта 1857, ни о желании назначить его своим душеприказчиком.
279
Вот все, что известно В. П. Титову, и, в случае запроса через журналы он не имел бы равным образом ничего отвечать, кроме вышеизложенного.
Господин сообщитель, вероятно, слуга Владимира Титова в Петербурге, писавший это подметное сообщение, хочет набросить тень подозрения на достоверность и долга, и письма; на долг у меня есть документы от Ротшильда, письмо Мельгунова также цело. Если б Владимир Титов был сколько-нибудь порядочный человек, он не допустил бы ни этот грязный намек, ни болтовню о том, что покойный Н. А. Мельгунов остался должен ему, Владимиру Титову, в Петербурге, «более шести тысяч руб. сер.». Какое мне дело до финансов какого-нибудь
Владимира Титова? Дипломатическая карьера, приучающая людей к скромности и учтивости, Владимира Титова в Петербурге не научила ни общежитью, ни молчаливости.
7 июня 1867.
280
Nous sommes aujourd’hui ce que nous avon
été hier… continuons.
Сиэс, 1789.
У нас было явился вопрос à la Шпекин, печатать или не печатать наш отчет о первой части путешествия государя после выстрела 6 июня. Вопрос этот разрешился тем, что после выстрела путешествие пошло еще веселее. Действительный успех путешествия начинается с него: тут и овации, и адресы и открытая коляска. К тому же тут всё люди военные — какой же военный думает на другой день о пуле, попавшей не в него, а в ухо лошади Мокарова зятя.
Пора, впрочем, перестать стрелять, а то будущему Карамзину придется новую историю до того наполнить пулями, двуствольными пистолетами и дичью адресов и телеграмм, что он должен будет просить у И. Тургенева права ее назвать «Рассказами о дурных охотниках».
АВГУСТЕЙШИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ (СТАТЬЯ ВТОРАЯ)
I
Государь в Avenue Marigny
А где же первая? В первом листе «Колокола», она напечатана ровно десять лет тому назад но случаю путешествия «вдовствующей императрицы-родительницы». Через десять лет
нам приходится сказать несколько слов о путешествии уж конечно «не вдовствующего» императора. Тут что-то мистическое; вообще между нами и великим путешественником есть таинственные соотношения, о которых мы непременно посоветуемся с Юмом. Мы вместе были в Вятке в 1837 году, и он, приехавши в Париж, остановился в той же улице, в которой останавливались мы в 1847, так что государь мог бы написать последнее «Письмо из Avenue Marigny» в «Современник», если б Валуев не запретил его.
Но к делу. Начало путешествия или, как русские газетные надзиратели выражаются, «высочайшего проследования», нам известны, а цель!
— Нет!
— А интересно бы знать?
— Очень.
— Ну а как ее вовсе нет?
Во-первых, мы решительно не верим, чтоб государь приехал в Париж за делом. За делом теперь никто не ездит; министрами и перепиской, графами и телеграфами можно покончить не только всякое дело, но всякое безделье. Александру Николаевичу захотелось погулять, Наполеону — показать такую pièce de résistance93[93], как le tzar, — вот, мол, «каких подымаем»… А с Турцией что будет, то будет, ей к фатализму не привыкать стать.
Во-вторых… мы находим первую причину достаточной, а, по Лейбницу, где есть достаточная причина, там других искать не надобно.
Александр Николаевич сослужил Наполеону службу, а сам душу отвел от петербургской скуки. Византийски-дармштадтская набожность дошла до удушающих размеров в Зимнем дворце, а тут, вместо развлечения, австрийские и турецкие славяне, с которыми надобно говорить по-немецки, чтоб понять их русские чувства и их беседы с православными постницами ее величества. Какой там благочестивейший самодержец ни будь, столько благочестия не вынесешь. Жить невозможно.
282
Напрасно французы сердятся, что государь не привез с собой преподобную императрицу, это большое счастие и большой такт. Пусть она молится о его здоровий и сохранении от всех козней и недугов Франции, а он немного вздохнет на свободе. Его дело мужское… и, точно, времени он не пропустил ни секунды. Из Агрипининой Колонии беспокоится, телеграфирует, чтоб Будберг бежал в кассу Variété и взял бы ложу. Шнейдершу захотелось посмотреть в «Дюшессе Герольдштатской». Что же тут такого? Вещь она не новая, но хорошая, т. е. M-llè Schneider. Ей лет сорок, а что говорил его величество король английский Георг IV, большой знаток по этой части, о трех f, — вы думаете — фантазия, физиономия, фигура… нет, просто fat, fair, forty. Итак, приехавши в 47г часа в Париж, мы переменили белье, и в 8 — в Variété.
Государю, по справедливости, хотелось по образу-подобию покойного Александра Павловича въезд в Париж сделать верхом. Последнюю станцию он, кажется, уж сидел на коне. Но ему объяснили, что этого нельзя, потому что Александр I взял Париж войсками, а теперь Париж берет Александра II любезностями, — следственно, Парижу следовало бы ехать навстречу верхом, но размеры не позволяют. Делать нечего, спешился император, а тут закрытая карета, да марш-маршем в Avenue Marigny.
Надобно же было развлечься — вот М-11е Schneider и пригодилась. Из театра
