Полное собрание сочинений. Том 22. Письма 1832 — 1838 годов. Александр Иванович Герцен
1. Н. И. АСТРАКОВУ
Москва, 1832 года. Февраль 11.
Почтеннейший Николай Иванович!
Придерживаясь древнему русскому правилу, что раскаяние есть пол-исправления, я принялся за перо, не для того, чтоб оправдываться, но для того, чтоб раскаяться и попросить прощения, которое надеюсь и получить. Я давно уже должен бы был переслать к вам Бруно и Систематику, по то хлопоты ученья, то хлопоты рассеянья так плотно заняли время, что не нашлось свободной минуты, которую бы я мог посвятить блаженной памяти Иордано Бруно и системе систем Максимовича. Второе напоминовение сделало меня подеятельнее, и вы
получите Бруно. О Систематике еще не знаю, Максимовичу я вручил деньги, но книги еще не получал, а поелику он часто улетает и мир идеальный на поэзии тычинок, пестиков и спиральных сосудов, то и немудрено, что забудет; ежели же получите ее, то советую (извините в дерзости) прочесть это изящнейшее творение по сей части мира, философское направление и высокое понятие о науке — и науках естественных.
Желал бы я сообщить вам что-нибудь новое, но где же взять? Москва — мимо, политика — мимо, шум светский — мимо. Университет — sta, viator! Это наша bien-aimée Ecole Normale, как говорит Кузень. <Тут> что нового? Наше отделение все так же изящнейшее, все то же рвение к математике и та же ненависть к натур<альной> истории. У нас все так же блестят Носков, Кирьяков и Лукьянов. Фишер вышел, его место заступит его сын. Остальное по- старому. Чумаков не переменился ни на волос; да как ему перемениться: умнеть в эти лета нельзя, глупеть невозможно — до дна глупости дошел. Мягков, о, Мягков — чудо, он вчера кричал:
«45-е. Когда говорится (тут он поправил галстук) „Артиллерия едет», это не значит, что едет наука; но орудия артиллерийские».
8
Какова 45-я тактическая фиорема!
В словесном отделении место Гаврилова занял Надеждин. Из ваших товарищей знаю о трех — Леонид Пассек был в Мальте и отправился на греческие острова, где получил чин — чин мичмана; Николай Смирнов в Петербурге бог знает зачем, а А. Савич здесь; говоря об Савиче, я не могу умолчать о том, что он мне дает уроки из астрономии единственно из благорасположения ко мне, — жертва, которую я вполне умею ценить и буду ценить, посему за долг поставил и вам сказать о этом благородном поступке; а propos, он выдержал экзамен магистрский.
Еще в заключение (чтоб благочестиво кончить) скажу об Алексее Гавриловиче Хитрове. «Поелику неоспоримо доказано, что мир земной есть свет померкнувший, и известно, что он должен паки возблистать, что совершится (ut scripsit Dionisius Areopagitus1[1]), когда исполнится сумма грехов, а поелику сумма сия, по свидетельству Якова Бёма и Григорья Назианзина, теперь уже настала, когда не мудрование о любви, но мудрость приняли за философию, то г. Хитров с нетерпением ждет сего просветленья». Может быть, я переврал, но что-то подобное он сегодня рассказывал.
Извините, что я вас утруждаю сими нелепостями, сладко вспомнить о товарищах, итак, не сердитесь за сие письмо, писанное преданным вам
Александром Герценом.
2. Н. А. ЗАХАРЬИНОЙ
26 августа 1832 или 22 октября 1983 г. Москва.
Любезнейшая Наталья Александровна! Сегодня день вашего рождения, с величайшим желанием хотелось бы мне поздравить вас лично; но, ей-богу, нет никакой возможности; я виноват, что давно не был, но обстоятельства совершенно не позволили мне по желанию расположить временем. Надеюсь, что вы простите мне, и желаю вам полного развития всех ваших талантов и всего запаса счастья, которым наделяет судьба души чистые. Эмилии Мих<айловне> мой поклон.
Преданный вам
Александр Герцен.
Надеюсь на нынешней неделе у вас быть (вероятно, в субботу).
На обороте: Наталье Александровне Захарьиной.
9
3. Н. А. ЗАХАРЬИНОЙ 18 сентября 1832 г. Москва. Любезнейшая Наталья Александровна!
Посылаю вам требуемый том истории Карамзина.
Преданный ото всей души
Александр Герцен
18 сентября.
На обороте: Наталье Александр<овне> Захарьиной.
10
1833
4. Е. В. и Д. В. ПАССЕКАМ 15 января 1833 г. Москва.
Любезнейшие друзья, Евгений и Диомид!
Ваше письмо и приписку имел счастье получить. Все у вас здоровы как нельзя более, напрасно ты хлопочешь об этом, исключая Тани, которая оправляется мало-помалу. Диомид, стыдно думать, что я сержусь, что вы не пишете. Я уверен, что я не забыт.
Когда у вас будет Савич, поцелуйте его за меня и скажите, что он (и вы) скоро получите от меня большую хартию, но теперь я окончу, засвидетельствовав ему мою искреннейшую домогильную дружбу.
Прощайте. Огарев кланяется.
Алекс. Герцен.
15 января.
5. Е. В. и Д. В. ПАССЕКАМ и М. П. НОСКОВУ
8 марта 1833 г. Москва.
Братьям Евгению и Диомиду.
Я чуть было не сделал глупости, но надейся всегда на мою увертливость. Получил от тебя 125 рублей, послал за ними на почту. Я уже сказал об этом маменьке твоей, но поправил после, сказав, что сто р<у>б<лей> принадлежат Носкову; итак, всё сделал по твоему велению.
От Диомида с нетерпением жду письма, он скуп ко мне и, кажется, мы с ним симпатизируем как нельзя более, впрочем, что за счеты.
Доша, у меня еще прибавилось несколько мыслей к моей статье, и, может быть, я вскорости буду писать вторую часть,
11
т. е. что сделала Россия от Петра до наших дней; вопрос огромный, но иногда в юности и без фактальных сведений взор орлиный, ежели юноша — орленок. Не думаю, чтобы я это говорил и уверенности своего достоинства, но просто хочу попытать.
Евгений, мне приятно очень известить тебя, что Вячеслав, кажется, менее шалит, — впрочем, вряд должно ли употреблять коэрзитивные меры. Больше убеждением, ибо это порок, а не шалость.
Прошу теперь передать Носкову.
Как поживаешь, друг умнейший, в Петербурге? Часто ли т поминаешь о друге Герцене и о прочих московских друзьях? Не забывай, с этими воспоминаниями связано все высокое, все благородное, если не в наших действиях, то в наших желаниях.
С большим огорчением, ежедневно, Петров меня спрашивает и Пуансоте, и посему я хочу адресоваться к твоему Дорофею.
Ежели ты здесь увидишь Смирнова, то скажи, что я его не забыл, тем более потому, что на днях от Г. М. Н. мне доставили от него грамотку.
Савич кланяется всем. Прощайте, братья и друзья.
8 марта.
Златоглавая Москва.
6. Е. В. и Д. В. ПАССЕКАМ и М. П. НОСКОВУ Конец марта — начало апреля 1833 г. Москва.
Друзья Евгений и Диомид!
Получил я еще 140 рублей, которые все по назначению употребил, что же касается до ежедневных прогулок, то едва ли это может сделаться теперь, ибо дороги ужаснейшие, ни в санях, ни на дрожках, впрочем, по утрам морозы, и в это время я советую <1 нрзб.> гулять пешком.
От Доши каждый день жду письма, но от него, как от козла, ни шерсти ни молока. Он, говорят, хочет приехать в Москву в мае, ради бога <1 нрзб> только не в мае и июне. В конце будут экзамены, и я не смогу видеться с тобой. Ради дружбы и <1 нрзб.> не приезжай раньше 28 июня.
Прощайте, остальное все имеет принадлежать Носкову.
Александр Герцен.
12
Душа Носков!
Приближается время выхода из университета. Многим, очень многим обязан я ему; науками, сколько в состоянии был принять и сколько он в состоянии был мне дать. Но главное — методу я там приобрел, а метода важнее всякой суммы познаний. Друзья, я вас там приобрел, и это приобретение оживило всю мою душу. Вы поняли меня и ответили дружбой, в то время как прежде мертвый эгоизм обдавал меня своим холодом. Решительно могу сказать,
что все сладкое, что было в моей юности, произошло от друзей и от наук. Словом, благословляю университет.
Мишка! Теперь на время отлагаю все мечты и планы, я предался двум занятиям: 1) приготовляюсь к экзаменам, 2) хочу золотой медали. Официально еще не задали, но известно, что задаст Д<митрий> Матв<еевич>. И о чем же! О Коперниковой системе в философском и астрономическом отношении. Вот предмет, который я надеюсь превосходно обработать. Употребляю всё и желаю либо получить золотую медаль, либо — ничего.
(Будь сказано сие не во зло некоторым кавалерам с серебряной медалью.)
Прощай, друг, обнимаю тебя.
Александр Герцен.
Р. Б. Ты, может, удивишься, что я не прошу тебя писать к себе. Но я знаю, что это тебе напоминать не нужно.
Огарев всем кланяется.
7. Д. В. ПАССЕКУ 29 апреля 1833 г. Москва.
Диомид! Когда приедешь в Москву, не забудь привезть мою статью о Петре I или копию с нее пришли с Муравьевым.
Берег, берег, наконец-то он виден после 4-летнего плавания по ручью университета.
Удивляюсь, что Носков не был у вас.
Евгения обнимаю.
Александр Герцен.
Рукой Н. П. Огарева:
Отправляются письма к вам, Диомид и Евгений, и я спешу напомнить вам о том молодом человеке, который совсем растерялся, но все-таки ваш неизменный друг и добрый малый.
Ваш Н. Огарев.
8. Е. В. и Д. В. ПАССЕКАМ
Апреля 29.
25 мая 1833 г. Москва.
Евгений, Диомид! Здравствуйте! Вы, как немые, ни строки ко мне, а я, горемычный, теперь в скуке большой готовлюсь к экзамену. Как ты нашел Мур<авьева>? Я мало его знаю, но знаю с хорошей стороны. Что Носков? Его молчание меня удивляет. Забыть друзей он не может, писать разучиться тоже не может. Не понимаю.
Александр Герцен.
8а. Е. В. и Д. В. ПАССЕКАМ Конец мая 1833 г. Москва.
Деньги получил и письмо, друзья Евгений и Доша.
А. Герцен.
9. Е. В. ПАССЕКУ 10 июня 1833 г. Москва.
Спасибо тебе, Евгений, что наконец вспомнил, что существую я во времени и пространстве. Касательно же твоих опасении насчет моего здоровья, извещаю, что я весьма здоров. Земно кланяюсь.
Ал. Герцен.
10 июня.
A propos, на небо я еще не взят, но с дня на день дожидаюсь лошадей. Вот ты мне не хотел давать доверенности, а тебе молится
Ал. Герцен.
10. Н. П. ОГАРЕВУ 24—27 июня 1833 г. Москва.
Москва. Июня 24.
Итак, день, которого я ждал четыре года, к которому приготовлялся 4 месяца, настал: 22 был наш экзамен. И знаешь ли, друг, с чего он начался: с того, что я срезался у Перевощикова по механике, это потрясло сильно мое честолюбие, я на другой день был болен; но во всех прочих предметах я отвечал хорошо, в некоторых отлично, и я кандидат; теперь осталось получить медаль (зол<отую>), и я университетом доволен.
Прежде нежели приступим к твоему письму (которое меня обрадовало более, нежели иногда 10 писем от тебя, ибо я в нем увидел глубокую фантазию твою и душу, в силу которой мы друзья), я тебе должен сообщить некоторый факт. Почека обманул Гебелеву дочь, самым гнусным образом обольстил ее, поверг все это семейство в отчаяние, и дочь Гебеля после 5¬дневного сумасшествия умерла. Говорят, что и смерть он ей причинил, давши ей лекарство от беременности. Я не стану
