деле выше существ простых и заслуживает внимания. Я не надеялась встретить в подобном состоянии такую душу и столько чувства. Но надобно прибавить, что единственное, пламенное желание — умереть (особенно разлучившись со мною), ибо кругом нее мерзкое поле (как она выражается), а она одна. Ты не забыл ее, ангел мой, благодарю! Это существо не должно быть забыто никогда» (Изд. Павл., стр. 136 — 137). См. страницы, посвященные «бедной жертве гнусной, проклятой русской жизни» — Саше Вырлиной, в главе XX части третьей «Былого и дум» (VIII, 324 — 326).
…напрасно запала дума, что папенька именно обо мне думает. — Отклик на следующее место из письма Натальи Александровны (приписки от 15 сентября): «Странно, мой ангел, что заставляет папеньку хлопотать так о моем замужестве? С последнею оказией писал еще к<нягине> что играть свадьбы — дело христианское и что пора в Москву, а там устроит меня, с ее согласия и разрешения» (Изд. Павл., стр. 140).
Очень вспомнил я то место в «Notre Dame», о котором ты пишешь. — 19 сентября, благодаря Герцена за присылку книги Гюго «Собор Парижской богоматери», Наталья Александровна писала: «Досадно то, что мне еще не удается порядочно прочесть ее. Но уже Эсмеральда мне знакома, и я в восторге от нее. Эсмеральда, Эсмеральда! Помнишь ли слова ее на вопрос (Gringoire’a) о дружбе и любви? Помнишь ли, что они расширили мне двери души твоей, двери моего неба, рая!..» (там же, стр. 141). Н. А. Захарьина имеет в виду следующие слова героини «Собора Парижской богоматери», ответившей на вопрос поэта Гренгуара: „А знаете ли вы, что такое дружба?» — „Да. Это значит быть братом и сестрой;
496
это — когда две души, не сливаясь, лишь соприкасаются; это — два перста одной руки». На вопрос же Гренгуара: „А любовь?» Эсмеральда ответила: „Любовь — это когда двое едины. Когда мужчина и женщина превращаются в ангелов. Это — небо!»» (книга вторая, глава 7-я). Ср. письмо 50.
…был 9 апреля 1834. — 9 апреля 1835 г. (а не 1834) — день свидания Н. А. Захарьиной с Герценом в Крутицких казармах. См. письмо 33.
Сейчас получил письмо от Тат<ьяны> Петр<овны> ~ требует моей помощи. — В. В. Пассек намерен был издавать журнал «Очерки России». Средства для издания ему предоставил Е. П. Гардинский. Намерение осталось неосуществленным. Впоследствии под названием «Очерки России» Пассек издал несколько сборников. Письмо Т. П. Пассек, в котором она просила Герцена прислать какие-либо материалы для «Очерков России» — неизвестно (Пассеки в это время находились на Украине). Неизвестно также и ответное письмо Герцена (о его содержании см. в письме 80). В своих воспоминаниях Т. П. Пассек сообщает о получении ею с мужем на Украине письма от Герцена: «Он описывал нам свой отъезд из Москвы, впечатления по пути в Вятку, новые знакомства и, между прочим, говорил, что перед отъездом у него вышла неприятность с нашим семейством, так глубоко огорчившая его, что он разорвал все отношения с ними — и навсегда. Причины этой неприятности он не объяснял, жаловался на оскорбления, полученные им в лице его матери; в чем-то туманно оправдывался, чего мы вполне не могли понять; говорил, что он находится в глубокой тоске, надеется не жить долее тридцати лет, что порядочному человеку долее тридцати лет жить и не следует, и кончил тем, что так как мы непричастны его неприятностям с нашими и если от него не отрекаемся, — то он по-прежнему наш друг». «Вадим отвечал Саше, — продолжает далее Пассек, — что мы ничего не слыхали о его неприятности с нашими, просил объяснить, в чем дело, что, может, виной всего недоразумение, и когда разъяснится, то не окажется и надобности прибегать к таким крайним, к таким печальным мерам. Ответа на письмо не было <...> С этого времени отношения Александра к семейству Пассек, за исключением меня и Вадима, прекратились и они уже никогда не видались больше» (Пассек, II, стр. 272 — 273). Судя по характеру излагаемого письма, оно, вероятно, относилось не к 1836, а к 1835 г., так как навряд ли Герцен стал бы через год с лишним делиться с Пассеками своими путевыми впечатлениями и сообщать о «новых знакомствах». Решение не давать Пассекам статьи для их издания не было окончательным: в третьей книжке «Очерков России», вышедшей в свет в Москве в начале 1840 г., был опубликован очерк Герцена «Письмо из провинции» (I, 131 — 133).
Повесть идет вперед. — Очевидно, повесть «Елена».
Статья о Вятке… — См. письма 52 и 73 и комментарий к ним.
Новая повесть есть в голове ~ В будущий рае напишу план. — О каком своем замысле говорит здесь Герцен, точно не установлено. Возможно, речь идет о несохранившейся повести, написанной в 1837 г., «I Maestri», где под именем «Калибан-гиена» был выведен вятский губернатор Тюфяев.
Ответ Н. А. Захарьиной от 23 — 26 октября 1836 г. — Изд. Павл., стр. 161 — 167.
79. Н. А. ЗАХАРЬИНОЙ
Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: РМ, 1894, № 4, стр. 169 — 172, с присоединением части следующего письма. На автографе помета Герцена: «97». Текст: «Я грустен ~ Твой Александр» написан на отдельном листе. На обороте этого листа текст приписок от 21 — 28 октября. Установить точную последовательность обоих текстов
497
не представляется возможным. Приписка: «Шелковинка ~ головы» сделана на той же странице, что и адрес.
Ответ на письмо Н. А. Захарьиной от 21 — 30 сентября 1836 г. (Изд. Павл., стр. 142 — 146).
Твое последнее письмо от 29 сентября сначала привело меня в восторг. — Наталья Александровна сообщала в своем письме: «В Москве у меня одно окошко, и оно на восток. Когда купили этот
дом, мне было 14 лет, и из этого окна я в первый раз увидела утро. Дивное влияние сделала на меня эта звезда, чистая, игривая, такая далекая от земли и такая приветная, и это солнце, и свет его, и его лучи <...> И с тех пор редко просыпала я восхождение солнца, как будто бы в небесных явлениях я читала мое будущее и восхищалась им, и почти каждое утро встречала мою звездочку, и с, каждым днем, глядя на нее, становилась светлее, ярче, ближе к ней. Через полтора года после этого ты говорил о своих чувствах при этой картине (вечер 6 января, 1834 г., у Насакиных), и тут вскоре восток мой заалел, и душа бледнела в твоих лучах, и купалась в твоем сиянии, и теперь она потонула в тебе, как та звездочка потонула в солнце! Скажи, ангел мой, не похожи ли на эти светила мы с тобою? <...> Твой образ должен сохраниться на земле, пока она будет существовать; имя твое должно звучать до тех пор, пока голос человеческий будет слышен; должно, чтоб при воспоминании о тебе грудь старца расцветала юностью, чтоб юные души, согретые тобой, как солнцем, украшали мир дивными произведениями. Нет, Александр, я не хочу умереть без того, чтобы в каждом взоре не видать слезы умиления и восторга при твоем имени, чтобы в каждом существе не встретить поклонника твоего, чтобы во всех сердцах не найти пламя, возженного тобою! <...> Тогда, как ты будешь во всем блеске, когда души, согретые тобою, расцветут, и твое сияние осветит дивные плоды целого сада, тогда, тогда… <...> Тогда в последнее услышать от тебя слово любви, прочесть ее во взоре твоем, испить в поцелуе твоем и…потонуть в тебе, как Венера в солнце!..» (Изд. Павл., стр. 142 — 143).
Твоя безусловная любовь заставила тебя поставить на одну доску Егор<а> Ив<ановича> и Мед<ведеву>. — Герцен имеет в виду следующие строки из письма Натальи Александровны: «Не правда ли, мой Александр, мы не можем быть счастливы совершенно, то есть спокойно наслаждаться счастьем, прежде нежели Мед<ведева> не будет спокойна? Это главное, о чем ты должен стараться. Согласие наших — это ничего перед этим: там один каприз, тут истинное чувство. Вот два существа, которым провидение нанесло удары мною: Ег<ор> Ив<анович> и Мед<ведева>; теперь и вперед должно стараться облегчить их участь, но для первого я не могу ничего, а Мед<ведеву>, мне кажется, я могла б утешить, — кажется!..» (там же, стр. 144).
Повесть растет в моей мысли… — Речь идет о повести «Елена» («Там»).
Получил еще записочку от тебя и от княгини в папенькином письме. — Эта «официальная» записка Натальи Александровны, так же как записка И. А. Хованской и письмо И. А. Яковлева, остается неизвестной.
Твое рожденье — в день пресвятой девы… — 22 октября праздновался день Казанской божьей матери.
…поздравляю тебя ~ отдали портрет? — Герцен поздравляет Наталью Александровну с днем рождения (22 октября). В этот день ей должны были передать его новый портрет, специально для нее написанный Витбергом. См. комментарий к письму 78.
Шелковинка приложенная есть мерка моей головы. — Отклик на просьбу Натальи Александровны: «Мне хочется вышить тебе ермолку; утешь меня, смеряй свою голову и напиши мне, сколько вершков. Знаю, тебе это большая комиссия: легче б написать целую статью, и, верно, забудешь и не напишешь; но утешь же меня, Александр, я в горе» (Изд. Павл., стр.144).
80. Н. И. САЗОНОВУ и Н. Х. КЕТЧЕРУ
Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано (с купюрами) в статье П. В. Анненкова «Идеалисты тридцатых годов» — ВЕ, 1883, № 3, стр. 133 — 135. Полностью: Л I, 338 — 340. Автограф поврежден, слово «надобно» («<надобно> от вас достать мне») читается предположительно.
Письмо написано после получения 14 октября 1836 г. письма от Пассеков с просьбой прислать материалы в проектируемый ими журнал (см, письмо 78). Сообщая 4 ноября Н. А. Захарьиной о своем намерении отправить через две недели в печать «Три встречи», Герцен несомненно имел в виду обращение к нему по этому поводу Кетчера и Сазонова, ответом на которое служит настоящее письмо. Этим и определяется приблизительная датировка письма:
Ответ на неизвестное письмо (или письма) Н. Х. Кетчера и Н. И. Сазонова и, возможно, на их письмо от 11 октября 1836 г. (ЛН, т. 62, стр. 530 — 532). На автографе последнего письма помета Герцена: «ок<тября> 29».
…вы видели из прошлой грамоты моей… — См. письмо от 22 сентября 1836 г., где Герцен открылся своим друзьям в любви к Наталье Александровне.
…о статье… — По-видимому, имеется в виду недоразумение, связанное с опубликованием статьи Герцена «Гофман» (см. письмо к Н. А. Полевому от 2 сентября 1836
