что я дал бы теперь половину что у меня есть, чтоб провесть неделю с Наташей и дальней, холодной Вятке. Богу угодно было соединить, переплесть жизнь Витбергов с жизнью Герценых, — Да исполнится воля его. — Ну, позвольте теперь поговорить о вздоре (неизлечим грешный человек). Ну представьте вы себе меня женатым, конфортабельным человеком, — воля ваша, а это смешно, — ну, мы сущие дети, маленькие дети, и я и Nataiie шалим, учимся. Впрочем, по хозяйственному отношению я занимаюсь много, а именно с султанской настойчивостью требую, чтоб ходила затянутая и одетая саг tel est le bon plaisir de monsieur149[149] дитя. — A получили ли вы канву, я, с тех пор как женат, сделался вот как аккуратен. А на душе светло, светло.
Извините. Laqus proponticus.
Где Вера Александровна, меньшая сестра? В саду или дорисовывает розан, начатый лета 1673, ну тот, что Александр Лаврентьевич смыл? Все равно, где бы ни была, она мне даст руку, а я ее сожму крепко, от души. Дай бог, чтоб мы опять >виделись, тогда больше, больше.
Александр Герцен.
Да, я забыл было: 1-е. Брак был с благословения архиерея. 2. Все денежные издержки фурнированы были благородным Косьмой Васильевичем Беляевым, мне приятно упомянуть об этом тем более что все это требовало довольно значительной суммы.
Об Величке не слыхал.
Через месяц ваше рождение — поздравляю. Какой дивный был вечер в 1836 году. Помните?
P. S. А уж княгиня М<арья> А<лексеевна> как бесится. А Голохвастов все скачет по Москве и судит, — говорят, от него в Москве проезда нет.
189. Н. И. АСТРАКОВУ
5 июня 1838 г: Владимир.
Записывать моменты двойной жизни. Нет, на это еще время не пришло и долго не придет. Дай сперва на больные места души осесть прозрачным кристаллам счастья, и притом ты знаешь условия кристаллизации — Спокойствие, т. е. гармония. Оно и есть, но еще мало времени, надобно перестать дивиться на свое блаженство, надобно свыкнуться с ним и вдыхать его свободно, как воздух, как свет. Кристаллы осядут — и тогда прямо вынь слепок их из души, и это будет моя жизнь после 8 мая. А дивно шло все и так заключено в нас двоих, никто не подходил, ни близкий, ни дальний. Мы очутились, отданные богом друг другу, одни на целом земном шаре. Сердце говорило — вдали есть родные душою, но глаз не видал их, перед ним стояла она и развертывалась природа. Это делает из новой поэмы жизни — поэму греческую, древнюю. Там не было несколько переплетенных нитей, а одна группа, облеченная едва наброшенной тканью обстоятельств
Ну, заболтался. — К делу: должен я тебе или нет? Денег вновь не посылаю, и на это есть причина, хотя еще и не все я истратил, но до нового получения должен приостановиться. Кое- что поручил я дома. Думаю, впрочем, через короткое время иметь опять деньги, для позолоты греческой поэмы. Книги Наташины очень нужны, и бумаги, и моя книга. Я писал с папеньк<иным> мужиком к тебе записку; по ней можешь отдать, запечатав. Письма сегодня получены.
Прощай.
А. Герцен.
5 июня. Суббота.
Татьяне Алексеевне мое искреннее почтение — нет, не почтение, а дружба.
H. А Герцен — Т. А. Астраковой
Татьяна Алексеевна!
Что вам сказать нового? Свет, свет, блаженство, рай… что еще? ну, разумеется, более нет ничего…
Сегодня получила и шляпу и платья — все, все прекрасно, благодарю нас за труды; простите! вы этого не любите — но все-таки благодарю премного. — Подождем из Москвы, а то, может, и опять к вам с просьбами…
Что ж рыцарь-папенька? Ах, кабы приехал! передайте ему от детей поклон и рукожатье.
Вас обнимаю.
Ваша Н а та.
Николаю низкий, низкий душевный поклон.
Скажи, пожалуйста, Кетчеру, чтоб он мне прислал «Revue de Paris» с июля 1837 года и до сего дня. Читал ли он в этом журнале «Mauprat» — George Sand? — Мне чрезвычайно нравится Patience и ему, думаю, тоже. Да пусть еще пришлет 2-ю часть Жан-Поля.
190. Н. И. АСТРАКОВУ
7 июня 1838 г. Владимир.
Любезный друг. Я к тебе с просьбой нового рода, с просьбой «ради имени Христа»… Вот в чем дело. Кажется, Полуденский не откажется попросить отца. В Воспитательном доме открывается отделение для воспитания детей чиновников менее 8 класса, и туда поступит или поступила просьба вдовы Медведевой из Вятки, жены асессора по Строительной комиссии и титул<ярного> советника Петра Медведева, — то нельзя ли дать просьбе ход? А я тебя удостоверяю, что эта несчастная женщина не имеет хлеба насущного, пренесчастная. Итак, передай Полуденскому мою просьбу. Я уж писал и ко Льву Алексеевичу об этом.
И прощай.
А. Герцен
382
7 июня.
Что господин Барон? Грозный могиканин степей Сокольницких. Я писал тебе прошлый раз, чтоб передать ему мою просьбу о «Revue des Deux Mondes», и чуть ли не назвал этот журнал «Revue de Paris»; поправляю: итак,
«Revue des Deux Mondes».
Я сегодня прочел выговор Наташе за то, что так долго продержала ваши вещи, а посему, вероятно, в субботу они отправятся к вам.
Татьяну Алексеевну мы вспоминаем очень часто, Наташа ее видела раз глазами, да, не видавшись, прожила с нею душою целую жизнь.
Н. А. Герцен — Т. А. Астраковой
Что вы, Татьяна Алексеевна? Пишите, пишите нам. Ну вот и месяц, целый месяц — а мне кажется все, что лишь сейчас открыла глаза на божий свет после тяжкого сна. Ничто не может дать понятия о нашей жизни — то есть о блажен<стве> — и не радостно ли читать это вам, вам, которые так много участвовали. Московские милости ни уменьшаются ни увеличиваются — ну да бог с ними — мы вместе и что ж еще??..
Прощайте! Обнимаю вас, получите скоро ваши вещи — благодарю за них, а на обновки свои не нарадуюсь, так все впору и хорошо.
Ваша Н а та.
На обороте: Его благородию Николаю Ивановичу Астракову.
В Москве. Близ Девичьего Поля, приход Воздвиженья на Овражках — собственный дом.
191. А. Л. ВИТБЕРГУ Начало июня 1838 г. Владимир.
Сделайте одолженье, передайте Эрну, что я нимало не сержусь на него, по будущей почте буду писать, да не забудьте.
А. Г.
Почтеннейший Александр Лаврентьевич! Вас удивят приложенные 1000 рублей; итак, с них начну речь. Вам деньги нужны — вот 1000 руб. Когда будут ненужны, вы их пришлете, и дело с концом. Деньги эти не мои, они принадлежат одному человеку, душою преданному вам и который, имея деньги в руках, мог, нисколько не стесняя себя, дать взаймы 1000 руб. — Для вас все это загадка, и вы ее не отгадаете, только верьте, что мое — только труд и больше ничего
383
Ежели вы откажетесь от них, вы оскорбите меня самым горьким образом, и развеЩ] возможно христианину отвергнуть руку брата?
До меня дошли два слуха. 1-е. Что А<вдотья> В<икторовна> едет в Петербург. 2-е. Что В<ера> Ал<ександровна> получила 300 душ. Правда ли то и другое? Считаю нужным напомнить, что в Пет<ербурге> теперь никого нет и до осени не будет. Наследник со свитой в чужих краях, то же и государь. След., и Жуковского нет и пр. Вторая новость дошла до меня сегодня, и я порадовался от души. Дай бог Вере Александровне жениха, который бы ее любил так, как я Наташу, — и у ней будет, я уверен, и, верно, вы не будете так долго томить и мучить., как меня. Я знаю, что вы ее любите, и очень. Где именье? Не давайте, бога ради, доверенности управлять тому же лицу — лучше, ежели нужно, напишите — не найду ли и человека.
Читали ли вы речь Филарета при перенесении закладки, ну человек, нечего сказать, великий («Москов<ские> ведом<ости>» за 1838 г. июля 2, № 53). Ну что я вам скажу о себе? Счастлив, сколько может человек быть счастлив на земле, сколько может быть счастлив человек, имеющий душу, раскрытую к светлому и высокому и симпатическую к страданию других. Наташа — поэт безумный, неземной, в ней все необыкновенно, она дика, боится толпы, но со мною высока и изящна. Кстати, я хотел вам написать, она тоже, как вы, не любит смех, никогда не произносит напрасно имя бога, и не любит Гогартовых карикатур. Это напомнит вам нашу жизнь совокупную. А я думаю — подчас нам сладко вспомнить мрачные 36 и 37 годы, — и в дальней Вятке вы нашли человека душевно преданного, с пламенной любовью к вам.
На днях я еду в деревню и пробуду недели две — жаль, ежели Авдотья Викторовна проедет без меня. В Москве многие хлопотали и хлопочут об детях Прасковьи Петровны. Но просьбы еще нет. Вероятно, до будущего приема (1839) не примут, и я уверен зато, что примут тогда. Я писал, что Лев Алексеевич хочет постараться об помещении ее самой и советовал ей ехать в Москву. Что же бы лучше, как не теперь целой ватагой сделать исхождение из Вятки.
Я воображаю, что в Вятке скука ужасная. Что новый губернатор? Что Величка, с которым, мне казалось, я был довольно знаком? Разумеется, что здесь лучше жить, здесь Европа (вчерне ) и зато европейская дороговизна. Прощайте.
Душою любящий вас
А. Герцен.
Поклоны всем от меня и от m-me Herzen.
384
193. H. И. и Т. А. АСТРАКОВЫМ Около 20 июля 1838 г. Владимир.
Собирался давно писать к тебе, да вот что значит pater familias150[150] — хлопоты, кейф — и дождался строжайшей реприманды. Завтра едем и до 10 августа не вернемся. Лафонтень, нечитаемой памяти, говорил: «Счастливо то семейство, о котором нечего сказать и ничего не говорят» (поэтому я думаю, что Швеция — рай земной), а я, должно быть, еще счастливее, потому что и сам не знаю, что сказать об нас. По обыкновению читаю много, и, собственно, перемена в том, что то время, которое встарь проводил, думая об Наташе, провожу с нею.
Моя жена из papier mâché, раза три была больна, чуть ветер дунет — простудилась.
Прощайте. В молчанье виноват; но будьте уверены, что любовь к вам, друзья, не простыла и не простынет, она, как кавказская вода, вечно +80° по Реомюру.
Прощайте.
А. Герцен.
Сколько я должен Сазонову, нельзя ли узнать — скоро у меня будут деньги, пиши не прежде 10 августа.
194. А. Л. ВИТБЕРГУ
10 августа 1838. Владимир.
Часа два тому назад приехал я во Владимир из деревни и, нашедши письмо ваше, тотчас принялся отвечать. Мне было необходимо писать к вам, сообщить толпу дум и чувств, наполнявших меня, на месте святом для нас. Путь мой лежал около Москвы — он меня привел на Воробьевы горы. Душа стеснилась,
