Климат здесь для непривыкшего ужасный, мне кажется, что с тех пор как я приехал, все продолжается одна вьюга, неба не видать, дни продолжаются 4 часа и темным, холодным ночам не помогают газовые фонари. Зато обещают чудные ночи в мае, на берегах Невы — и их-то мы увидим вместе, мой друг!
20 декабря.
Ну, детушки мелкота, встали ли вы, здоровы ли, мои душки? Сашка, ешь кашу порядочно и не марайся, а ты, Наташа, будь весела и спокойна, пройдет десять дней декабря, да дней пять января, а я и тут как тут.
Еду сейчас к Жуковскому, там решим, что сделать еще ?, и куда определиться, и как, и пр. и пр. — Прощай, не знаю, успею ли сегодня приписать хоть строчку. Прощайте, мои милые. — А зачем вы это уронили Кат. Алекс? Ведь говорил, что разбудите?..
Хлопоты и хлопоты. — Прощай, в следующем письме я могу написать, когда буду.
56. Н. А. ГЕРЦЕН
21—23 декабря 1839 г. Петербург.
21 декабря 1839. Петербург.
Дружок мой, знаешь ли ты, что может очень легко сделаться, что я 26 или 27 выеду и тогда 31 приеду в Москву, а 3 во Владимир. Смерть хочется к тебе, мой ангел. Дела идут
68
теперь хорошо, мое присутствие ненужно, и я полечу и буду лететь, лететь стремглав, и обниму душку, и отдохну на ее груди, и поцелую Сашку, и все это скоро, от 21 до 3, 12 суток. О, как грудь трепещет при этой надежде. Уж и гостинцы тебе куплены, стоит сесть да ехать, и сяду, душка, и поеду.
Вчера видел я Talioni, la grande, l’immense Talioni62[62], Тальони просто перышко, грациозное, милое, совершенно воздушное перышко райской птички. Как она танцевала Bollero, что за избыток грации и изящества, ну да это дело решенное; об этом нынче уж и не говорят.
У Анны Александровны бываю, по наружности она очень хочет быть близка с нами, — что по внутренности, то знает один бог. Прощай, еду слушать «Robert le Diable».
Мы переедем в Петербург непременно. Я сегодня подал бумагу и месяца через три явлюсь сюда с тобою. Радоваться этому или нет, право не знаю, qui vivra verra63[63].
23 декабря.
Вот тебе, друг мой, подарок к Рождеству.
Я завтра еду отсюда в Москву и, стало, 1-го или 2-го обниму. Ну и больше ни слова не жди. Хлопот, дела ужасно много. Прощай.
А. Герцен.
62[62] Тальони, великую, несравненную Тальони (франц.); 63[63] поживем — увидим (франц.). — Ред.
От доброй и милой Анны Александровны поклон привезу лично.
57. Н. А. ГЕРЦЕН
27 декабря 1839 г. Москва.
27 декабря. Москва.
Душка, душка, знаешь ли ты, что я уже в Москве; 23 выехал из Питера, и вчера вечером очутился здесь, и все, что надобно, сделал, никто глазам не верит, что я в самом деле я, и не на Невском проспекте, а на Арбате. Любовь носит быстро, я летел к тебе, мой друг, и дни через четыре (ежели отпустит папенька) поскачу во Владимир.
Я смертельно обрадовался, въехав в Москву. Москва не заменится в моей душе Петербургом, и не по одним воспоминаньям. Петербург, холодный, угрюмый, полурусский, покрытый туманом, совсем не то, что наша Москва, звонящая тысячью
69
колоколами, народная. А климат Петербурга! Я там не видал солнца; жить там всегда страшно и подумать.
Ну что вы, мои милые, скажи Сашке, что я ему везу мячик, пояс и игрушку. Здоров ли он — часто мечтаю я об нем, он как-то неразделен стал и с тобою, и с нашей любовью, и с самой жизнью.
Последнее письмо, которое получил от тебя, было от 16-го, — прелестное письмо, как все; и Огарев дивно хорош, я не мог удержать слезы, читая выписки из его письма. Я не видал его еще — сегодня увижу… Странно располагается наша жизнь, надобно идти по воле сильного начала, распределяющего людьми. Этот ужасный и решительный вопрос — Москва или Петербург — так страшно явился, и требовал, как в военном суде, решенья в 24 часа, — я думал, думал и подал просьбу министру. А видит бог, легко ли мне оставить еще на два года (по крайней мере) Москву и Николая.
Но дело решено. И мы весною в Петербурге, а Петербург весною хорош, и у него есть майские ночи, лунные, приморские.
Ты, должно быть, вместе с этим письмом получишь посланное из Петербурга 23 и, может, побранишь меня за краткость моих писем вообще — и дурно сделаешь.
Ежели б ты знала, как я метался в Петербурге, как был занят. Вспомни, я в 9 дней успел все привести к концу, — итак, насколько короче письма, настолько короче разлука.
Катерине Александровне поклон, везу ей на платье кимри от себя да серьги от Орловой.
Твой А л е к с а н д р
Вероятно, в субботу напишу последнее письмо.
Юлии Федоровне я не приписываю почтения — скажу на словах его.
70
1840 58. А. Ф. КАППЕЛЮ
1 января 1840 г. Владимир.
Вот, милостивый государь Андрей Федорович, прелестные «Reisebilder» Heine, уж конечно они не слишком серьезны. Первого тома у меня нет (что нисколько не мешает читать, потому что нет никакой связи между рядом картин, связанным в одно заглавием), а четвертый сам еще не прочел.
Желаю от всей души, чтоб милый, живой, избалованный Гейне, и притом глубоко поэтический, заставил вас посмеяться.
Душевно преданный
А. Герцен.
1 января 1840.
На обороте: Его высокоблагородию Андрею Федоровичу Каппель.
59. А. Л. ВИТБЕРГУ
3—4 января 1840 г. Владимир.
Владимир. 1840. Января 3.
Любезнейший и почтеннейший Александр Лаврентьевич! Только что приехал и спешу уведомить вас, что я в Петербурге виделся с В. А. Жуковским, который принимает в вас участие художника и поэта; я говорил ему насчет ваших финансов, и он поручил написать вам следующее: напишите к нему письмо, известите, что получили право выезда и что не едете оттого, что нет средств. — Он в большой силе64[64]. Меня, кажется, скоро переведут в министерство внутренних дел.
71
Поздравляю вас и с Новым годом и с будущим днем рождения, три года, как я представлял Данта, — богатые и полные жизни три года для меня, чего-чего не было прожито в них. Что же мне пожелать вам — на первый случай только чтоб вы были порадованы истинным счастием Веры Александровны. — В Петербурге я слышал от бывшего вашего слуги Лукьяна, который теперь у двоюродного брата моего, что вы тотчас после свадьбы будете в Петербурге. Правда ли это? В таком случае мы ждем вас во Владимире, где пробудем наверное до половины марта. В Петербург я поеду не прежде конца апреля.
4 января.
Вряд успею ли я еще приписать, и потому прощайте. Кланяйтесь вашим.
А. Г е р ц е н .
Доставьте приложенную записочку Скворцову. Да когда же у вас бракосочетание, пожалуйста, уведомьте.
60. Н. И. и Т. А. АСТРАКОВЫМ
6 января 1840. Владимир.
Не вовсе лепое письмо от вашего педагожества имел радость получить. Ну, ломал себе я голову и так и сяк — а все не выломил возможности заставить, сидя во Владимире, кого-нибудь говорить Пейкеру; еще сам бы был налицо — куда ни шло, а заглазные рекомендации… Я сделал опыт и написал Ивану Алексеевичу, просил узнать и разведать. А что будет, то напишу, впрочем, уверен, что ничего не будет. Мой совет — адресоваться прямо к Пейкеру. Ты имеешь ученые права на межемерию, ты и телескопному мастерству обучен, и интегральному искусству, и в технологии член, и в кадетском — маркитант, поящий формулами. Да только не проси, а требуй места — это нынче в моде.
С новым десятилетием, Татьяна Алексеевна; это поздравление не часто приходится делать — много нам с вами еще три раза. Ну дай же бог, чтоб вы включительно до 1850 года (когда я повторю желания и отсрочу до 1860) были спокойны душою, чтоб у вас не болели зубы, чтоб от вас были на пушечный выстрел все злохудожества.
64[64] Адресуйте просто: В. А. Жуковскому. В Шепелевском отделении императорского Зимнего дворца.
А посмотрел бы я на нас в 1850 году. Сашке будет 11 лет, мне 37, Наташе 32-ой. У меня будет тогда пряжка за XX лет. И сертук мой, поэтический сертук, шитый у т-г Ьеошеп’а, будет престарелыми формами смешить люд. — А как вы
72
думаете, проживем мы до тех пор; кажется, надобно бы было; я большой охотник жить — веселое занятие, а в гроб семью калачами не заманите по доброй воле. Ведь я не был тогда в 4 часа.
А. Герцен.
Рукой Н. А. Герцен:
Здравствуй, Таня! Весело, светло, спокойно, полно встретили мы Новый год с ним, я не стану и не умею тебе описывать наше свиданье, оно в душе похоже было на свиданье 8-го мая. Да к тому ж и конфеты, прелестные конфеты, я их целый вечер и на другой день всё рассматривала. Представь себе, Сашка узнал Александра тотчас, улыбнулся ему и протянул ручонки, я от этого была в восторге. — Более рассказать нечего. Прощай. Обнимаю тебя. Николаю жму руку.
Твоя Н. Герцен.
61. А. Г. КЛИЕНТОВОЙ (приписка)
Начало января 1840 г. Владимир.
Мое вам почтение.
А. Герцен.
62. Д. П. ГОЛОХВАСТОВУ 10 февраля 1840 г. Владимир.
Милостивый государь Дмитрий Павлович!
Позвольте вас ото всей души поблагодарить за письмо от 5-го февраля, я только что убедился было в необходимости второго путешествия в Петербург, как обстоятельства совершенно переменились: граф Строгонов переводит меня официально в свое министерство, третьего дня губернатор получил предписание — и так дело кончилось само собою; Константин Иванович Арсеньев вторично просил Грессера (как пишет Сережа), чтоб он принял мою просьбу, пока не замещены две ваканции чиновников при канцелярии.
Читая ваше письмо, мне пришло в голову странное сближение двух обстоятельств в моей жизни, в которых я ссылался папеньке на вас и просил вашего совета. В 1829 году я писал к вам
из Васильевского ein Philister-Brief65[651 с примерами из римской истории и с латинскими словами и просил уговорить папеньку не задерживать еще год моего вступления в университет. Теперь, через 11 лет, повторились те же обстоятельства; а ежели я вздумаю, сколько я пережил перемен в себе, сколько светлого и темного пережил с 1829. Тогда я был даже
73
еще не студент, смотрел на все в цветные очки, теперь женат, теперь уж прожил бурный и порывистый период, понял семейное счастье и тихое стройное развитие совершеннолетия.
У моего дофина прорезался зуб. Доселе это ему не стоило больших трудов. Наташа благодарит за память, она здорова. Вы не можете себе представить, как в этом скромном углу земного шара тихо и счастливо живем мы, окруженные книгами и редко являясь в маленьком большом обществе Владимира.
Очень благодарен вам,
