некоторые вещи продать, например трюмо, фортепьяно — как вы думаете об этом?

Я утвержден министром чиновником особых поручений, в генваре поеду на 28 дней в Петербург, папенька желает,

48

чтоб я там служил, Москву увижу только проездом. — Я часто скучал в Москве, а жаль расставаться было с нею. — Таков человек!

Эрн, кажется, решительно нанимается у Огарева. Прасковья Петровна, бедная страдалица, еще не нашла места, но сделано много, tout ce qui est humainement possible39[39], и, вероятно, удастся. Что, есть ли ответ о пенсии? В Москве я виделся с Владимиром Машковцевым, вятским ренегатом, у меня все еще бьется сердце горячее, когда вижу вятских, когда могу говорить об вас, об Скворцове, — черные годы провел я там, но полные многого, полные поэзии — мощной поэзии жизни.

Виделся я с Жуковским, но как-то в шуме, в вихре, когда все в Москве торопилось, суетилось и Василий Андреевич торопился, суетился.

37[371 между прочим (франц.);

38[38] он неловок (франц.). — Ред.

Наташа дружески кланяется Авдотье Викторовне, и вам, и Вере Александровне. — Дружески кланяюсь и я.

Прощайте.

Душою ваш А. Герцен.

Дошли ли до вас слухи об истории Серафима митрополита с раскольником?

На обороте: Александру Лаврентьевичу Витбергу.

39. А. Л., А. В. и В. А. ВИТБЕРГАМ

1—2 ноября 1839 г. Владимир.

1839. Ноября 1-го. Владимир.

Душевно и искренно порадовались мы, любезнейший и почтеннейший друг Александр Лаврентьевич, получивши ваше письмо, в котором извещаете о повелении, полученном 15 октября. Конечно, это еще только начало; но, стало, вы прошли Culminationspunkt гонений и день после тяжкой, полярной ночи возвращается. Пусть вы и не скоро оставите Вятку; но великое дело сознание права. Не думаете ли вы теперь занять место в Академии художеств, я думаю — на это есть прямые права у вас, и тогда мы увидимся в Петербурге. А как же без вас пойдет храм вятский — памятник ваших страданий, лет изгнания, он будет ваша Divina Comedia, как же его оставить неисполненным.

Зачем вы поскупились сообщить о духе и содержании полученной бумаги?

Итак, мы увидимся! Я сожму опять руку вашу, вы обнимете Наташу, и слезою радости смоем прошедшее. Не могу без

49

восторга вздумать о нашей встрече. Вы найдете во мне перемены, я больше развился, скажу с гордостью, я вырос духом с 1837 года. Я много занимался, много думал с тех пор, и все это оставило следы, развило новые стороны духа, характера. О, приезжайте, приезжайте.

Наташа бредит скорым свиданьем с вами — она теперь едва оправляется после горячки. Весть о счастливой перемене вашего положения была радостною вестью, выкупившей горькие недели болезни.

Вот вам программа, где (буде ничего особенного не случится) меня искать. До половины января я решительно во Владимире на Дворянской улице, в доме Рагозиной. В половине января думаю ехать один в Петербург; на случай, ежели вас туда прямо призовут дела, то вот адрес: На Невском проспекте, дом Петилиа (с Адмиралтейской площади 2 дом), спросить

Сергея Львовича Львицкого. Его же можно найти в собственной канцелярии министерства внутренних дел. Это мой двоюродный брат. Ну, в Москве вы знаете, как меня отрыть.

Теперь к вам, Авдотья Викторовна, обращаю мое поздравление, дайте руку поцеловать, вы знаете, что я без важных оказий не целую дамских рук; и вашу руку, Вера Александровна.

Не вините меня насчет Медведевой, вина ее — она решительно не имеет таланта пользоваться настоящим. Так в Москве она пропустила уж одно место. Готов все делать для нее, но je m’en lave les mains pour les suites et résultats40[40]. Сам возраст имашь, как вы говорите. Прощайте.

Рукой Н. А. Герцен:

Не стану описывать вам, почтеннейший друг Александр Лаврентьевич, радости, которую принесло последнее ваше письмо. И так — есть надежда, что я вас увижу!!!

Поздравляю, Авдотья Викторовна, вас и вас, Вера Александровна, поздравляю всей моей душою. Да пошлет вам всем господь неистощимые блага! А у меня в глазах потемнело от этих немногих строк, прощайте! Ваша всей душою

Н. Г е р ц е н .

Ноября 2.

Кланяйтесь Скворцову и прощайте. Дай бог, чтоб мое письмо вас застало без такой головной боли, как теперь у меня.

На обороте: Его высокоблагородию Александру Лаврентьевичу Витбергу.

В губернском городе Вятке.

50

40. Н. И. и Т. А. АСТРАКОВЫМ

4 ноября 1839 г. Владимир.

Любезнейшие друзья, я думаю, до вас дошел слух о тяжелой болезни, которую вынесла Наташа; хлопот, досады было довольно. Были минуты, в которые мне смертельно хотелось ну хоть обморока, чтоб не видать страданий малютки и ее. Теперь, слава богу, главная потеря — коса, «нашла коса на горячку». А ведь воля ваша, ежели эта жизнь, т. е. на земле, не есть только предисловие к будущей небесной, ежели она цель, то я выполнением ее решительно недоволен. Хороша, полна, исполнена поэзии, да зачем в ней горячки, костоеды, дураки, скверные журналы, чахотки, начальники, княгиня Марья Алексеевна, бельмы и пр. и пр. (зри

Патологию). Ведь все равно было из земли делать Адама с зародышем болезни или здоровья. Ан нет. Чем же бы тогда занимался медицинский факультет и Бауэр, которому дружески кланяюсь.

Прощайте.

Наташа вам кланяется и пр.

Буде увидите Петрушу, скажите ему, что я денег ему не дошлю и что все сведения, которые до меня об нем доходят, отнимают даже и желание посылать что б то ни было. — Нет, из него ни я, ни ты не сделают человека. — Слышали ли вы о освобождении Витберга?

4 ноября 1839. Владимир.

41. Д. П. ГОЛОХВАСТОВУ

4 ноября 1839 г. Владимир.

Милостивый государь Дмитрий Павлович!

Прежде нежели я пуду утруждать вас просьбою об обмене аттестата, выданного мне в 1833, позвольте мне удостовериться, в самом ли деле нужно это. У меня не свидетельство, получаемое на акте, а аттестат, только писанный и на простой бумаге. Гражданский губернатор говорит, что он не видывал аттестатов из университета непергаментных. Но ежели это все равно и писанный аттестат тоже gtiltig41[41] при представлении к чину коллежского асессора, то для чего же менять? — Ежели, напротив, в Сенате могут сделать затруднения, то я покорнейше попросил бы вас принять на себя труд приказать мне выслать печатный аттестат, а я тотчас возвращу писанный (на котором никакой надписи нет). Прислал бы я его и

51

теперь, да боюсь, скоро пойдут представления. — Извините, что я вас беспокою такой неважной просьбою, зато будьте уверены — третьего аттестата просить не буду до тех пор, пока или опять вступлю в студенты или мой сын выйдет из него, итак, в обоих случаях не так- то скоро.

Прошу свидетельствовать наше искреннейшее почтение Надежде Владимировне.

В заключение позвольте повторить те чувства уважения, с которыми честь имею пребыть вашим покорнейшим слугою.

Александр Г е р ц е н .

Владимир.

Р. S. При сем прилагаю приметы аттестата.

42. В. В. и Т. П. ПАССЕКАМ

4 ноября 1839 г. Владимир.

Благословляю вас, под 55-ю градусами 45 минутами северной широты; благословляю вас под 55 градусами 11 минутами восточной долготы, благословляю вас в первопрестольном, многодорожном граде Москве, стоящем при реке Москве, Неглинной и Яузе, с 350 000 жителей, университетом etc. Так-то географически-статистически поздравляю я с приездом историка и географа Вадима Пассека в наши края, а вместе с ним и Таню.

Знаете ли вы, помните ли вы, что между тем временем, в которое насыпали курганы, о которых пишет Кеппен и о которых Кеппен не пишет, и 1839 годом есть один исторический период, часто занимающий меня, — это маленький промежуток от 1825 до 1833 года. Правда, это время наполнено мифами, как царствование Тезея, но мифы так же изящны, как эти типические Медузы, Язоны. Я начинаю не верить, что они были, т. е. очью совершались, а люблю passer et repasser42[42] 1825 год и приезд Тани к нам. Все это юно, мило. — Путешествие Бартелеми и Вертеровы страдания читаются, Озерова трагедии декламируются, и миф Герцен с широкими мечтами, и миф Темира с пылкими мечтами, с описаниями Волги (а впоследствии и Волхова с свинцовыми волнами)… кто не пророчил бы тогда обоим мифам и Вадиму par dessus marché43[43] — желтый дом, но увы, явился мир реальный — эта огромная Прокрустова кровать, на которую кладут все идеи, все мифы Герцена, Вадима, Тани, Мехмет- Али, М. П. Погодина,

52

Чумакова etc., чтобы подрубить им ноги или голову, смотря по надобности. И что же — из мифических лиц вышли люди, так-таки просто люди — чиновники особых поручений, отцы семейства, матери семейства, путешествующие, очерчивающие Русь. — Где же мифы? — А где у бабочки куколка? — Где у лягушки образ червячка, в котором она родилась? Теперь лягушка пришла в полное развитие. Итак, поздравим друг друга лягушками вполне развитыми, остается давать концерты au rez-de-chaussee44[44], в болоте.

Еще тут был миф, и именно одетый в киариньевский костюм, в бешмет, шитый золотом, серебром, адамантами и виссоном, и имя ему Диомид. Что он? Ежели мифическое существование продолжается, то он, верно, еще ходит в испанском, или татарском, или

42[42] вновь и вновь припоминать (франц.); 43[43] в придачу (франц.). — Ред.

мексиканском костюме. Если же и он побывал на Прокрустовой постеле, то, во-первых, ходит comme il faut45[45], во-вторых, думает comme il n’en faut jamais46[46].

Мечты, мечты, где ваша сладость!

Право жаль, что мы сбились с дороги и не попали в сумасшедший дом. Прощай.

Александр.

Прошу отдать мой решпект Алексею Петровичу; вот он — самобытнее нас, не изменил себе — все тот же практический профессор теории вероятностей.

43. Ю. Ф. КУРУТА

7 ноября 1839 г. Владимир.

Милостивая государыня Юлия Федоровна!

Позвольте мне попросить вас извинить меня перед моими ученицами, я сегодня не могу быть. Сатин, с которым я не видался с лишком 5 лет, проездом в Москву остановился у меня и пробудет до вечера завтрашнего дня — и это время посвящаю я ему исключительно.

Наташа свидетельствует вам свое искреннее почтение.

Преданный от всей души А. Г е р ц е н .

Ноября 7.

На обороте: Ее превосходительству милостивой государыне Юлии Федоровне Курута от Герцена.

53

44. Н. П. ОГАРЕВУ

14 ноября — 4 декабря 1839 г. Владимир.

14 ноября 1839. Владимир.

Вот тебе, друг, большущее послание, т. е. которое будет большущее, ежели напишется все, что очень хочется сказать. Все время после отъезда Сатина я постоянно думал о друзьях и о

45[45] как подобает (франц.);

себе, думал — ты пойми — это не значит тосковал, нет, думал об вас и как-то так ясно анализировал, как-то совершенно объективно понял вас и себя яснее оттого. Середь этого анализа вдруг письмо от тебя, в котором ты, как на блюдечке, любящий, поэтический и ленивый. Благодарю тебя за грусть при вести о Наташиной болезни, этой-то грусти и хотелось мне тогда