куда-нибудь в горы, то все же возвращусь в Женеву. — Егору Ивановичу пришлю отсюда коллекцию швейцарских видов.
Что продажа именья Дмитрия Павловича, я почти уверен, что он не продаст — а будет дорожиться.
Потрудитесь доставить приложенное письмо Марье Федоровне, я обременяю вас этой просьбой, потому что не имею понятия о их адресе.
102. Э. ГЕРВЕГ
13 (1) июля 1849 г. Женева.
Le 13 juillet.
Chez nous en Russie, les hommes qui estent une vingtaine d’années dans les provinces, commencent ordinairement les lettres de cette manière: «Voulant profiter de cette occasion (la poste!) je m’empresse etc., etc. …» Donc voulant profiter de la même manière d’une occasion très sûre, pour mettre à vos pieds les fleurs de mes sentiments, sympathies… — Après avoir accompli ce devoir — j’oserai avouer que je profite de l’occasion pour ne rien vous écrire à vous, mais pour vous prier d’avoir la bonté de vous charger d’une commission pour M. Petri.
J’ai parlé de son affaire avec M. Fazy, il dit que la chose est faisable, mais qu’il faut pour cela ou le document qui a été ici, ou la presence de m-r Petri. Dites-lui qu’il me précise ce qu’il
165
veut, s’il ne veut pas venir en personne. Pour moi c’est tout bonnement un bonheur que je trouve l’occasion d’être utile en peu de chose à m-r Petri, qui m’a obligé d’une manière si amicale et noble.
Je profite de cette occasion très sûre pour faire un effort insurmontable et de vous faire tous les sentiments de considération, d’estime etc.
Votre main, chère Emma, je vous écris et écrirai aussi souvent que possible pour vous donner dee nouvelles de Georges. — Je ne l’ai jamais vu rire autant qu’hier: Alexandre a fait notre cicerone pendant quatre heures; vous pouvez vous imaginer le point de vue duquel nous avons étudié Genève; nous courions après lui tout essouflés par lee rues sales, étroites, où it nous montrait tout ce qu’il y avait de plus remarquable, — un chat noir, par exemple, un chien qui se transforme en poisson; un âne qui même à Genève a des oreilles aussi longues que partout, etc. — Le soir m-me Strouve est venue avec son mari, — elle a tout pour être belle et ne l’est pas, elle prend du lait et du miel pour toute sa nourriture, admire George Sand et aime Schiller, elle et son mari travaillent 6 jours et se reposent le septième145[145].
13 июля.
У вас в России люди, прожившие в провинции около двух десятков лет, начинают обычно свои письма таким образом: «Желая воспользоваться оказией (почтой!), спешу и т. д. и т. д…» Итак, я тоже желаю воспользоваться совершенно надежной оказией, чтобы сложить у ваших ног цветы моих чувств и моего расположения; исполнив этот долг, осмелюсь признаться, что я пользуюсь оказией, чтобы ничего не писать лично вам, а попросить вас оказать любезность и взять на себя поручение к г-ну Петри.
Я говорил о его деле с г-ном Фази; он сказал, что это дело выполнимо, но для этого нужен либо тот документ, который был здесь, либо присутствие г-на Петри. Передайте ему, чтобы он точно указал мне, что ему надобно, если он не хочет приехать сам. Я просто счастлив, что представился случай хоть в чем-нибудь быть полезным г-ну Петри, который так благородно и по-дружески оказал мне услугу…
Пользуюсь этой совершенно надежной оказией, дабы, напрягши все силы, выразить вам свои чувства уважения, почтения и т. д.
Рукой Н. А. Герцен:
Вашу руку, дорогая Эмма, я пишу и буду писать вам по возможности чаще и сообщать, как поживает Георг. Я еще ни разу не видела, чтобы он так смеялся, как вчера, Александр был нашим чичероне в течение
четырех часов. Вы можете себе представить, с какой точки зрения мы изучали Женеву. Мы бегали за ним, совершенно запыхавшись, по грязным, узким улицам, где он показывал нам всякие достопримечательности: черную кошку, например; собаку, превращающуюся в рыбу; осла, у которого даже в Женеве уши не короче, чем повсюду, и т. д. Вечером приходила г-жа Струве с мужем. У нее есть все, чтобы быть красивой, но она некрасива. Питается она только молоком и медом, восхищается Жорж Санд и любит Шиллера. Шесть дней они с мужем трудятся, а на седьмой отдыхают146[146].
103. Г. И. КЛЮЧАРЕВУ
17 (5) июля 1849 г. Женева.
17 июля 1849. Женева.
Спешу уведомить вас, почтеннейший Григорий Иванович, что я вчера получил ваше письмо от 18/30 июня, вексель получен маменькой в Париже, — и, стало, все дело будет в исправности, я очень рад, что мог так скоро заплатить Ротшильду деньги, данные им вперед. Впрочем, если вы переведете еще денег Ротшильду, это будет скорее хорошо, нежели нет, у меня же с ним открытый счет (compte ouvert) и разные дела. Деньги, переведенные по последнему векселю, должны идти 1) на уплату маменьке за долг 3 т., 2) на уплату Ротшильду, данные им вперед 8 т. фр., да 3) по оборотам у него, чтоб не брать из капитала 7 т. фр., затем мне останется тысячи три франков. Маменьке я уплатил теперь сполна 10 т., взятые на дорогу. Вообще я делами больше доволен, нежели нет. Очень благодарен вам за окончание переписки векселей — их можно прислать сюда на мое имя, застраховавши письмо.
Наташа сама пишет в Шацк, я никак не намерен Григорию Емельяновичу еще платить, тут нет здравого смысла — я не верю, чтоб он истратил свои деньги, но если б — кто же поручал, дозволил ему или просил? Моя жена писала ему, что мы даем 3000, — их он или молодые и получили. До нас доходят часто слухи о том, что Медведевы очень теснят Елену, — гадко с их стороны, жаль, что Егор Иванович допускает, вот почему я всегда был против всех полувоспитаний, полуисправлений быта и пр. Егор Иванович ее выписал, он вступил в ее положение — для того, чтобы сделать горничную Медведевых или отдать им в кабалу. Право, не знаю, как помочь этому, разве вы посоветуетесь с Егор Ивановичем и придумаете что- нибудь.
Здесь жить чрезвычайно привольно, климат и природа изящны, нравы простые, чистые. Париж под конец мне был
167
Прощайте, желаю, чтоб письмо мое вас застало в лучшем здоровье.
Жена моя свидетельствует вам дружеский поклон.
Мой адрес: A Genève (Suisse). Hôtel des Bergues.
На обороте: Милостивому Государю Григорию Ивановичу Ключареву.
104. Э. ГЕРВЕГ
23 (11) июля 1849 г. Женева.
23 Juli 1849. Genève.
Gestern zu Folge einer Intrigue, die noch keinen Namen gefunden hat im Lexikon, hat man mir die Möglichkeit geraubt, Ihnen einige Worte zu sagen… Sie können sich denken, daß dieser Fallonische Plan von meiner Lucrez-Borgia-Frau und von ihrem Cesar-Borgia-Mann entworfen und zur Wirklichkeit gerufen war.
Ich wollte nämlich Sie unterhalten von dem schönen Plan der liberalen Regierungen, die eine ganz neue Methode anwenden wollen, um aus dem Genfer See einen Champ de la liberté zu machen und ohne viel Eidgenössisches Geld zu verbrauchen. Man drängt von allen Seiten die Flüchtlinge hierher, und wenn sie einmal da sind — am Ufer, so schreit man «Zurück aus Zürich» und erlaubt nicht hier zu bleiben, die andern Mächte haben die Faiblesse, auch «Zurück» zu schreien, da bleibt also keine Wahl.
Die Flüchtlinge müssen oder nach dem barbarischen Frankreich, oder in der See zu Grunde gehen. Freilich jeder ehrliche Mann wird den kürzesten und den am wenigsten trockenen Weg vorziehen. Man hat berechnet, daß es hinlänglich wird nur den Bodensee mit den Italienern und Franzosen hinzudrängen, um eine schöne Wiese zu machen. Dazu sagt man, daß das Gras vortrefflich wächst auf radikalen Humus. — Struve ißt keine Legume mehr, or findet, daß einem sittlichen Mann unanständig ist, von den Pflanzen, die Phanerogame sind, zu essen — er erlaubt sich nur jetzt die Fougères. Es ist wirklich schade, daß Simeon der Stylit etwas zu frühe lebte, der hätte mit Struve gekneipt. Seine Frau muß alle Tage sehr weit, so zirka 3 geographische Grade gehen und dort eine
Quelle aufsuchen, die immer gefroren ist — um allerlei unasketische Gedanken (was Gott behüte), a la glace frappieren — denn in dieser Temperatur hat der Böse keine Wirkung mehr.
Vor einer Woche brach hier eine epidemische Krankheit aus, die zwar schädlicher als die Cholera, aber milder als die Pest (die orientalische) scheint — man nennt diese Krankheit — Dictagras. Der Mann fängtan, vor zwei Stunden eine große
168
Schwere im Kopfe zu fühlen (dann muß er gleich eine Flasche Burgunder trinken) — wenn er aber nicht trinkt, so fängt er an zu diktieren und der Andre muß schreiben, und wird durch die Kontagion auch Diktoman… bei uns sind alle krank, meine Fran diktiert Herwegh russisch — weil er kein Russisch versteht, ich — Herrn Kapp deutsch — weil ich kein Deutsch verstehe, Kapp rediktiert einem Russen — weil er in Baden war (die Krankheit findet immer Ursache); am Ende Golovine diktiert meiner Frau — weil er aus Unvorsichtigkeit seine Mutter verloren hat und jetzt sie dans toutes les Russies sucht…
Verzeihen Sie, ich kann nicht mehr schreiben, Elisa schlachtet die Tata ab — wenn das einmal vorbei ist, dann werde ich fortfahren. — Adieu.
23 июля 1849 г. Женева.
Вчера в результате интриги, которая в лексиконе еще не нашла себе названия, я был лишен возможности сказать вам несколько слов, — представьте себе, что этот фаллонический план был задуман и осуществлен моей Лукрецией Борджиа-супругой и вашим Цезарем Борджиа- супругом.
А между тем я хотел рассказать вам о великолепном плане либеральных властей, которые хотят применить совершенно новый способ, чтобы превратить Женевское озеро в «Champ de la liberté»147[147], притом без больших затрат швейцарских денег. Сюда со всех сторон теснят беженцев, а когда они, наконец, оказываются тут, на берегу, то им кричат: «Назад из Цюриха» и не разрешают здесь оставаться; другие власти тоже имеют faiblesse148[148] кричать «назад», и, таким образом, у них не остается никакого выбора. Беженцам нужно либо отправляться в варварскую Францию, либо на дно озера! Разумеется, каждый порядочный человек предпочитает наикратчайший и, следовательно, наименее сухой путь. Рассчитали, что
147[147] «Поле свободы» (франц.).
достаточно будет спустить в Боденское озеро итальянцев и французов и зазеленеет прекрасный луг. Кроме того,
