только по крови, но и по убеждению. Больше всего хотелось бы мне придать иностранной части журнала характер, отражающий глубокую и безграничную ненависть к старому миру, к агонизирующей цивилизации. Как настоящий скиф, я с радостью вижу, как этот гибнущий старый мир рушится, и не испытываю к нему ни малейшей жалости. Наш долг — поднять голос и возвестить, что этот старый мир, которому мы принадлежим лишь отчасти, — умирает. Его смерть будет нашей инвеститурой.
Ваши соотечественники очень далеки от того, чтобы разделять эти идеи. Я знаю только одного свободного француза — это вас. Ваши революционеры — консерваторы; это люди
старого мира, они не свободны; они христиане, не зная того, и монархисты, сражаясь с монархией!
Вы подняли вопрос негации на высоту науки, т. е. освобождение, эмансипацию возвели в теорию; вы первый во Франции сказали, что нет спасения внутри этого гниющего мира и что спасать из того, что ему принадлежит, нечего, что все созданное им запятнано духом аристократизма, рабством, презрением к человеку, несправедливостью, монополией: юриспруденция, как и экономика, представление о власти, как и понятие политической свободы. — Вот почему я думаю, что мой взгляд на вещи, взгляд варвара, вызовет ваше сочувствие. Во всяком случае я льщу себя этой надеждой.
Надо показать во всех углах Европы, надо преследовать в печальных рассказах о последних революциях старый мир, реакцию, христианство, не в рядах наших врагов — это чрезвычайно легко, но в стане революции, надобно обличить эту круговую поруку демократии и власти; надо показать людям, что быть наполовину свободными — это патент на несостоятельность. Не нужно страха перед победителями, но не нужно
178
и сентиментальности с побежденными. Существование такой круговой поруки во Франции очевидно. Как не понять, что политические республиканцы составляют только незаметный оттенок доктринеров типа Гизо, не более как вариацию на ту же конституционную тему. Вот почему Гора не пошла с народом, когда, возмущенный, оскорбленный, он поднялся во весь свой рост, чтобы стать под расстрел; вот почему народ не пошел с Горой, когда она после года позора вышла на улицу, не зная, что ей делать.
То же, милостивый государь, было во всей Европе, революцию погубили революционеры. Я знаю многих лиц, принимавших участие в недавних революциях, находясь на первом плане; но они сделаны не из того материала, который нужен, чтобы стать победителями. Пусть их знает весь мир, а все же не кто иной, как болтливые члены франкфуртского, венского и берлинского парламентов, погубили, по образцу вашего Национального собрания, свободу Европы. Впрочем, это очень хорошо. Какой же могла бы быть свобода, принятая руками таких повитух. Лучше варварство, оно закалит наши расслабленные нервы, наши изнеженные души.
Вот моя исповедь. Я печатаю в Цюрихе на немецком языке сочинение, которое можно было бы назвать философией революций 48 г. Разрешите преподнести вам экземпляр. Я попрошу г- на Эдмона перевести вам несколько страниц. Это послужит мне рекомендательным письмом etc. к вам.
Я напишу длинное письмо г-ну Эдмону относительно нашего плана. У нас есть возможность иметь великолепных корреспондентов. Например, у нас есть уже один на примете в Гамбурге (Фребель), то же в Берлине (Зигфрид) и в Кёльне (д-р Готшальк). Для всей же Германии мы пригласили г-на Бамбергера; что касается Италии — Маццини, Спини и Пинто сказали мне, что с величайшим удовольствием принимают предложение регулярно присылать сообщения.
Я глубоко убежден, что если наш журнал не будет убит рукой инквизиции республики, это будет лучший журнал в Европе.
Я предложил бы вам определить небольшую сумму на корреспонденции, хотя мы надеемся получать большую часть их бесплатно. Если, например, определить 2000 фр. в год и разрешить нам располагать половиной, это, думается мне, покроет расходы.
Мы составим большой список лиц, которым надо будет, по крайней мере в течение недели, посылать по нескольку экземпляров бесплатно; с своей стороны мы поместим объявления во всех радикальных журналах, за исключением Англии, или, например, Луи Блан мог бы …155[155].
179
109. Г. И. КЛЮЧАРЕВУ
15 (3) сентября 1849 г. Женева.
15 сентября 1849. Женева.
Если я уже не уведомлял вас, почтеннейший Григорий Иванович, в прошлом письме о получении векселей от Колли — то уведомляю теперь, Ротшильд мне переслал их сюда. — Мы продолжаем здесь жить довольно хорошо, делая разные путешествия по Швейцарии, погода стояла удивительная, и для здоровья моей жены горный воздух много сделал пользы. Я всходил в Нижнем Валлисе на одну из самых высоких гор и встретился там с нашей русской зимой. — Маменька и Марья Каспаровна уехали в Цюрих, там есть знаменитый доктор по части глухоты, мы, вероятно, на днях тоже побываем там, но так как мы ездим, а маменька постоянно остается в Цюрихе, то я советую адресовать письма на ее имя: à Zürich (Suisse), Poste restante.
Если Петруша настолько здоров, то я прошу его сыскать в моей библиотеке сочинения Пушкина все томы, соч. Лермонтова, 1 и 2 часть, и Кольцова, «Мертвые души» Гоголя и все его сочинения, сделать из этого тюк, свозить в таможню и отправить в Цюрих к маменьке. Или нельзя ли отправить через книгопродавца?
Я очень бы желал, чтоб эта комиссия обошлась без больших хлопот. Петрушу (или кто за это возьмется) попрошу только потом оставить книги также в заколоченных ящиках. — Кроме детских, которые все без исключения пусть Петруша пошлет Марии Федоровне. Если ему или вам что нужно из книг, прошу взять. Я полагаю, ящики мои не теснят Егора Ивановича.
Мы ожидаем от вас скорого уведомления насчет костромского дела. Я имею разные хозяйственные проекты в голове, о которых напишу к вам подробно по получении от вас письма.
Кстати, попросите Егора Ивановича как-нибудь похлопотать насчет моего портрета, он засел года полтора тому назад у таможенного начальника Языкова, потому что я надписал «в контору г. Языкова», т. е. в контору агентства в Петербурге. — Нельзя ли это кому-нибудь поручить?
Засим прощайте, почтеннейший Григорий Иванович; моя жена писала к Прасковье Андреевне, которой усердно кланяюсь, чтоб она продала ее шубу и деньги вручила бы Петруше, — я полагаю, что это ему будет достаточно на очень долгое время, а потому и не думаю, чтоб нужна была еще помощь.
180
Я давно что-то не слыхал о Вере Артамоновне.
Душевно желаю, чтоб письмо мое вас нашло в добром здоровье.
Наталья Александровна и дети кланяются.
Примите на себя труд переслать прилагаемое письмецо.
Р. Б. Если нет в моих книгах последней части Лермонтова, то я попрошу купить.
110. Э. ГЕРВЕГ
Первая половина сентября 1849 г. Женева.
Ich wußte sehr gut, daß wenn Sie etwas übersetzen wollten, so wäre es ins englische vom menschlichen übersetzt, aber wo haben Sie denn gesehen, gehört, gelesen… daß man so hohe Feder (Engelsfeder) dazu gebraucht, um Barbarismen zu englisieren… Und Sie fragen, ob kein Genfer diesen Gedanken gehabt hat?.. Hab’ich denn Freunde unter den Genferbürgern? — Oder Feinde? auch nicht — und glauben Sie, daß die Menschen, die mich nicht lieben und nicht hassen, solche Vorschläge machen… Ich bitte, um prosaischer zu werden, schreiben Sie nur, wieviel haben Sie gezahlt für die Blätter, ich will wissen, ob man mich hier betrogen hat oder nicht. Sie sollten zahlen 4 Sous per Dutzen, hat man hier gesagt; wenn es mehr ist — so schicke ich durch die Messagerie.
Sagen Sie Chojecky, daß ich heute die Prokuration geschickt habe (es beißt — jetzt schicke). — Proudhon schreibt nichts. Ich glaube, daß er nicht ganz zufrieden mit meinem Brief war; ich habe geschrieben wie an einen Menschen — und er ist der große Ökonom. — J’ai fait ce que j’ai promis — j’insisterai pour avoir — non l’amitié de Proudhon, mais l’exécution du concordat — qui est le Pape et qui Napoléon? — Moi je suis, s’il faut choisir, la Papesse Jeanne et donc
votre amie
Papesse Jeanne.
Я прекрасно знал, что уж если бы вы вздумали что-нибудь перевести, то это было бы переводом с человеческого языка на ангельский, но где же вы видели, слышали, читали… чтобы такое высокое перо (ангельское перо) употребляли для «англизирования» варваризмов, а вы спрашиваете, не пришла ли в голову кому-нибудь из женевцев такая мысль? Да разве у меня есть друзья среди женевских граждан? Или враги? Ни тех, ни других. И вы думаете, что люди, которые не питают ко мне
181
ни любви, ни ненависти, будут делать такие предложения. — Прошу вас, переходя к более прозаическому, напишите же, сколько вы заплатили за газеты, я хочу знать, обманули меня здесь или нет. Тут говорят, что вы должны были заплатить 4 су за дюжину, если вы заплатили больше, я пошлю через Messagerie156[156].
Скажите Хоецкому, что доверенность я послал сегодня (т. е. посылаю сейчас). — Прудон ничего не пишет. Мне кажется, что он остался не совсем доволен моим письмом; я писал ему как человеку, а он — великий эконом. Я сделал то, что обещал, и буду настаивать не столько на дружбе Прудона, сколько на выполнении конкордата — кто тут папа и кто Наполеон? Если уже выбирать, то я папесса Иоанна, а стало быть,
ваша приятельница
Папесса Иоанна.
111. Т. Н. и Е. Б. ГРАНОВСКИМ
8—20 сентября (27 августа — 8 сентября) 1849 г. Женева.
Рукой Н. А. Герцен:
Не знаю, отчего показалось мне, что струна дребезжит, оттого ль, что кольцо потерялось, иль влияние ваших писем, иль просто, может, пульс мой дребезжал… последняя приписка ваша опять все настроила. Вы знаете, Грановский, как в иных отношениях невыносимо малейшее несозвучье, помните — мы много говорили с вами об этом в наши прогулки в Соколове и в Москве перед отъездом. И что же в жизни, иль что же жизнь без созвучья?… От этого-то никакое горе и не может нас задавить, всемирная история и история моего сердца для меня одно и то же; минутами кажется — все гибнет, и сам гибнешь совсем — нет, тотчас отыщешь равновесие: там манкированное существованье целых народов, здесь личность прекрасней и полней всех идеалов юности; там жизнь целых столетий, погибающая нелепо, бессмысленно, бесплодно, — здесь целые столетия, расцветшие пышно, созревшие в одной жизни… Общее теперь (да и не всегда ль?), где ни коснись его, наткнешься на тысячу ножей, но нельзя ни обнять его, ни прижать крепко, крепко к груди — и чтоб остаться живым, довольно иного взгляда, иного рукожатья.
… а добрые люди не нарадуются скорому сообщенью железных дорог!
Если не истории, так научите Сашу делать те кольца, о которых вы пишете, судя по теперешним его способностям —
