дурные привычки, не соответствующие Grundton’y226[226] твоей души, я этого хотел, ибо чувствовал, что они внесут резкую фальшивую ноту. Я осмелился взять на себя роль судьи, выступить против тебя — ты дал мне на это право; когда люди назвались братьями, друзьями… они имеют, и чувствуют, что имеют, на это совершенно неоспоримое право. Быть может, я пользовался им бесцеремонно, но с бескорыстной и дружеской целью.
Нет, нам нельзя разнеживаться, мы живем в жестокое время, сейчас-то и начинается настоящий разгром, и вот я становлюсь стоиком, будь что будет.
На побережье Англии, в Нью-Йорк, на юг Франции, в Испанию, в Александрию — словом, я готов на все; но в Париже я не хочу оставаться ни за что на свете. Как только дело моей матери уладится, я уеду. Эмма тебе расскажет обо всем этом подробней. — А ты еще пишешь Эмме: «Если Герцен найдет в себе достаточно самоотверженности, чтобы подыскать приемлемый для меня уголок…» Но если бы это было самоотвержением, то зачем же тогда оставаться вместе; какое же это самоотвержение, если человек делает то, что ему приятно? И потом — что это за уголок, который я могу предпочесть другому, и еще одно «потом» — кто тебе сказал, что мы имеем почетное право выбора; подчинимся же необходимости, не склоняя головы и не приглушая голоса.
У меня сжимается сердце при виде того, что происходит вокруг изо дня в день. Это даже не борьба: представь себе растрепанную, пьяную, полуголую женщину, всю в синяках от жестоких побоев своего грубияна-мужа, представь себе, что она даже не протестует, что она терпит это унижение, а тот не унимается, — вот такой Лаокооновой группой выглядит столица вселенной. И при каждом новом ударе безмозглые друзья подстрекают: «Прекрасно, теперь эта женщина будет знать, как себя вести!». О stultitia!227[227] Homo sapiens — лишь озорная выдумка Линнея!
Итак, Колю преследуют — о благородная родина Телля, сыра, Руфенахта и Альмераса. И эти подлецы думают, что,
274
выполняя подобные распоряжения, они что-то выиграют. Прошу прощения. Одна только Англия из сочувствия (понятно, что два Китая любят друг друга) защищает еще республику, которая служит полицейским участком для всей Европы.
Что касается моей книги, то пошлите ее на комиссию Кампе. Дело в том, что теперь все те высказывания, скромная заслуга которых состояла в новизне, день ото дня становятся все более и более банальными — зачем же нам идти на сие детоубийство? Капп справлялся у меня, где вы живете. Сам он живет на Krebsgasse, 24. Засим пришлите сюда от 25 до 50 экземпляров брошюры через Франка. — Право же, я потерял вкус к этой брошюре из-за того, что она лежит в Цюрихе. Капп напечатал еще одну статью с комплиментами, которые меня компроментируют…
Рукой Н. А. Герцен:
Прежде чем уйдет это письмо, я хочу сердечно, от всего сердца, пожать вашу руку, дорогой, чудесный друг! А писать я не могу. Я все мечтаю о совместной кочевой жизни, о море, о голубом небе, об оливковых рощах…
Ваша Н а т а л и .
Выбор облаток мой! N.
158. Г. ГЕРВЕГУ
19 (7) февраля 1850 г. Париж.
Le 19 février 1850. Paris
Cette lettre part avec Emma, je profite de l’occasion pour dire quelques mots sur l’état des choses et sur nos projets nous concernant.
La république en France est perdue. Elle n’existe que grâce à Changarnier qui ne veut pas qe coup d’Etat, et qui s’est approché même de Lamoricière pour s’opposer au coup d’Etat «Soulouqe», comme le dit le Charivari. On a fait un essai de mettre Changarnier de côté, même de l’arrêter — mais il prend bien ses mesures. D’un autre côté les légitimistes ne veulent pas d’empereur, et une petite fraction bourgeoise veut l’ordre légal — avec Cavaignac en tête. Les journaux, les démocrates, les rouges — sont aplatis, stupides, le peuple est tombé dans une léthargie et a perdu tout sentiment du juste; l’insolence du pouvoir n’a pas eu d’antécédents, c’est Pétersbourg ivre, c’est Radetzky à Milan — on traîne les hommes dans des prisons pour tirer quelque aveu sur d’autres personnes. — Après l’article de Proudhon on l’a jeté à la Conciergerie, on lui a ôté livres et papiers, un soldat était à la porte etc., et personne ne pense à s’indigner. Lis quelquefois la Patrie et l’Assemblée Nationale — tu verras la
275
limite. On veut l’autocratie, on veut faire taire la tribune. Un auteur qui envoie son ouvrage imprimé sans autorisation est regardé comme colporteur en contravention! Et la Cour de Cassation a légalisé cette iniquité odieuse, Légitimistes, et bonapartistes sent d’accord qu’il faut exterminer les ennemis de l’ordre. Les bourgeois parlent comme Bocquet — avec un plaisir féroce du grand coup. Deportation — et fusillade. Voilà la position. On attend l’envahissement de la Suisse, et quelque prétexte plausible à l’intérieur. Toute la France est partagée militairement entre quatre généraux. — Le gouvernement a permis les réunions électorales, mais pour les réunions trop avancées, il a ordonné sous main de ne pas donner de local, et les électeurs du 12 arrondissement couraient deux nuits de maison à maison. — Que dites-vous de cela? Et combien de bouteilles de Clos Vougeot vous m’avez perdues? — Et tout cela n’émeut personne.
La propagande du socialisme se fait — mais cela ce sont des questions de deux générations. La barbarie de la dissolution est au complet, le chaos, la confusion et la corruption générale régnent. A présent la grande question subjective, où aller? Le danger ici est imminent, je ne reste que pour mes affaires avec Rotschild. Je prendrai des penseignements sur Nice, même sur Florence. — J’ai quelque droit à demander une autorisation de, rester en France, je le ferai valoir pour aller au Sud, m’y établir et vous engager d’y venir. Mais si tout cela ne réussit pas? Alors je propose primo pour toi de rester en Suisse jusqu’à l’occupation, moi je travaillerai pour notre voyage au Sud. Si cela ne va pas, je t’avertirai, et tu dois aller alors en Belgique et attendre. — La première réponse de la Russie doit venir vers le 23; 24. — La réponse définitive vers le 5, maximum 10 mars, — cela n’est pas trop loin…
Donne ton opinion. Dès que quelque chose de nouveau adviendra je t’avertirai.
Eh bien, adieu, Georges, repose-toi sur mon amitié comme sur une base de granit, c’est quelquefois froid, quelquefois dur — mais c’est solide, et je me mets fort, dans la pureté de mes intentions, de le prouver…
Natalie est malade. Elle n’a pas dormi, elle est refroidie. Enfin c’est notre sort, l’un guérit, l’autre tombe tout de suite malade.
Adieu…
NB. De l’utilité d’avoir une maison à Paris. A l’instant-même un huissier annonce qu’il faut payer une amende de 1400 francs pour ne pas avoir accompli je ne sais quelle formalité — et pour m’humilier ils ont adressé le papier à m-r Hazen.
276
19 февраля 1850 г. Париж.
Это письмо пойдет с Эммой; я пользуюсь случаем, чтобы сказать несколько слов об общем положении и о проектах, нас касающихся.
Республика во Франции погибла. Она существует еще только благодаря Шангарнье, который не хочет государственного переворота и даже сблизился с Ламорисьером, чтобы пометать «Сулуку», как говорит «Charivari», совершить государственный переворот. Была сделана попытка отстранить Шангарнье и даже арестовать его, но он принимает нужные меры. С другой стороны, легитимисты не желают императора, а небольшая группа буржуазии хочет легального порядка — с Каваньяком во главе. Газеты, демократы, красные — придавлены, отупели, народ погрузился в летаргический сон и утратил всякое правильное понимание вещей; наглость властей беспримерна — это пьяный Петербург, это Радецкий в Милане: людей тащат в тюрьму, чтобы вырвать показание против кого-нибудь. Прудона, после его статьи, бросили в Консьержери, у него отняли книги, бумагу, поставили у двери солдата и т. д., и никто и не думает возмущаться этим. Читай иногда «La Patrie» в «L’Assemblée Nationale» — ты увидишь, до каких дошли пределов. Жаждут автократии, хотят заставить замолчать трибуну. Автора, рассылающего свой печатный труд без разрешения, приравнивают к разносчику, торгующему без патента! И кассационная палата утвердила это вопиющее беззаконие. Легитимисты и бонапартисты единодушны в том, что надо истребить врагов порядка. Буржуа со свирепой радостью говорят, подобно Боке, о решительном ударе. Ссылки и расстрелы. Таково положение дел. Ждут вторжения в Швейцарию и какого-нибудь благовидного предлога внутри страны. Вся Франция поделена по-военному между четырьмя генералами. Правительство разрешило предвыборные собрания, но издало тайный приказ не предоставлять помещений для собраний крайних направлений, и вот избиратели 12 округа две ночи перебегали из дома в дом. Что вы на это скажете? И сколько бутылок Кло Вужо вы мне проиграли? И все это никого не волнует.
Пропаганда социализма ведется — но это вопросы двух поколений. Варварство распада дошло до предела, всюду царит xao^ смятение, всеобщее разложение. Теперь возникает большой вопрос личного порядка — куда же ехать? Здесь опасность неминуема, я остаюсь только из-за своих дел с Ротшильдом. Я наведу справки о Ницце, даже о Флоренции. Я имею некоторое право просить разрешения оставаться во Франции
277
я им воспользуюсь, чтобы поехать на юг, устроиться там и пригласить вас приехать туда. А если из этого ничего не идет? Тогда я предлагаю тебе, primo, оставаться в Швейцарии до ее оккупации, я же займусь нашей поездкой на юг. Если же это не удастся, я извещу тебя, и тогда тебе придется ехать в Бельгию и ждать. — Предварительный ответ из России должен прийти около 23—24. Окончательный ответ к 5, максимум к 10 марта — это не так уж долго…
Сообщи свое мнение. Как только будет что-нибудь новое, я тебя извещу.
Итак, прощай, Георг, положись на мою дружбу как на каменную стену; иной раз это и холодновато и жестковато, зато прочно, и я со всей чистотой своих намерений берусь это доказать.
Наталп больна. Она не спала, простужена. Такова наша судьба: один выздоравливает, другой тотчас заболевает.
Прощай.
NB. О пользе иметь собственный дом в Париже. Только что судебный пристав объявил мне, что надо заплатить штраф в 1400 фр. за невыполнение какой-то формальности — и для моего посрамления они адресовали бумагу на имя г-на Газена.
159. Э. ГЕРВЕГ
20 (8) февраля 1850 г. Париж.
Aima
