Et tu sais que cela ne couvre pas même les frais. — Je suis stupide, — ta lettre aussi. Et quel est le noble citoyen Kessman que te commande un Gœtz de Berlichingen?..
J’ai aussi une lettre du professeur Stahr, der will nicht annehmen, daß ich ein Russe bin — sollten auch meine Eltern Russen sein. — Voilà le dégât cérébral que produit la philosophie.
Cela ne va pas trop mal ici… du tout, personne ne sait où on va,
319
les légitimistes proposent de restaurer la monarchie tout ouvertement, les jésuites crient — et le gouvernement se tait et condamne ça, là — un petit journal, un précepteur, un sergent. — Rosinger a trouvé le moyen d’entamer une correspondance trisoc.
Dis à ma mère et è m-selle Ern que j’écrirai demain ou après-demain, écrase Cola, baise toi-même dans la glace pour moi. L’argent dont parle ma mère a été envoyé lundi passé à Zurich à Schulthess.
A propos, prends chez ma mère ce qu’il faut pour payer Zürcher.
28 марта 1850 г.
Когда это было, чтобы я не писал в течение трех дней? — Са1ипта1оге!261[261]
А ты это утверждаешь в твоем насморочном и простуженном письме.
Гофман прислал мне 730 франков. Я ему ни разу не писал, чтоб он отправлял их сюда. Это Капп по дружбе запутал дело. А зачем ему 800 и 750 экз.? Он получает 300% за первое издание и, возможно, 400% за второе. Ты знаешь, что это не покрывает даже расходов. — Я глуп, твое письмо — тоже. Кто этот благородный гражданин Кесман, который заказывает тебе «Геца фон Берлихингена»?
Я получил также письмо от профессора Штара, der will nichi annehmen daß ich ein Russe bin — sollten auch meine Eltern Russen sein262[262]. Вот к какому повреждению мозгов приводит философия.
Дела здесь идут не так уж плохо… отнюдь нет — никто не знает, к чему все идет: легитимисты открыто предлагают восстановить монархию, иезуиты вопят, а правительство помалкивает и то здесь, то там выносит приговоры против какой-нибудь газетки, какого- нибудь учителя, сержанта. — Розингер нашел способ завязать trisoc/cкую переписку.
Скажи моей матери и м-зель Эрн, что я напишу завтра или послезавтра, задуши в объятиях Колю, поцелуй за меня в зеркале самого себя. Деньги, о которых спрашивает моя мать, отосланы в прошлый понедельник г-ну Шультгесу в Цюрих.
Кстати, возьми у моей матери сколько нужно, чтобы уплатить цюрихцу.
320
188. Ю. КАМПЕ
28 (16) марта 1850 г. Париж.
Hochgeehrter Herr!
Ich habe Ihr Schreiben, mil der Einlage von 200 Taler bekommen. Zwar sind die Druckkosten in Zürich nicht gedeckt dadurch (sie gehen bis 910 fr. de France) — aber die Sache ist abgemacht. Schade nur, daß Herr Kapp 800 Exemplare versprach, anstatt 750, ich werde mich erkundigen, ob man noch 50 Exemplare habe. Übrigens glaube ich, daß man die 2 Edition doch leicht ausfüllen wird.
Mein Epilogue ist längst geendigt — ich kann es Ihnen schikken; ich möchte in der zweiten Auflage einige Druckfehler vermeiden. Ich werde Sie auch bitten, auf dem Titel meinen russischen Pseudonym zu drucken — «Vom andern Ufer. Von Iscander».
Ich habe hier ein Artikel gedruckt, das ziemlich bruit gemacht hat; ich werde ein Paar Exempläre Ihnen mit dem Epilogue schicken, wenn Sie es wünschen.
262[262] который не желает признавать меня за русского, пусть даже родители у меня русские (нем). — Ред.
Ich bin wirklich herzlich dankbar für die Aufnahme meiner 2 Broschüren in Deutschland. Schade, daß ich der deutschen Sprache nicht mächtig bin und brauche immer einen freundschaftlichen Dienst bei der Übersetzung.
Danken Sie, mein geehrter Herr, dem Herrn Professor Stahr — sein Buch werde ich noch heute anfangen. Nur der Herr Professor ist ganz in Irrtum, indem er glaubt, «Daß der Russe keiner ist». Geboren in Moskau, habe ich in der Moskauer Universität meine Studien gemacht, ira Jahre 1835 wurde ich in das Ural-Gebirg verschickt, und nach 7 Jahren Exil verließ ich Rußland in den ersten Tagen von 1847; von der Zeit an blieb ich immer in Paris und Italien263[263]. Mein Exil hinderte mich die deutsche Sprache gründlich zu studieren — und ich bitte, skandalisieren Sie sich nicht über meine Barbarismen und Slavismen — oder schreibe ich meine Briefe französisch.
Nach einem Monat gehen wir wieder nach Italien (ich glaube nach Nizza) — übrigens adressieren Sie Ihre Briefe immer an das Haus de Rotschild frères à Paris.
Ich empfehle mich Ihnen mit der größten Hochachtung.
A. Herzen.
P. S. Vor einigen Monaten habe ich gelesen, daß eine Übersetzung von meinem russischen Roman (von Herr Wolfsohn) bei Cotta erschien — unter dem Titel «Wer hat Schuld?» von
Письмо к Ю. Кампе от 28 (16) марта 1850 г. Первая страница. Автограф Герцена.
Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. Ленинград.
321
Iscander — ich kann bis jetzt das, Buch nicht bekommen; sollte dieser Roman gedruckt sein, so würden Sie mich sehr verbinden, wenn Sie mir ein Exemplar schickten.
263[263] Als Supplement hat die Russische Regierung im vorigen Jahre alle Güter, die ich hatte, sequestiert.
Письмо ваше со вложением 200 талеров я получил. Правда, расходов по цюрихскому изданию они не покрывают (последние достигают 910 французских фр.), но — дело сделано. Жаль только, что Капп посулил 800 экземпляров, а не 750; я справлюсь, не осталось ли еще 50. В конце концов я полагаю, что 2-е издание будет все же легко осуществить.
Мой «Эпилог» давным-давно уже окончен, я могу выслать его вам. Мне хотелось бы избежать во втором издании некоторых опечаток, я попрошу вас, кроме того, напечатать на заглавном листе мой русский псевдоним — «С того берега Искандера».
Здесь я напечатал статью, которая наделала порядочно ЪгиИ264[264]; если желаете, я вышлю вам вместе с эпилогом два-три экземпляра.
Прием, который встретили обе мои брошюры в Германии, вызывает во мне неподдельное чувство сердечной благодарности. Жаль, что я недостаточно владею немецким языком и при переводе постоянно нуждаюсь в услугах друзей.
Поблагодарите от моего имени г. профессора Штара, — сегодня же засяду за его книгу. Только г. профессор крайне заблуждается, полагая, что здесь «и не пахнет русским». Будучи уроженцем Москвы, я учился в Московском университете, в 1835 был сослан на Урал и после семилетней ссылки, в начале 1847, покинул Россию; с тех пор я постоянно живу в Париже или в Италии265[265]. Ссылка помешала мне основательно изучить немецкий язык, и я прошу не приходить в ужас от моих варваризмов и славянизмов, иначе я буду писать свои письма по- французски.
Через месяц мы снова уезжаем в Италию (вероятно, в Ниццу); впрочем, адресуйте письма по-прежнему, в Париж, Братьям Ротшильд.
Примите уверения в глубочайшем уважении.
А. Герцен.
264[264] шума (франц.). — Ред.
265[265] В добавление русское правительство в прошлом году конфисковало все мое имущество.
Р. Б. Несколько месяцев назад я прочел, что у Котта появился (в переводе г. Вольфзона) мой роман под заглавием «Кто виноват?» Искандера. До сих пор не могу достать этой книги; если роман действительно напечатан, вы очень меня обяжете, прислав мне экземпляр.
189. Г. ГЕРВЕГУ
Конец марта 1850 г. Париж.
Votre lettre, c’est-à-dire ta lettre, a réveillé derechef toute l’amertume de l’histoire Ogareff. — Quoique le lendemain nous nous soyons empressés de te communiquer une tout autre supposition, mais pensant plus et plus — l’énigme reste dans toute sa grandeur. Nous avons lu, relu, seuls, avec Tourguéneff et nous ne comprenons rien. On dit que ce monstre de femme est arrivée et se cache près de Paris. Elise a vu Antoinette.
J’ai relu deux ou trois fois encore aujourd’hui ta lettre. Ah — sacré nom de Dieu — courage et sympathie, la vie est dégoûtante, marchons la tête levée… Remarque de grâce ce comble d’ironie, que l’homme est presque toujours de moitié le coupable, — quel démon a suggéré à Ogareff de rester en Russie une année et demie sans rien faire; et l’achat de la fabrique — tout cela était de la démence. — Il avait assez de fortune pour ne pas mourir de faim, il avait une femme qui l’aimait, et quelle femme… tu ne l’as pas connue ou peu. Et il jouait au bord d’un précipice… et pourquoi a-t-il entraîné le vieillard Toutchkoff — dans ce gouffre? En Russie tout est permis — mais rien n’est permis aux hommes politiques. Le gouvernement aime à la fureur de nous mêler, nous autres, dans des procès sales. — Plus j’y pense, plus j’ai horreur… une dizaine d’années d’exil. Ils sont récidives l’un et l’autre — cela sera affreux.
Eh bien, passons à autre chose. La position ici est toujours bonne. Un progrès immense se fait en faveur des idées républicaines. La proposition de Larochejaquelein était un second 21 janvier pour la légitimité. Personne n’a plus compromis la cause que le Don-Quichotte Falstaffé, les pudiques couleurs ou les blancs. — Lis avec attention le dernier article de Proudhon (du 29), il a fait la fusion avec la bourgeoisie, il entreprend à présent d’entraîner le gouvernement…
Il sera jugé le 10 avril. Il sera condamné, il n’y a pas de doute.
Et moi, j’attends la réponse le 10 — et me propose de quitter la France tout de suite.
На обороте: Егору Васильевичу.
Ваше письмо, т. е. твое письмо, воскресило всю горечь огаревской истории. Хотя на следующий день мы поспешили сообщить тебе совсем другое предположение, но сколько бы мы ни думали, все это остается величайшей загадкой. Мы читали и перечитывали письмо и одни, и с Тургеневым — и ничего не понимаем. Говорят, что эта ужасная женщина приехала и скрывается где-то в окрестностях Парижа. Элиза видела Антуанетту.
Сегодня я еще два или три раза перечитал твое письмо. Ах, черт возьми, побольше мужества и расположения к людям; жизнь отвратительна, будем же продолжать наш путь, высоко подняв голову… Сделай милость, обрати внимание на убийственную иронию судьбы: человек почти всегда наполовину сам виноват; какой злой дух внушил Огареву остаться в России, полтора года сидеть без дела да еще купить фабрику — все это безумие. — У него было достаточно средств, чтобы не умереть с голоду, у него была женщина, которая его любила, и какая женщина — ты ее не знал или мало знал. А он танцевал на краю пропасти… и зачем он увлек в
