— Ред.

Впрочем, я припишу, остаюсь я или нет; если нет, то завтра едем…

Прощайте. Скучно.

Рукой Н. А. Герцен:

Нет куражу писать вам, друзья, да и вам не будет, верно, охоты читать, не до того. Трудно жить на свете!..

Дети целуют ваши ручки, тебя, Машенька, благодарят за письмо. Колюточку целуем!

Ваша Н.

П ост скрыптум.

<Рисунок руки - ред.>

4 часа пополудни.

Карловинги до того удивились моему прошению еще остаться, что говорят: «Да нечего делать — две недели можно». Итак, я буду ждать ответа еще от Гассера до 14 июня — пишите сюда обо всем.

Весь ваш.

Kola, sei nicht böse, daß Papa nicht schreibt, aber küßt62[62].

73

33. М. К. ЭРН

Конец мая 1850 г. Париж.

Пришлю ваше письмо. Ну, с 80 000, видно, также придется проститься. Ни avis63[63] у Ружемона, ничего подобного нет. Да и как же Григор<ий> Ив<анович> послал на мам<енькино> имя? Что это за скоты, что за звери. А вы-то — радости, сюрпризы.

34. Л. И. ГААГ и М. К. ЭРН

1 июня (20 мая) 1850 г. Париж.

1 июня 1850 г. Париж.

62 [62] Коля, не сердись, что папа не пишет, а целует (нем.). — Ред.

Вчера я писал вам, что остаюсь здесь ждать ответа, пожалуй до 15 июня. А потому прошу вас сейчас сообщить все подробности насчет голохвастовского долга и если что есть из Штутгарта. Может, вы обо всем этом писали в Марсель — так еще раз облагодетельствуйте. Пишите прямо на наш адрес. — Я могу многое вынести, но ожидать, просто ожидать — и потом «а то лыком — а то шелком», а только это ужасно. Чего стоит ходить к Рот<шильду> и, наконец, уж к Карлу Ивановичу — и всё оттого, что не было человека, который бы во-время умел написать строку.

Едем сегодня в Сен-Клу.

Рукой Н. А. Герцен:

Ну, еще бог знает, поедем ли, — это была моя мысль, провести эти 15 дней где-нибудь за городом: задохнуться можно в Париже, да и квартера наша пропитана, я думаю, заразой — да нет, кажется. А присутствие необходимо в П<ариже>. Да, такой тяжкой эпохи не было в нашей жизни, была горчее, а это все равно, что быть съедену комарами или клопами; ну, уж потом в море. да так и не выходить оттуда. — Вчера у нас до ниточки все было готово к отъезду, сегодня разбираемся опять; право, от одного этого Эл<иза> захворает. А впрочем, в сущности-то, все хорошо. Тата выправляется. Вчера мы делали визит Морицу, потом дети завтракали в вашем ресторане Cha El, воображали, что у вас в гостях. — Я подъезжала к Константину, он уж может ходить.

35. Э. ГЕРВЕГ

1 июня (20 мая) 1850 г. Париж.

1 juin. Paris.

An Ort und Stelle… j’ai encore un délai de 15 jours. Ne me donnez pas de horions, chère Emma; je courbais toujours ma tête aux fourches caudines des nécessités — donc je continue. L’affaire va très mal; à ce qu’il paraît, les autorités de Wurtemberg

74

n’ont aucune autorité. — Je ne resterai pas les 15 jours à Paris, dès que Rotschild aura reçu une réponse définitive — je m’embarque. Pour toucher Nice, votre main, votre cœur, et partir pour Zurich si le procès m’y oblige. — Avant mon départ je m’informerai chez Bahrmann concernant vos papiers…

Je suis las et stupide.

J’ai reçu une lettre de Kapp, il est tout enchanté de New York. Frœbel a consacré une leçon à ma brochure, ce qui a donné lieu à une polémique dans les journaux allem de New York. — Je m’en vante

et mets ma gloire transatlantique

et transouralienne à vos pieds.

Перевод 1 июня. Париж.

An Ort und Stelle64[64]… мне дали отсрочку еще на две недели. Не награждайте меня тумаками, дорогая Эмма, я всегда склонял голову перед Кавдинскими фуркулами необходимости. Итак, продолжаю. Дело обстоит очень плохо, вюртембергские власти, по- видимому, не имеют никакой власти. — Я не проживу в Париже двух недель. Как только Ротшильд получит окончательный ответ, я отбываю, чтобы тронуться в Ниццу, дотронуться до вашей руки, тронуть ваше сердце и уехать в Цюрих, если этого потребует процесс. — До отъезда справлюсь у Бармана о ваших бумагах…

Я устал и отупел.

Получил от Каппа письмо, он в восхищении от Нью-Йорка, Фрёбель посвятил одну лекцию моей брошюре, что вызвало полемику в немецких газетах, выходящих в Нью- Йорке. — Хвалюсь этим

и слагаю свою заокеанскую и зауральскую славу к вашим ногам.

36. Г. ГЕРВЕГУ

2 июня (21 мая) 1850 г. Париж.

Le 2 juin.

A toi, cher George, deux mots. Attends un peu la réponse de Stuttgart, et pars pour Nice, je te conjure. Emma est trop malheureuse là, et moi, je suis déchiré par la pensée que c’est pour mon affaire que tu restes. — Tu ne feras rien et personne ne fera rien. — Sois maudite cette demi- année perdue en d’ignobles tracasseries. — C’est un parti pris de ruiner les hommes ennemis au gouvernement.

75

Et, sacré nom de Dieu, perdre d’un seul coup… on le fait avec courage, on s’oriente, mais être sucé par goutte, traîné des mois, trompé, trahi peut-être — c’est au-dessus des forces humaines.

Je reste ici seulement pour savoir des nouvelles des 80 000 fr. — L’affaire du billet, je la laisse à la providence et aux prières de St. Ignace<.>

L’idée me vient quelquefois — si notre chargé d’affaires à Mos n’est pas un espion. Il a été honnête homme, mais… mais tempora mutantur… Fais un dernier effort, écris à Stuttgart, promets beaucoup d’argent et expose la nouvelle affaire, comment peut-on confisquer l’argent envoyé à une Wurtembergeoise qui n’a jamais été ni jugée, ni sous une enquête.

Weiter, muß man fordern, daß man wenigstens die Renten schickt vom Billet, alle Prozente, die jetzt eine große Summe machen.

Et cela sera le dernier effort — je ne peux rien faire. Lorsqu’on a des mulets de frère, et des taupes de chargé d’affaires — il faut se résigner. Je crois même que le ministre à Stut est un énorme Jean f…re et que Nesselrode l’a tout bonnement intimidé.

Il fallait envoyer quelqu’un en Russie — mais qui, mais comment faire?

На обороте: Егору Федоровичу.

Рукой H. А. Герцен:

P. 2 Juni.

Ein herzlicher Gruß und Kuß.

N. H.

Перевод 2 июня.

Два слова для тебя, дорогой Георг. Подожди еще немного ответа из Штутгарта и поезжай в Ниццу, заклинаю тебя. Эмма слишком несчастна там, и меня терзает мысль, что ты остаешься из-за моего дела. — Ничего ты не сделаешь, и никто ничего не сделает. Да будут прокляты эти полгода, потерянные в подлых хлопотах. — Очевидно, решено разорять людей, враждебных правительству<.>

Но, черт возьми, когда теряешь всё сразу. это переносишь мужественно, как-то приспосабливаешься, но когда из тебя высасывают всё по капле, месяцами водят за нос, обманывают, а может быть, предают — это выше человеческих сил.

Задерживаюсь здесь только для того, чтоб узнать, что слышно о 80 000 фр. — А дело с билетом предоставлю провидению и молитвам св. Игнатия.

Иногда у меня появляется мысль, уж не шпион ли наш московский поверенный в делах. Он был честным человеком, но.

но tempora mutantur65[65]. Сделай последнее усилие, напиши в Штутгарт, пообещай много денег и изложи суть нового дела — как это можно конфисковать деньги, посланные вюртембергской гражданке, ни под судом, ни под следствием никогда не состоявшей.

Затем, надо требовать, чтобы по крайней мере прислали проценты с билета, все проценты, которые составляют сейчас крупную сумму.

Это будет последним усилием — больше я ничего не могу сделать. Когда у тебя братец — осел, а поверенный слеп, как крот, надобно покориться необходимости. Думаю даже, что штутгартский посланник — страшный <...> болван и что Нессельроде просто- напросто его запугал.

Надо бы послать кого-нибудь в Россию. Но кого, и как это сделать?

На обороте: Егору Федоровичу.

Рукой Н. А. Герцен:

П<ариж>. 2 июня.

Сердечный привет и поцелуй.

Н. Г.

37. Л. И. ГААГ

3 июня (22 мая) 1850 г. Париж.

3. Juni.

Jetzt eben war Reichel bei uns und sagte die gute Nachricht v Gelde — was wollen Sie damit machen? Schicken Sie durch Ihren Banquier zu Rotschild, auf meinen Namen — au compte de Mr Alex de Herzen, ich werde amerik Papiere kaufen lassen. Es wird immer vorstellen eine neue Rente von 3 750 fr. — Dazu werde ich Ihnen noch eine kleine Freude machen — von den 25 000, die Sie damals gaben, werden schon 18/t nach einem Monat frei.

Nur mit dem großen Billet geht es nicht vom Fleck.

Schreiben Sie, was Sie anfangen wollen mit d Gelde und wie Sie bekommen haben etc., etc.

Une des choses qui m’a frappé c’est l’inculpation que nous avions laissé partir Emma, et que nous sommes restés à Paris. Et primo, quel mal y a-t-il qu’Emma soit