она бы очутилась перед исправительной полицией, имея в этом позорном фарсе подобного свидетеля со стороны обвинения. Что ты на это скажешь?

Я тотчас же напишу Эмме. Я пошлю ей рекомендательное письмо к Авигдору, чтобы в случае нужды у нее было к кому обратиться. Ну, а какой вывод можно сделать из того, что я ошибся относительно денег госпожи Голохвастовой? Какую-то сумму послали — она пропала, послали другую — она не пропала. Знаком ли ты с теорией вероятностей? Ведь 2/2=1. Шансы одинаковы.

40. Э. ГЕРВЕГ

5 июня (24 мая) 1850 г. Париж.

Le 5 juin. Paris.

Je те suis proposé de vous écrire une lettre charmante, avec calembours sots, piquée d’anecdotes… et même de quelques observations contre votre lettre d’hier, lorsque j’ai reçu une philippique de George qui m’a d’autant plus révolté que je ne l’attendais pas le moins du monde. — Comme je vous envoie la lettre, je n’ai pas besoin de faire beaucoup de commentaires — mais je vous dirai que c’est une étrange manière d’aimer ses amis à condition de les souffleter lorsqu’on sent une démangeaison dans la main droite. — C’est L’amour et la cravache, vaudev du théâtre Montansier.

La fine fleur de la lettre est l’accusation que je vous ai poussée à partir pour Nice — et que je reste encore à Paris. Dieu des dieux, vous savez toutes les circonstances (et lui aussi), j’ai agi comme ami, comme frère — je n’étais nullement tranquille sur votre compte avant votre départ, — j’en ai parlé à Haug, à Bernad. Cet infâme R après votre scène avec l’Allemand pouvait faire des choses diablement blessantes. Oui, je vous poussais hors de Paris — et j’ai bien fait. Et ensuite, quel mal s’en est suivi? — que vous êtes séparée de nous pour 20 jours. — J’estimais toujours votre franchise, eh bien dites-le moi — est-ce que c’est cela qui vous préoccupe? Je suis sûr que vous nous aimez, que vous voudrez nous voir — mais la question pour vous n’est pas là…

George me fait le sacrifice à présent de quelques jours — eh bien, ne me les reprochez pas. Je ferai tout mon possible pour l’engager à terminer au plus vite…

Vous êtes à présent sans argent, — mais je serais allé chez votre chargé d’affaires, mais vous ne m’avez rien écrit — où le trouver. Pouvez-vous attendre jusqu’à notre arrivée? — Voilà ce que vous ferez70[70].

Nous partons le 15. — Je ne comprends rien dans le conseil que vous me donnez d’aller à Zurich avec ma femme et ensuite à Nice — en ajoutant que le voyage à Nice est très long; mais est- ce qu’il sera plus court si on va par Zurich ou par Berlin… voilà, c’est cette logique dont les lois m’échappaient toujours. — Ne vous fâchez pas si je ne suis pas tout à fait convaincu de la nécessité de faire deux voyages immenses pour obvier <à> un seul très long, mais plus court que les deux ensemble.

Donnez votre main et rions-en de nos projets, conseils etc. Il y a un fatum, fatalité ou Âvayxq — qui brouille les cartes, débrouille les cartes. E sempre bene.

70[70] Далее в автографе зачеркнуто: J’ai

envoyé une lettre à la maison de banque de M. Avigdor, une lettre où je le prie de vous être agréable etc. Je crois qu’il peut même aller jusqu’à vous donner quelques centaines de francs, en général il peut être utile. — Ред.

Je vous envoie 200 francs par Avigdor, c’est encore mieux, envoyez les prendre chez lui; et si vous n’en avez pas besoin, vous me les remettrez.

Alessandro furiosо.

Je n’envoie pas la lettre de George.

Перевод 5 июня. Париж.

Я собирался написать вам очаровательное письмо, начиненное глупыми каламбурами, анекдотами… и даже некоторыми соображениями по поводу вашего вчерашнего письма, как вдруг получил от Георга филиппику, которая меня тем более возмутила, что я меньше всего ее ожидал. — Я пересылаю вам это письмо и освобождаю себя тем самым от необходимости в подробных комментариях. Должен сказать однако, что это довольно странная манера любить своих друзей при условии, что будешь давать им пощечины всякий раз, как у тебя зачешется правая рука. — Это «L’Amour et la Cravache», водевиль театра Монтансье.

Соль письма — обвинение меня в том, что я побудил вас ехать в Ниццу, а сам до сих пор в Париже. Господи боже мой, ведь вы знаете все обстоятельства (да и он тоже), я поступил как друг, как брат. Пока вы оставались здесь, я отнюдь не был за вас спокоен, я говорил об этом Гаугу, Бернацкому. Негодяй Р<оде>, после вашей сцены с немцем, был способен черт знает на какие оскорбления. Да, я гнал вас из Парижа, и хорошо делал. И потом — что плохого от этого произошло? — Вы разлучены с нами на 20 дней. Я всегда ценил вашу искренность, так скажите же мне — разве это именно то, что вас заботит? Я уверен, что вы нас любите, что вы хотели бы нас видеть, но вопрос для вас не в этом…

Георг жертвует мне теперь несколько дней, не упрекайте же меня за это. Я сделаю все возможное, чтоб уговорить его поскорее все закончить.

Вы сейчас без денег — я, конечно, сходил бы к вашему поверенному, но вы не писали, где его найти. Можете ли подождать до нашего приезда? А вы вот что сделайте71[71].

Мы уезжаем 15-го. — Не понимаю, почему вы мне советуете ехать с женой в Цюрих, а затем в Ниццу — добавляя, что путь в Ниццу очень долог, но разве он станет короче, если ехать

71 [71] Далее в автографе зачеркнуто: Я отослал в банкирский дом г. Авигдора письмо, в котором прошу его оказать вам любезность и т. д. Думаю, что он пойдет даже на то, чтобы дать вам несколько сот франков, вообще он может быть полезен. — Ред.

через Цюрих или Берлин? — вот логика, законы которой от меня всегда ускользали. Не сердитесь же за то, что я не совсем уверен в необходимости совершить два бесконечно долгих путешествия, чтобы избежать одного очень продолжительного и все же более короткого чем два других вместе взятых.

Дайте же руку, и посмеемся над нашими планами, советами и т. д. Существует фатум, рок или Ävayxr)72[72], которая путает и распутывает карты. Е sempre bene73[73].

Посылаю вам 200 франков через Авигдора, так еще лучше; пошлите за ними, а если они вам не нужны, вы мне вернете их.

Alessandrо furiоsо.

Письмо Георга не посылаю.

41. Т. А. АСТРАКОВОЙ

7 июня (26 мая) 1850 г. Париж

Рукой Н. А. Герцен:

Париж, 1850, июня 7.

Знаю, моя Таня, что тебе так же тяжело было не получать от меня известий, как мне не писать тебе. Не писала я потому, чтоб письмом моим не наделать тебе более горя, чем молчаньем. Мне было так трудно, так душно, как будто черная туча обернула меня с ног до головы, не только луча — ни одной ясной точки всю зиму, я трех раз не выходила, все была больна; в постеле я узнала, что тезку мою постигло ужасное несчастие, но какое — это мне было неизвестно около трех месяцев, и все-то это время я мучилась, в полном смысле этого слова, и день и ночь; теперь страшно вспомнить, что вынес. Какая жестокость оставлять друзей в такой неизвестности! Наконец пришли слухи о ее семье, а от нее и до сих пор ни слова! Бог знает, что бы дал за него. — Ну, продолжаю мой невеселый рассказ: едва я встала на ноги — дети, весь дом, кроме самого старшего сына, занемогли, это и другие дела приковали меня здесь, а в то же время необходимость оставить здешний климат, который до невыразимой степени противен моему здоровью, я думала, что погибну здесь… но, мало-помалу, туча расходится, все выздоровели, и я уезжаю в Италию купаться в Средиземном море. Ты пиши мне, и пиши сей час по получении этого письма, на тот же адрес в Цюрих74[74] с передачею Мте Elise Brouker, из Италии напишу новый. Пиши, ты должна это сделать, о всех моих

72[72] Судьба (греч.)<. - Ред.>

73[73] И всегда хорошо (итал.). — Ред. 74[74] Вставка рукой Герцена. — Ред.

родных. Тезке скажи, что это тяжкий грех не писать мне. Прощай, написала б больше, кабы совсем прояснилось, — но родство остается непоколебимо никакими грозами и бурями. Надеюсь, что ты понимаешь и ценишь смысл единственного числа.

Твоя Н.

Дайте руку — и да будет мир вам.

На обороте: Татьяне Алексеевне Астраковой.

85

42. Г. ГЕРВЕГУ

8 июня (27 мая) 1850 г. Париж.

8 juin.

Tout ce que tu as fait, tu ‘as fait parfaitement bien (à l’exception de la lettre que tu m’as écrite). L’affaire donc n’est pas si facile — comme tu le vois toi-même.

L’identité (o Schelling, toi le maestro der Identitätslehre) — se prouve encore par le très illustre titre de Hofrat, et parce que je suis inscrit au livre de la noblesse du gouvernement de Moscou et propriétaire dans le gouv de Kostroma; le diplôme est resté à Moscou, je le ferai venir…

Weiter, — sollten Sie mir den Rat geben, so werde ich bei Rotschild die Zurückgabe des Billets fordern, aber es ist immer bedenklich, solche Sachen durch die Post zu schicken. Geben Sie Ihre Meinung. Heute ist der 8., also kann ich eine Antwort den 12. oder d 13. bekommen.

Jetzt habe ich nichts in Paris zu machen.

Weder Gasser noch Sch sind das, was du meinst, aber der R nachdem er Kiselew gesehen hat, ist verflucht abscheulich geworden. Ich habe alle Briefe von Gasser gelesen — er ist wütend über diese Geschichte und beleid gt; weil auch sein Endossement da ist. Der andre ist nicht beleidbar — der letzte Makabeer.

Ich möchte dir doch eine gute Phrase schreiben — aber ich bin bis jetzt sehr böse über deinen Brief.

Et viv’nos ennemis, les amis!..

На обороте: Егору Васильевичу.

Перевод

Все, что ты сделал, ты сделал превосходно (за исключением письма, которое ты мне написал). Дело-то, как ты сам видишь, не такое уже легкое.

Тождество моей личности (о Шеллинг, о maestro der Identitätslehre75[75]) подтверждается и блистательным званием надворного советника, равно как и тем, что