дочка моя, Оленька, красавица, здоровенькая, любимица всей семьи; кормилица у нее чудесная женщина. ну видишь, ты меня уверила, что можно писать к тебе, так я и хочу дать тебе понятие о нашем житье-бытье. Тата выросла, славная такая, ее я учу гимнастике, танцевать, рисовать, музыке, а потом немножко русской грамоте, вот и все; и со всем этим она большая вольница, целый день на дворе и в саду, сад у нас огромный, теперь уж там цветут фиалки; деревья покрыты апельсинами, розы… коза — единственный товарищ Наташи. Против дома — море. в жары тут же у берега и купаются ребятишки. Коля как маленький царек живет у Л<уизы> Ив<ановны>, их дом несколько шагов от нас, мы видаемся несколько раз в день, у него гувернер отличный человек, любит его и учит его с любовью к ребенку и к ученью, Коля говорит по-немецки, читает, пишет, весел и здоров как нельзя больше, умен и сметлив поразительно и не изменил своей страсти к Машеньке. О ней я не пишу тебе, потому что ты с ней в переписке сама; жаль нам было расстаться с ней, лишь дай бог ей счастья.

Саша — почти с меня ростом, милый, благородный малый — он, мне кажется, будет натуралист и живописец; тому и другому учится постоянно и с большею наклонностью, чем всему остальному. Знакомых у нас — двое, трое и только.

166

После всех бурь дети — моя пристань. Для себя я не ищу в жизни более ничего; пересоздавать мир — отложила попечение. Если я могу под старость видеть детей, слышать о них, быть для них старой няней, верной собакой — для меня довольно. Все страсти, все самолюбивые, несбыточные замыслы унеслись, сознание, что отдаю себя всю, что делаю насколько только есть во мне — успокоивает меня. Если я научу детей быть любимыми — стало и любить — из этого одного стоило жить.

В будущее я не заглядываю, что будет то будет, все прошедшее — настоящее для меня.

Все урывками пишу тебе; то то, то другое. то лень. Ну, так. Да, все мое прошедшее я ношу с собою, оно — я сама. И после всех бурь не утратилось во мне ни любви, ни теплоты; Таня, я часто вспоминаю даже о шляпе Кет<чера>, которой он покрыл меня от солнца 8-го мая, как увез меня… все святыня, все мощи, все люблю, люблю, люблю страшно.

А что же ты не написала мне ни о ком и ни о чем, коли можно нам переписываться?

Я все поджидала письма от N, да и не придумаю, что такое, что она не пишет… ждать уж не буду, а пошлю. — С<ергею> Ив<ановичу> жму руку — вот как… да, если б он показывался на Лондонской выставке, так и я бы на старости лет потащилась туда.

От N письма жду, жду, жду, жду, жду… поторопи ее! — Да и сама пиши через Машеньку.

Твой старый друг.

Руку — руки и память.

20/8 марта.

На обороте рукой Н. А. Герцен: Татьяне Алексеевне.

Машенька! Предаю судьбу письма этого — в твои руки.

88. А. КОЛАЧЕКУ

30 (18) марта 1851 г. Ницца.

30 mars 1851. Nice.

Mon cher monsieur Kolatchek,

J’ai reçu votre lettre et je m’empresse de vous dire, que les 10 exempl dont je vous ai parlé ne sont plus nécessaires, et voici la cause: quelques Russes m’ont prié d’imprimer mon manuscrit (qui était écrit en Français) ici, en Piémont — j’ai donc accédé à cela, à condition de ne pas faire paraître avant la publication de la conclusion dans votre Revue. Cette édition tirée à 500 ex et principalement dirigée pour la Russie, me permet de ne pas en prendre les exemp Allemands.

Ne m’en voulez pas pour les observations contre le correcteur, je crois bien que ce n’est pas sa faute — avec quelle horreur j’ai lu par ex que mon ami le poète Koltzoff a été zu Tode gepudelt. — J’ai eu entre mes mains la traduction. «Mea culpa!»

167

Je ne saurai vous dire si je vous enverrai bientôt ma réponse. Je voudrais beaucoup écrire à ce sujet — non pour la polémique, mais pour démontrer que ce n’est pas l’individualisme négatif (le satan des chrétiens) que je prêche — mais l’autonomie, l’autocratie de l’individu. Non le repos du dépris — mais une activité dans une autre sphère sur d’autres bases. Non l’abstention froide et dédaigneuse — mais un dévouement libre125[125]. — Or. Le cœur est gros, je voudrais beaucoup dire, mais je ne sais pas, je suis distrait, préoccupé. — Enfin, je crois que je quitterai bientôt Nice, et alors peut-être je vous enverrai quelque chose. En tout cas faites-moi parvenir ce qu’on écrira

125[125] Avez vous lu «Gribouille» de G. Sand — comme elle a bien compris le dévouement dont je parle.

contre. Au moins l’article de Solger a le mérite d’être plein de verve et d’intelligence; tandis qu’un autre (à propos de Buchner) — ne partage pas ces avantages, quoiqu’il est excessivement peu poli.

Peut-être j’aurai le plaisir de vous voir vers le mois de mai — mes plans espagnols finissent par les Alpes à ce qu’il paraît.

Je vous salue fraterne.

Herzen.

Ma mère et la ci-devant Mselle Ern (qui a eu l’avantage d’avoir été damée et porte le nom de Frau Reichel) — vous saluent.

Перевод 30 марта 1851. Ницца.

Дорогой господин Колачек,

я получил ваше письмо и спешу сообщить, что те 10 экземпляров, о которых я писал, мне уже больше не нужны, и вот почему: несколько русских просили разрешить им напечатать мою рукопись (написанную по-французски) здесь, в Пиэмонте, — и я согласился с условием, что она не выйдет в свет до опубликования заключительной части в вашем журнале. Появление этого издания, которое будет напечатано в количестве 500 экземпляров и предназначено главным образом для России, позволяет мне не брать экземпляров на немецком языке.

Не сердитесь на меня за нападки на корректора, я вижу, что это не его вина, — с каким ужасом я прочел, например, что мой друг, поэт Кольцов, был zu Todegeрudelt. — А ведь у меня был в руках перевод. «Mea culpa!»126[126].

Не могу сказать, скоро ли я пришлю свой ответ. Мне хотелось многое написать на эту тему — не ради полемики, но для того чтобы доказать, что я проповедую вовсе не всеотрицающий

168

индивидуализм (сатану христиан) — но автономию, автократию личности. Не покой отщепенца — но деятельность в иной сфере, на иной основе. Не холодное, высокомерное

отрешение, но свободную преданность127[127]. — И вот. На душе тяжело, я хотел бы многое сказать, но сам не знаю — я рассеян, озабочен. — Словом, я, вероятно, скоро уеду из Ниццы, и тогда, может быть, пришлю вам что-нибудь. Во всяком случае присылайте мне все, что напишут против меня. Статья Зольгера имеет по крайней мере то достоинство, что написана горячо и умно, между тем как другая (по поводу Бухнера) — не блещет этими качествами, хотя и чрезвычайно невежлива по тону!

Быть может, я буду иметь удовольствие увидеть вас в мае — мои испанские планы, кажется, ограничатся Альпами.

Шлю вам братские приветствия.

Герцен.

Моя мать и бывшая мадемуазель Эрн (которой посчастливилось пройти в дамки, и она именуется теперь фрау Рейхель) — вам кланяются.

89 А. КОЛАЧЕКУ

15 (3) апреля 1851 г. Ницца.

15 avril 1851. Nice.

J’ai eu le plaisir de recevoir votre bonne lettre, cher monsieur Kolatchek. Si vous avez un éditeur pour ma brochure (en Allem) je ne demande pas mieux, mes conditions sont d’une simplicité antique — l’éditeur doit m’envoyer 500 fr. de Fr, 25 exemp de la brochure — et voilà tout. Mais il m’est impossible de permettre une édition sans la corriger, d’après le texte français — que je vous enverrai dans une dizaine de jours. Les trois premières parties fourmillent de fautes. Outre cela j’ai ajouté à l’épilogue quelques pages (Socialisme russe et l’émigration) — c’est absolument nécessaire.

127[127] Читали ли вы «Грибуля» Ж. Санд — как хорошо она поняла преданность, о которой я говорю.

L’édition française a été prise par Franck à Paris, j’en ai gardé une centaine d’exempl. Si Schulthefi (ou un autre libr) désire une vingtaine, j’enverrai, le Ladenpreis est de 3 fr., pour les libraires 2 fr. — J’ai reçu un de ces jours une note de la librairie Wohler d’Ulm, ne veut il pas accepter pour payement quelques exemp V and Ufer et de la brochure française? — Si vous êtes en correspondance avec lui vous m’obligerez. A propos des comptes, j’en ai reçu deux petites notes de Schulthefi et l’autre de Wohler pour la Deutsche Monatsschrift.

J’ai pensé que votre revue m’est envoyée par la rédaction — pour montrer comment mes articles sont imprimés, en tout cas il me suffit à présent d’avoir un exempl. — Savez vous que j’ai reçu quelques № de votre revue trois fois, il y a une petite confusion, je vous la dénonce.

J’ai lu hier la traduction de Wolfsohn, Franck l’a envoyée, elle est bonne. J’étais bien jeune lorsque j’écrivais de pareilles nouvelles.

Envoyez de grâce à l’adresse de Vogt 3 exempl de cette traduction, pour ma mère, qui vous salue, — je dis à l’adresse de Vogt, car je pense toujours à quitter Nice.

Je vous salue de tout mon cœur.

A. Her zen.

P. S. Mon compatriote Golovine me charge de vous demander s’il n’y a pas de possibilité de trouver un éditeur en Brème ou à Zurich pour une brochure Allemande Umriss einer Volksphilosophie — dont le manuscrit est à présent à Leipzig chez Avenarius, qui refuse de l’imprimer pour des causes politiques. Certainement M. Golovine exigera un petit payement. Vous m’obligerez infiniment, en me disant votre opinion.

Перевод 15 апреля 1851. Ницца.

Я имел удовольствие получить ваше милое письмо, дорогой господин Колачек. Если у вас есть издатель для моей книжки (немецкой), я ничего лучшего не желаю, мои условия классически просты — издатель должен послать мне 500 французских франков и 25 экземпляров брошюры — вот и все. Но я ни в коем случае не разрешу печатать, не исправив ее по французскому тексту, который я вам пришлю дней через десять. Три первые части кишат ошибками. Кроме того, я добавил в эпилоге несколько страниц