une apathie maladive les derniers temps. Vous m’avez réveillé et, plus encore, votre dernière lettre, si sympathique, m’a réchauffé le cœur, grâce vous soit rendue.
Je tâcherai d’avoir les portraits de nos martyrs; ils existent, mais ce n’est pas facile de les faire venir de Moscou.
Je vous salue de tout mon cœur.
204
ваше письмо было для меня неоценимым благом; я был им глубоко тронут. Позвольте мне пожать вашу руку с чувством признательности, глубокого уважения и дружбы.
Я еще сохранил веру в 1852 год, и если в конце своего письма упомянул о нашей гибели, то имел в виду лишь нас, русских. Мы находимся в авангарде арьергарда, и поэтому нам, русским, остается только служить примером, подобно Пестелю, Муравьеву, Бакунину.
Посылаю вам биографические подробности о нашем несчастном друге. Послезавтра вышлю вам такие же сведения о Петрашевском. Позволю себе также адресовать на ваше имя еще три экземпляра моего письма, так как опасаюсь, что Франк сможет получить их не раньше, чем через неделю.
Здесь критикуют мой французский язык. Признаю свое неведение. Один из моих польских друзей, г-н Хоецкий, любезно выразил готовность исправить мою рукопись, но и после этого в ней остались ошибки. Мне остается лишь просить вас о снисхождении. Когда я пишу по-русски, я совершенно свободен, тут я чувствую себя в своей стихии, даю себе волю, не задумываясь над расположением слов.
Жду ваших замечаний, они будут для меня драгоценны. Я вам многим обязан, так как в последнее время находился в состоянии болезненной апатии. Вы пробудили меня — и, более того, ваше последнее письмо, столь благожелательное, согрело мне душу. Признательность моя безгранична.
От всей души приветствую вас.
А. Герцен.
7 ноября 1851.
Приморская Ницца.
Постараюсь достать портреты наших мучеников. Они имеются, но не так-то легко получить их из Москвы.
Вот теперь-то у вас, вероятно, «сарынь на кичку» — Шпильман шумит, Коля кричит, Луиза болит голову, Луиза Ивановна покупает, Адельгейда бегает, дилижанс свищет:
128. М. К. РЕЙХЕЛЬ
11 ноября (30 октября) 1851 г. Ницца.
Les v’la donc partis164[164]
A y нас Наталья Александровна № 1 в лихорадке, ветер, тишина и слабительный лимонад. Саша рисует вату и думает,
205
что это облака, для бабушки. Ольга гораздо живее представляет, что как бы человек ни был молод, а нужды имеет большие и малые.
Avviso importante165[165].
Я послал два экземпляра брошюры на адрес Луизы Ивановны 7 числа, их можно получить на почте, если не получены, до отъезда. Один из них отдайте Сазонову для Прудона, а у него есть для Массоля. Сверх того, у Франка в вашем распоряжении 5 экземп<ляров>, да только попросите, ради бога, Рейхеля спросить его, отослал ли он по приказанию Мишле, чтобы непременно в редакции журналов доставить. От Мишле я получил превосходное письмо, насчет этого письма он будет отвечать в издании своих легенд.
Турне сильвуплэ.
А я уже с тех пор еще статейку махнул о Бакунине. Мишле ее пришлет и напечатает. Да, хотел бы он портрет, помните, что у Боткина был, — как бы, где бы? Головин взбешен, что я написал брошюру к Мишле, из зависти. А здесь что-то толкуют, что скоро, с позволеньем сказать, в кандалы рефугиариев, да всех на остров Сардинию, а потом сортировать:
Прусских — к прусским,
Русских — к русским etc., etc…
За виски да стисни.
164[164] И вот они, наконец, уехали (франц.)<.> — Ред.
Вот вам и Фегрд Мануйлоч, я даже — шью! уши навострил в Швейцарию. Мельгунову второй экземпляр отдайте.
129. Ж. МИШЛЕ
15 (3) ноября 1851 г. Ницца.
Nice, 15 novembre 1851.
Monsieur,
De grâce disposez de la petite notice sur Bakounine, comme vous le désirez, son but était de vous faciliter votre travail sur lui, elle ne vous a pas déplu et c’est tout ce que je désirais. Maintenant si ce souvenir d’un ami et d’un martyr peut encore servir pour soulager un malheureux — j’en serai tout heureux.
En faisant imprimer, on pourrait, pourtant dire, que la notice est insuffisante; je n’ai, ici, aucun moyen de me renseigner.
206
(Après la prise de Prague, il ne demeurait pas à Ketten comme je l’ai dit, mais à Dessau.)
Les journaux allemands commencent à parler de sa mort «à la suite d’une hydropisie». Serait-ce vrai? Pauvre Bakounine! Je vous envoie, monsieur, un petit croquis que ma femme a fait de mémoire, la ressemblance est assez grande.
Quant aux autres articles, je voudrais bien voir quelques passages dans un journal, et si faire se peut l’article entier dans la Liberté de penser.
Mon compatriote qui a écrit les deux articles est un travailleur vigoureux et il ne fait que commencer, cela serait pour lui un encouragement, qu’il mérite sous tous les rapports. Son nom est encore un secret.
A propos de nom, je prierai de signer ma lettre sur Bakounine par mon pseudonyme Iskander, tout ce que j’ai imprimé en Russe, a été signé de la même manière.
Je pense, monsieur, avoir reçu toutes vos lettres, une lettre du 3 nov
Je vous salue de tout mon cœur.
A. Herzen.
La nouvelle concernant le nom de la Pologne m’est suspecte, car l’année passée, avant le nouvel an on disait la même chose. Au reste il n’y aucune cruauté, ni aucune absurdité complètement impossible pour Nicolas et ses ministres.
Un mot concernant ma langue française pour laquelle vous êtes si indulgent. J’ai eu, en effet, quelque succès comme styliste dans la littérature russe. J’ai essayé en 49 pour la première fois d’écrire des articles, allemands et français, mais j’ai bientôt vu qu’il me manque une connaissance approfondie et sûre des langues, je prenais par l’audace, — et je ne pouvais me résigner à étudier, lorsque le cœur, la pensée débordaient; mais il m’est impossible de ne pas faire corriger, le côté matériel de la langue. Je combats comme un preux chevalier pour mon style, avec mes amis les correcteurs — mais je cède humblement pour le subjonctif.
M. Biernacky pourrait bien dire si le croquis de Bakounine lui paraît aussi ressemblant.
Je vous ai envoyé le 7 ou le 8 sous bande encore 3 exemp
207
Перевод Ницца, 15 ноября 1851.
прошу вас располагать моей небольшой заметкой о Бакунине по своему усмотрению: ее целью было — облегчить вашу работу о нем. Вы нашли ее приемлемой — это все, чего я желал. Если же теперь это воспоминание о друге и мученике сможет еще облегчить страдания несчастного, я буду очень рад.
Отдавая статью в печать, следовало бы однако указать, что она недостаточна: я здесь совершенно лишен возможности навести справки. (После взятия Праги Бакунин жил не в Кеттене, как сказано у меня, а в Дессау.)
Немецкие газеты заговорили о его смерти «от последствий водянки». Неужели это правда? Бедный Бакунин! Посылаю вам, милостивый государь, небольшой эскиз, который моя жена набросала по памяти. Сходство довольно большое.
Что до других статей, то мне бы хотелось видеть несколько отрывков в одной из газет и полностью, если это возможно, статью в «Liberté de penser».
Мой соотечественник, которому принадлежат обе эти статьи, — энергичный труженик, и он делает лишь первые шаги. Это было бы для него ободрением, которого он заслуживает во всех отношениях. Его имя — пока тайна.
Кстати, об имени. Прошу подписать мое письмо о Бакунине моим псевдонимом Искандер, как подписано все, что я напечатал по-русски.
Я полагаю, милостивый государь, что получил все ваши письма. Одно из них, от 3 ноября, запоздало на день: была ужасная погода. Что до Пиэмонта, то здесь письма не вскрываются: палата отказала министерству в праве на это. Но письма, которые я получаю из Парижа, очень часто носят подозрительные следы, тогда как письма из Швейцарии и Англии всегда запечатаны исправно.
Приветствую вас от всего сердца.
А. Герцен.
Известие относительно переименования Польши кажется мне сомнительным, так как и в прошлом году перед Новым годом говорили о том же. Впрочем, нет такой жестокости и такой нелепости, которые были бы совершенно невозможны для Николая и его министров.
Два слова по поводу моего французского языка, к которому вы столь снисходительны. В русской литературе я действительно добился некоторого успеха как стилист. В 49 году я впервые попробовал написать несколько статей по-немецки и
208
по-французски, но вскоре убедился, что мне не хватает углубленного и точного знания языков. Я брал смелостью и не мог принудить себя заняться изучением этих языков, когда переполнены были сердце и разум. Поэтому мне приходится поручать кому-либо исправление грамматической стороны языка. Я воюю за свой стиль с моими друзьями- корректорами как доблестный рыцарь, но смиренно уступаю, когда речь идет о сослагательном наклонении.
Г-н Бернацкий мог бы сказать, находит ли и он сходство в наброске портрета Бакунина.
Я выслал вам 7-го или 8-го бандеролью еще три экземпляра моей брошюры. Получили ли вы их? Спрашиваю об этом все еще для того, чтобы проверить почту.
130. Н. А. ГЕРЦЕН
17 (5) ноября 1851 г. Фрежюс.
10 h
A Cannes on ne sait absolument rien. Le capitaine est malade. J’irai à Hyères à l’instant même. Cela ne va pas si vite, il faut 10 heures pour arriver. On dit que les passagers sont tous à Hyères.
Adieu. Je te recommande encore une fois la patience: je ne perdrai pas mon temps.
Пeревод 10 часов утра. Фрежюс.
В Канне совершенно ничего не известно. Капитан болен.
Я немедля отправлюсь в Иер. Это не так быстро делается, надобно 10 часов, чтобы туда добраться. Говорят, что все пассажиры находятся в Иере.
Прощай. Снова советую тебе запастись терпением: времени терять я не буду.
Целую детей.
Алекс.
131. М. К. РЕЙХЕЛЬ
23 (11) ноября 1851 г. Ницца.
23 ноября, вечер. Ницца.
Искренний, ближайший друг Марья Каспаровна, мне принадлежит великий и тяжелый долг сказать вам, что я воротился в Ниццу один. Несмотря на все старания, я не нашел нигде следа наших. Один сак Шпильмана достали из воды.
209
Что у нас и как провели эту неделю — страшно вздумать. Десять раз я брал перо писать к вам — и
