для него и для Маврикия нашила короб платьев, я было его и послал, но сказали в таможне, что готовые платья очень дороги и что с вас в Париже за это слупят, я и жду оказии.
265
Я советовал для Сашки сделать платье сзади так — с подвижным на застежках задом, тогда можно бы было пристегивать второй экземпляр в случае сырости — мысль умная, но ее не приняла Н<аташа>.
Прощайте. Целую Рейхеля. Сегодня страстной понедельник, и ведь мне жаль, что я не слышу великопостного звона… что не нужно идти к заутрени, слушать XII евангел<ий> и отмечать воском на свече… а хлопоты исповеди и причастия… усталь, грыбьтх^], правила, дьячок охриплый, диакон заспанный… чем все это заменить?.. Нечего будет нашим детям поминать, свели мы их жизнь на прозу пищеварения да на скуку рассудка.
Ваши менины тоже скоро. Поздравляю, к ним-то, собственно, и велено отправить куртки, да не знаю, успею ли. А ведь Рейхель ни слова не написал, хочет ли в опекуны — или он думает — я застраховал себя.
Да поклонитесь много Мел<ьгунову> (прочтите ему письмо) — что он едет когда-нибудь домой или остается? Коли мосты не снял, пусть едет. Ник<олай> Сем<енович> стал на ноги припадать, пухнет, видно, готовится потонуть сам в себе — naufrage à l’intérieur, знаете, как Монталамб<ер> говорил Ришелье: поход внутрь. Признак водяной.
Прощайте. Скучно, грустно, и какая-то злоба жгучая и бессильная буравит. — А впрочем, ничего…
Итак, сорок лет без сорока минут, а через 9 лет я буду подписывать Pie IX лет. (Pie — сорока!)
166. М. К. РЕЙХЕЛЬ
7—9 апреля (26—28 марта) 1852 г. Ницца.
7 апреля. Ницца.
Глупый праздник рожденья тем глупее прошел, что Н<аташе> хуже и хуже. Силы не возвращаются, лихорадка сильнее и сильнее… словом, мы быстро подходим к тому, что было в начале января. — Но я спокойнее, не оттого чтоб надеялся, но оттого, что в два последние месяца я сжился с всеми ужасами и ежели не окреп, то притупился, одеревенел.
Итак, этот мерзавец, этот злодей достиг своей цели. Он не мне мстит, он мстит Н<аташе>… и убил ее. Если б я продолжал молчать после картеля, тогда клевета и грязь, расточаемая его женой, были бы подтверждены. Мне было необходимо
266
дать Н<аташе> оправдаться самой, на это оправданье, сделанное торжественно, пошли все силы, оставшиеся от 16 ноября. Обиды росли, наглость его, издали, не знала пределов. Все это падало ядом на больную грудь, и тем сильнее, что она беспрерывно говорила, что все это заслужено. И вдруг ничтожная болезнь переполнила чашу, совершенная прострация делает невозможным всякое леченье. Фогт опять ночевал. Утром опять получше, но пароксисм делается в 5 часов.
8-е. Полдень.
Кажется, будто лихорадка меньше, и боли поутихли. Но зато готовятся fausses couches199[199], хотя еще определенно сказать нельзя. Во всяком случае скоро должно идти к лучшему или худшему.
9. Полдень.
Лихорадка все так же. Кажется, надежда за надеждой уносится. Я собрал все силы и готов, насколько сил есть, выносить бремя, — после всего испытанного, жизнь только бремя, одно любопытство может заставить жить — остальное увяло.
Получил я письмо от Ник<олая> Ал<ександровича>. Напрасно он думает, что я осержусь на его письмо. Я так уверен в его любви, что и тогда, когда бы его мнение было иное с моим, я бы не сердился. — Его мнение умнее моего, — но справедливо ли от человека, который дал залог своей силы, как я, требовать еще и еще. — Ассизы в устах этого подлеца страшнее угроз огнем и водой — потому на это надобно только подлость; Мел<ьгунов> говорит об оправданье… да разве вы не понимаете, что цель не в обвинении, а в том, чтоб публично в суде дошла речь до разрыва и переписки, т. е. чтоб женщина была потеряна. Как же мне молчать? …Я и то молчу — другие не будут молчать. Фатум, оставимте что- нибудь случаю и инстинкту.
От вас письма нет, хотя Мел<ьгунов> и пишет, что есть?? Какое?
167. М. К. РЕЙХЕЛЬ
10—11 апреля (29—30 марта) 1852. Ницца.
10 апреля.
Не хуже — это очень много. Будто есть надежда, дни в два можно сказать более. Вы поймите сложность болезни. — Середь долгого выздоровления, обыкновенно следующего за
267
плерезией, явился эпидемический грипп. Спазматический кашель тотчас произвел начало воспаления в боку (но ниже того места, где была плерези), с страшным колотьем оно спустилось и захватило абдоминальные мускулы. Отсюда боль в животе, ждали родов, вышло воспаление в животе, болезнь сама по себе чрезвычайно опасная. Вот вам одна сторона. Другая — беспрерывная лихорадка, сменяющаяся потом, — лихорадка, стремящаяся сделаться перемежающейся, но со всеми признаками воспалительной. Дать хинину — значит еще более раздражить воспаленье. Не давать — значит позволить усиление лихорадки.
…Ждем. День за днем идет, унося силы, которые и не возобновлялись после плерези…
11 апреля.
Вот вам и «Христос воскресе». Революционнее праздника быть не может. — После «штатского удара» я написал небольшой дифирамбик с эпиграфом:
…«Совершилось», и Христос испустил дух. —
…Чего ты плачешь, — сказал он Магдалине, — иди и скажи ученикам: «Христос воскрес».
Между этой фактической гибелью и этой поэтической верой именно та полоска людей, которая собою обновляет вялую массу живого мяса и отдает себя в ненужную жертву и которая на краю гибели — кричит: «Чего ты плачешь… Христос воскрес».
Вот вам и слово по святой пасхе.
Болезнь ни шагу назад, ни шагу вперед.
Писали ли вы ко мне письмо вместе с Мел<ьгуновым>, т. е. в тот же день, как он, а его пришло 9го, стало, писано 6го… Oui ou non?..200[200] У Хоец<кого> на днях украли письмо, будьте осторожны, как приятель Ботк<ина>, который не смел ко мне зайти.
Мне по многому кажется, что я мою карьеру кончил, спокойно смотрю назад — было много хорошего, кое-что сделано. Если я переживу болезнь эту и здоровье того негодяя — мне бы хотелось покоя… покоя — я в сущности старее, нежели кажусь — у меня манера молодая… а сердце старо. Помните вы форейтора у Льва Ал<ексеевича>, Панкрата, ему было лет 60, с наружностью — мальчика, издали, но вблизи весь в морщинах.
У меня юности осталось больше в отрицательном — негодованье, даже «недаром близь Корсики живу» — «недаром на
268
святом берегу Италии обретаюсь», чувство ненависти и вендетты молодо — и то на минуту.
Да старчески чувство — любви к тем, кого люблю, а в том числе и к вам. Учтивее кончить нельзя.
Прощайте.
Рейхелю посылаю мысленно крепкое яйцо, выкрашенное сандалом.
Мел<ьгунову> не посылаю — он изувер, Фейербаха читал, волтерианец, против Греча писал и безмерно справедлив и нравственно рассуждает: во-1х говорит так, а во-2х так — стало, так. А будто не знает пословицы: «Si la raison dominait dans ce monde, rien ne s’y passerait». — Можно прибавить: «on se passerait même de la création»…201[201]
168. M. К. РЕЙХЕЛЬ
13 (1) апреля 1852 г. Ницца.
Рукой В. А. Энгельсона :
Через несколько часов после вашего письма я увидел того, о котором вы мне писали. Дальше он не поедет, итак, будьте спокойны. Дело, по всем вероятностям, будет длиться, длиться — бесконечно. Чем оно развяжется — не знаю, но думаю — кончиною Нат<алии> Алекс<андровны>. Сегодня она мне сказала, что хоть она и не замечает, не чувствует, чтоб ее положение становилось хуже, но что мучения невыносимы. Доктора говорят, что если жизнь продлится на 4 недели, то они ручаются еще за 4 месяца дальше — т. е. до родов. — Вот все, что я имею сказать вам. Скучно! очень скучно! так что с трудом слово высказываешь. — Постарайтесь не заботиться, — в таких положениях лучшее дело — смирение. —
13 апреля.
201 [201] «Если бы разум главенствовал в мире, в нем ничего не происходило бы <...> даже обошлись бы без сотворения мира»…
(франц.)<. - Ред>
Посылаю вам вексель на 3500 фр., возьмите эти деньги на всякий случай. Может, я попрошу приехать сюда вас, вы не отказывайтесь — может, еще гроза и пройдет. — Главное теперь должно быть устремлено на детей. Верьте в то, что сделается все, что можно.
В Россию стоит написать, что я удивляюсь ответу Сат<ина>. Разумеется, об вещах пишите Кетчеру.
Пока вот и всё.
169. М. К. РЕЙХЕЛЬ
15 (3) апреля 1852 г. Ницца.
15 апреля.
Не хуже, даже долею лучше. Лихорадка, т. е. жар меньше. Есть надежда. — Впрочем, вы будьте reisefertig202[202], и Рейхель
269
пусть вас отпустит на два месяца. Друзья вы мои — я на вас ведь считаю как на себя. — Да скажите Мел<ьгунову>, что я благодарю его за письмо, только как можно писать такими терминами — сургуч дело тающее…
Завтра больше. Прощайте.
170. М. К. РЕЙХЕЛЬ
17 (5) апреля 1852 г. Ницца.
17 апреля. Суббота.
Болезнь как будто идет тише. Но лихорадка не прервана, и слабость еще больше. Надежд мало — но есть. Я до того присмотрелся ко всему ужасному, что повторяю все эти страшные вещи, как будто их смысл легок.
Если пойдет хуже — я тотчас напишу, приезжайте сюда с вашим Сашкой и возьмите с собою детей в Париж. — Я хочу непременно, чтоб вы стояли в главе воспитанья женского. За Сашу я возьмусь — если я останусь цел, после всех этих ударов.
Cher Reichel, ne craignez aucune responsabilité, je vous donnerai des collègues et des aides. Mais je veux que Marie et vous restiez près des enfants jusqu’à leur majorité, en cas de ma mort. Vous aurez, comme conseil — Engelson et Haug et encore deux, trois personnes. — Maintenant
202[202] готовы к отъезду (нем.). — Ред.
ditez-moi avec franchise, était-ce une plaisanterie ou votre sérieux, d’aller en Amérique? — Peut- être nous pourrions faire ce voyage ensemble, — ne pensez jamais aux frais, il y va seulement de votre désir203[203].
При случае отдайте Саз<онову> записку.
Мел<ьгунов> пусть радуется. Новая болезнь снова опустила мои руки. Но, право, я не вижу причины радоваться друзьям. Всякое несчастие вынес бы я легче, нежели эту страдательность; я было воскрес, но судьба и дружеские предусмотрительности снова оставили меня с оскорблением и без всякого конца.
Я слабею, — я хочу удаленье, я хочу разорваться со всем прошлым (кроме двух-трех связей, сплетенных давно и которых не выдерешь из сердца без сердца).
270
Помните, что я писал насчет осторожности в письмах, и прощайте.
Иногда мной овладевает животное равнодушие, и иногда болят все поры, все нервы. Я страшно несчастен — и стыжусь этих жалоб, они мне не к лицу, и чем — черт возьми — чем я созвал их на голову свою.
171. М. К. РЕЙХЕЛЬ
18 (6) апреля 1852 г.
