деле только по моим письмам, сам же я мог и не иметь таких сомнений, читая ответы. Может быть,
34
в этом не было необходимости, но я думаю обратное. В случае отказа я не брошу дела…
А теперь поставим вопрос tanto росо34[34] иначе: Цюрих не дальше от Парижа, чем Париж от Цюриха; ты мог бы прекрасно провести здесь месяц, даже два… почему столь простая мысль не пришла тебе в голову? Это обошлось бы дешевле, чем поездка Эммы в Цюрих. Думаю, что ты не сделал этого, ибо никто не знал, долго ли продлится дело. Но легко быть мудрым задним числом, поэтому предлагаю осуждать судьбу, социальное устройство. и не заниматься обвинением личностей…
Я ни в чем не изменю своих последних решений. Я дождусь здесь ответа, хорошего или плохого, и через десять дней после его получения покину Париж и поеду прямо
34[34] несколько (итал.)<. - Ред.>
в Ниццу. Либо, если возникнут какие-либо затруднения, в Канн, Сен-Тропез, а на худой конец — даже в Швейцарию.
Рукой Н. А. Герцен:
Хотела описать вам, как мы провели день вашего ангела, но вижу, что это сделано вашим близнецом, значит, близнецу женского рода остается только добавить о вечере. Под проливным дождем мы пошли обедать в ресторан, сразу же после обеда меня уложили, я спала до половины 12-го, затем меня разбудили, и мы пошли домой, — интересно, не правда ли? «Ты этого хотел, Жорж». Право же, милый Георг, иногда вы просто как ребенок, пусть так, но не будьте слишком капризным ребенком, меня это очень огорчает. — А я тоже глупа и хочу сегодня пощадить вас. A rivederci35[35].
H.
Горас превосходно и с увлечением читает по-русски.
Подумать только, ведь мы могли бы не только три раза пообедать вместе у «Братьев Провансальцев», а могли бы обедать вместе ежедневно в Hôtel Mirabeau в течение целых трех месяцев?!?!?!
На обороте рукой Герцена: Егору Васильевичу Грозному.
15. И. ЯКОБИ
24 (12) апреля 1850 г. Париж.
Paris. 24 avril 1850.
Voilà, cher monsieur Jacoby, une occasion que je ne veux pas faire passer sans me rappeler à vos souvenirs, sans vous dire franchement et de tout mon cœur que je vous aime et vous estime.
35[35] До свидания (итал.). — Ред.
Depuis votre départ de Genève beaucoup de choses se sont accomplies, mais le fond est toujours le même — réaction féroce, démocratie stupide. Oui, c’est la mort d’une forme sociale, tout dégénère, tout tombe. Depuis le mois de décembre je suis à Paris; plus je vois d’hommes, plus je m’approche des partis — plus je reste seul, plus je m’éloigne.
C’est le temps où l’individu doit briser son cœur, ou tous liens qui l’attachent à ses contemporains. Sauvons <-nous> nous mêmes au lieu de vouloir sauver le monde. Ce qui se prépare ici c’est difficile à dire, ou un despotisme dégradant, ou le communisme pas moins arbitraire. De tous les côtés Borniertheit, petitesse et violence.
Je ne reste ici que pour mes affaires. On m’a séquestré mes biens en Russie, je travaille pour sauver les beaux restes. Vous pouvez m’aider d’une manière très efficace en me procurant quelque moyen d’envoyer deux ou trois lettres (d’affaires et non de politique) à Moscou sans qu’on les ouvre. Ecrivez-moi un mot concernant cela, adressez la lettre à Paris «aux soins de Mrs les frères de Rotschild». — Si on pouvait arranger l’affaire dont j’ai parlé avec le porteur de cette lettre, Mr Kapp (frère de Kapp qui a été instituteur de mon fils et qui est à présent à New York) — le jeune homme va à Memel en qualité de commis d’une librairie, voilà une occasion magnifique pour envoyer des livres en Russie. La propagande est la seule chose qui me reste, aidez-moi en cela.
Je vous envoie 2 ex
Les lettres de l’Italie sont bien mal traduites; je les ai dictées à Kapp, et nous n’avons pas eu les épreuves, Kapp a été un excellent citoyen, mais il avait un style peu goûtable pour tout homme qui ne soit Westphalien.
Donnez votre main, cher monsieur Jacoby, écrivez-moi, vous me consolerez beaucoup, lorsqu’on se rencontre dans le désert et on peut maintenir les relations individuelles. Ma femme vous salue amicalement, elle a outre cela prié Kapp de vous dire combien nous nous souvenons avec sympathie de la courte rencontre au bord du Léman. — Mazzini regrette beaucoup de ne pas vous avoir rencontré — il m’en a parlé plus d’une fois. A propos, je tremble pour Mazz
Vous savez que Proudhon a été envoyé dans la prison de Doullens. — Quel progrès depuis Galilée.
36[36] В источнике далее
предположительно: pauvre. — Ред.
Les boulevards sont couverts de mouchards et de sergents de ville qui font la chasse aux journaux; le soir à 9 h. on traîne de pauvres femmes, on jette par terre les boutiques portatives —
36
et on se demande quelle est donc cette ville barbare. L’exaspération est grande — mais on laisse faire.
Après avoir terminé mes affaires, j’irai à Nice. Je suis rompu, fatigué, dégoûté — on peut beaucoup travailler mais il faut avoir devant soi un but, une espérance, il faut avoir une foi quelconque!
A l’instant même je reçois un ordre de quitter la France. — Vive la liberté!
Ecrivez toujours à l’adresse de Rotschild. Salut fraternel.
A. Herzen.
Перевод Париж. 24 апреля 1850 г.
Вот, дорогой г. Якоби, случай, которого я не хочу упустить, чтобы не напомнить вам о себе и не сказать искренно, от всего сердца, что я вас люблю и уважаю.
Со времени вашего отъезда из Женевы произошло много событий, но в сущности все осталось по-прежнему: все та же свирепая реакция, все та же тупая демократия. Да, это смерть социальной формации: все вырождается, все падает. С декабря я в Париже, и чем больше узнаю людей, чем ближе сталкиваюсь с партиями — тем больше чувствую себя одиноким, тем больше отдаляюсь.
Мы переживаем время, когда человек должен разбить свое сердце или порвать все узы, связывающие его с современниками. Лучше самим спастись, нежели пытаться спасти весь мир. Трудно сказать, что готовится здесь — позорный деспотизм или не менее самоуправный коммунизм. Со всех сторон — Borniertheit37[37], низость и насилие.
Меня держат здесь только мои дела. На мое имущество в России наложено запрещение — я стараюсь спасти хотя бы остатки. Вы оказали бы мне весьма существенную помощь, если бы предоставили мне возможность отправить в Москву два-три письма (деловых, а не политических) так, чтобы они дошли нераспечатанными. Напишите мне словечко об этом; письмо адресуйте в Париж: «на попечение гг. братьев Ротшильд». Нельзя ли устроить дело, о котором я говорил с подателем настоящего письма г. Каппом (это брат того Каппа, который был учителем моего сына, а теперь в Нью-Йорке), — молодой человек едет в Мемель в качестве доверенного одного книжного магазина, это был бы великолепный случай послать книги в Россию. Пропаганда — единственное дело, которое мне остается; помогите мне в этом.
37
Посылаю вам по 2 экземпляра двух своих брошюр и ответ Донозо Кортесу. Вы можете получить, если хотите, еще несколько экземпляров «С того берега». Я готовлю продолжение.
«Письма из Италии» переведены довольно плохо; я диктовал их Каппу, и мы не получали корректур. Капп был прекрасным гражданином, но стиль его мало приемлем для невестфальца.
Дайте вашу руку, дорогой г. Якоби, напишите мне; это большое утешение, когда встретишь человека в пустыне и можешь поддерживать личные отношения.
Жена дружески кланяется вам; она просила Каппа еще передать вам, с каким сочувствием оба мы вспоминаем нашу короткую встречу на берегу Лемана. — Маццини очень сожалеет, что не встретился с вами, — он это повторял мне несколько раз. Кстати, я опасаюсь за Маццини: мне кажется, что еще шаг — и он очутится не впереди, как был всегда, а позади. Он думает, что положение останется вечно таким же, как во времена братьев Бандиера. Личность благородная <1 нрзб.>, но непрогрессирующая.
37[37] ограниченность (нем.). — Ред.
Вы знаете, что Прудон был отправлен в Дулланскую тюрьму. Какой прогресс со времен Галилея!
Бульвары кишат шпионами и полицейскими, которые устраивают облавы на газеты; в 9 часов вечера хватают бедных женщин, валят на землю киоски — вот и спрашиваешь себя, не варварский ли это город? Раздражение чрезвычайно велико, но никто не противодействует.
Закончив свои дела, я поеду в Ниццу. Я чувствую себя разбитым, усталым, все мне опротивело — можно много работать, но надо иметь перед собой какую-то цель, надежду, надо во что-то верить.
В эту самую минуту получаю приказ покинуть Францию. — Да здравствует свобода!
Пишите все-таки по адресу Ротшильдов. Братский привет.
А. Герцен.
16. Г. ГЕРВЕГУ
28 (16) апреля 1850 г. Париж.
28 avr
Ta dernière lettre a été charmante, mais je ne suis pas disposé à t’égaler aujourd’hui. Oui, tu as raison, si ce n’est pas le mari, с’est la femme… et peut-être tu m’inculperas à présent de la maladie de ma femme, qu’Emma a pris pour une petite indisposition et que je voyais profondément grave.
— Et bien, tendez le cou tendez le cou, les fourches Caudines de la vie! Allez, faites des plans, Océanie, Lisbonne, l’Oc<éan>
38
pacifique!.. Halte-la… et finis-en avec un malheureux catarrhe. Je ne prévois pas encore de possibilité pas même pour le 15 mai de partir — c’est-à-dire ensemble.
28 апреля.
Твое последнее письмо было очаровательно, но я не расположен сегодня соревноваться с тобой. Да, ты прав: если не муж, то жена… и может быть, ты обвинишь меня теперь в болезни моей жены, — болезни, которую Эмма приняла за легкое недомогание и которую я считал весьма серьезной.
Что ж, надо гнуть выю, гнуть выю — вот они, Кавдинские фуркулы жизни! Подите, стройте планы: Океания, Лиссабон, Тихий океан!.. Стоп… разделайтесь-ка сначала с несчастным катаром. Не предвижу возможности уехать даже 15 мая — т. е. вместе.
17. Г. ГЕРВЕГУ
30 (18) апреля 1850 г. Париж.
30 April.
Tu sais
