resterai ici tout au plus une dizaine de jours.
Maintenant quant à la chose que vous proposez, elle est très difficile, et de grâce ne dites pas que vous m’en avez parlé. Je voudrais les abaisser au point qu’elle viendrait implorer la déportation de son mari comme grâce, et qu’alors on pourrait dicter des conditions. Mais entrer en pourparlers, mais faire des avances des propositions — cela est impossible. Entre autres pensez bien que c’est peu de la restitution des documents — il a peut-être copié, il peut voler une
partie. Il finit une déclaration signée, une déclaration cathégorique. Pensez-vous qu’il la donnera? Les difficultés sont immenses. — Faites, cher Vogt, tout ce que vous trouvez bon à faire, vous avez été immensément utile dans l’affaire, mais ne m’engagez à rien personnellement sans avoir débattu ensemble les pour et les contre.
Nous perdons ici le temps d’une manière horrible. Le général est plus que Fabius, il est cunctator fabuleux. Je ne puis commencer ici le mémoire, les 3/4 des papiers sont en Suisse.
Voilà encore une chose à faire, il faut leur dire, leur faire parvenir que j’ai maintenant de quoi l’écraser avec les trois lettres de Pr
Adieu, cher Vogt. Mes salutations à tous les membres de votre famille. Ecrivez-moi ici.
N’est-ce pas beau de la part de Wellington de mourir pendant mon séjour. Il y a 5 jours nous passions devant son hôtel et je disais au général — W
Adieu.
Adressez votre lettre à Londres d’après l’adresse qui est dessus.
Перевод 16 сентября. Лондон. 4. Spring Gardens.
Ваше сообщение, дорогой Фогт, я получил, за что вам премного благодарен. Итак, он совершил еще одну подлость, крайне необходимо поднять шум и связи с отказом выплатить долг. Он же сам и обвиняет свою жену в мошенничестве. Сегодня я написал Бонфису, а завтра сообщу Прессе, что поручаю Авигдору
339
в Ницце вести дело. Я также затрону tanto росо247[247] и милый вопрос о 2 000, но легонько.
Я встретил здесь большое сочувствие. Виллих и Маццини проявили почти столько же участия, сколько Лёве сдержанности. Вначале, после моего приезда, он два раза был у меня, я пригласил его вместе пообедать, но, по-видимому, он воспринял это приглашение как captatio benevolentiae248[248] и уклонился довольно странным образом. Вы могли бы
247[247] немного (лат.)<. - Ред.> написать ему (не упоминая об этом) — 7, Leicester Place ou Square — так как я к нему больше не пойду, пока он ко мне не зайдет. О, еврейская кровь!
Я познакомился с Кинкелем и Рейхенбахом, но о деле мы не говорили. Я нахожу англичан исключительно гостеприимными вопреки тому, что о них рассказывают.
Госпожа Карлейль пригласила меня к себе, ее мужа не было в это время. Он в Германии, собирает исторические материалы эпохи Фридриха II. Оказалось, что Карлейль такой же почитатель моих миниатюр, как я его истории, и хочет со мной познакомиться.
Александр не в Лондоне — он в Кенте, точнее в Sevenoaks у г-жи Бигз; там большой сад, есть барышни, занимаются гимнастикой. Его взяли на 4 дня. Вскоре он овладеет английским.
Поездка в Париж маловероятна. Ротшильд молчит. Прудону отказали (сама мысль была во всех отношениях нелепа: Прудон покровитель!).
Я пробуду здесь самое большее десять дней.
Теперь относительно того, что вы предлагаете. Это трудное дело, и бога ради не рассказывайте, что вы мне об этом говорили. Я хотел бы их унизить настолько, чтобы она отправилась умолять о высылке своего мужа как о милости, и тогда можно будет диктовать условия. Но входить в переговоры, делать первые шаги, предложения — это невозможно. Между прочим, подумайте о том, что возврата документов еще не достаточно: он, может быть, снял копии, часть может утаить. Он заканчивает письменное заявление в категорической форме. Вы думаете, что он его отдаст? Трудности огромны. — Поступайте, дорогой Фогт, так, как вы найдете целесообразным; вы принесли делу огромную пользу, но не обязывайте меня ни к чему, не обсудив вместе со мной все за и против.
Мы страшно теряем здесь время. Генерал баснословный кунктатор, еще более, чем Фабий. Я не могу здесь начать мемуар, так как % бумаг остались в Швейцарии.
340
Вот что еще нужно сделать. Надо дать им понять, что у меня сейчас есть средство его уничтожить. Это три письма от Пр<удона>, М<аццини> и В<иллиха>, для которых редакции «The Leader» и «La Nation» готовы предоставить свои столбцы. Но я все еще медлю, медлю — однако, если его жена или он сам напечатают хоть одно словечко, я опубликую все документы вместе с моим письмом к Пр<удону>. Общее мнение решительно на моей стороне.
Прощайте, дорогой Фогт. Кланяюсь всей вашей семье. Пишите мне сюда.
Не правда ли, мило со стороны Веллингтона умереть как раз в мой приезд. Пять дней назад, проходя мимо его особняка, я сказал генералу: «Что бы Веллингтону потешить нас похоронами». Могильщик «Times» принес нам печальнейшую новость — весьма вероятно ему будет воздвигнуто еще 444 монумента.
Прощайте.
Пишите в Лондон по указанному выше адресу.
221. М. К. РЕЙХЕЛЬ
17 (5) сентября 1852 г. Лондон.
17 сентября. London.
Позвольте на сей раз начать с savonnade249[249], т. е. с выговора по службе за непослушание. Имел я счастие докладывать, что де по почте брошюр не посылайте. Изволили послать, результат — что я их оставил на почте, ибо следовало заплатить 18 шил. Таковых сумм, не сойдя с ума, не заплатил бы даже Сумароков за свои сочинения. — Далее, я спрашивал Дарим<она>, как адресовать письмо к Масальскому, а тот отвечает околесную: тот-де приедет, тот-де уедет, дело ваше хорошо, сидите в Лондоне три недели, — ну скажите на милость, что же это за белиберда. А потому посылаю письмо к вам, сделайте одолжение, спишите его, прочтите Ст<анкевичу> и Мел<ьгунову>, а оригинал положивши в пакет и надписавши «Его высокобл<агородию> Петру Ивановичу Прудонцу Масальскому», передайте не запечатывая Дарим<ону>, с ауторизацией ему, Даримону, письмо читать, и Кретину читать, и немедленно, впрочем, Пр<удону> переслать. Да напишите ваше мнение об этом письме, оно весьма важно.
Знаете ли вы последний геройский подвиг цюрих<ского> г-на: он отперся публично, т. е. перед hussier250[250], в долге и сказал,
341
что это долг его жены. Этот удар в рожу, он его нанес сам себе. Вы понимаете, что я могу преследовать ее за escroquerie251[251], ибо она письменно говорит, что заем делается с его согласия. Итак, он официально не пощадил ее. Такие два-три удара еще, и, право, не найдешь места куда бить. Виллих вел себя чудесно в этом деле, об Ос<ипе> Ив<ановиче> и
249[249] головомойки (от франц. savon)<. - Ред.>
250[250] судебным исполнителем
(франц.)<.> — Ред.
говорить нечего. У франц<узского> Осип Иван<овича> сидел я вчера целое утро — и вспомнил Пушкина:
На генерала Киселева Не положу моих надежд,
Он мил, о том ни слова…
Да, это один из самых любезнейших юношей. А вот Веллингтон так одолжил: я Гауку на днях, идучи мимо его дома, сказал: «Ну что б старику потешить меня похоронами». — На другой день Гаук берет «Times» и катается с ним по полу — я отлил его водицей и спрашиваю, что случилось, — он опять в спазмодический смех и кричит: «Умер, ведь умер!» — вот вам и Кассандра.
Саша все еще в Sevenoaks.
Скажите Мельгу<нову>, что Haxthausen’a 3й том глубокого интереса. Кстати, с самого начала он говорит о великих мужах, которых он знал в Москве, и перечень их начинает именем Мельг<унова>.
Прощайте. Скучно здесь еще три недели сидеть, возьму да и уеду.
Видишь ли, Тата, как Саша загулял в Кенте. Вчера я от него получил письмо по почте. Сегодня он приедет с мистрис Бикс. Я очень рад, что тебе нравится дом и сад.
Прощай. Целуй Олю.
222. ТАТЕ ГЕРЦЕН
Около 17 (5) сентября 1852 г. Лондон.
Узнала ли ты Сезарину, когда она к тебе пришла, выросла ли она еще? Она может Марихен носить на руках вместе с Оленькой.
Рукой Саши Герцена:
Милая Тата!
Я жил несколько дней у madame Biggs, и ее дочери просили меня надписать тебе, что они тебя очень любят и целуют.
Я ездил там верхом и смотрел, как два оленя дрались: один был белый и маленький, другой черный и большой. Вдруг большой ударил так малого, что я уже начинал жалеть последнего, но он отскочил, обернулся и так ударил большого, что он удрал во все ноги, и оба исчезли в лесу.
Кланяйся Сезарине и спроси у ней, что Личи делает.
Я целую тебя и Оленьку и всю Машину фамилью.
Саша.
223. А. РУГЕ
20 (8) сентября 1852 г. Лондон.
Londres. 20 septemb
4, Spring Gardens. Charing Cross.
Cher monsieur Ruge,
Il y a trois ans et demi, nous nous sommes rencontrés avec vous bien sympathiquement à Paris et à Ville d’Avray. Battus le 13 juin, nous nous dispersâmes pleins d’espérances.
Depuis ce temps tout a péri, la France est devenue une caverne de brigands et un peuple de laquais. Heureux celui qui s’est sauvé avec les siens. Moi, au contraire, j’ai tout perdu, j’ai perdu dans un naufrage ma mère et un de mes fils, j’ai perdu ma femme. Battu, même dans mon foyer, après des épreuves terribles, amères — je me traîne sans occupation ni but, d’un pays dans un autre. Enfin me voilà à Londres. J’ai voulu voir les anciens amis et je vous ai cherché ici. Mazzini m’a dit que vous étiez à Brighton; permettez-moi donc de vous serrer la main de loin et de me rappeler à votre souvenir. Je resterai encore une dizaine de jours ici et je partirai avec un véritable regret si je ne vous vois pas.
Je vous salue fraternellement.
Alexandre H e r z e n.
Перевод Лондон. 20 сентяб<ря> 1852.
4, Spring Gardens. Charing Cross.
три с половиной года тому назад мы весьма дружески встретились с вами в Париже и в Виль-д’Аврэ. Потерпев поражение 13 июня, мы разъехались в разные стороны, преисполненные надежд.
С той поры все пошло прахом, Франция превратилась в разбойничий
