Полное собрание сочинений. Том 26. Письма 1853-1856 годов. Александр Иванович Герцен
4 января, вторник.
Я жду с совершенным спокойствием всего, что вы там надо мной стряпаете. — Отказ не будет бедою, мой приезд во всяком случае будет временный, все, что я слышу о «прекрасных ваших странах», таково, что, кроме вас и детей, я в ней ничего видеть не хочу. Зато вас и детей хочу видеть очень.
Здесь можно устроить удивительную жизнь, я повторяю с полным убеждением, что во всей Европе — один город, и этот город — Лондон. И оттого Станкевич, когда поедет в Россию, будет рассказывать вздор, оттого, что он видел больницу, моргу, может, matemitëi[l], но не видал гостиной залы и деловой камеры — это Лондон. Он имеет все недостатки свободного государства в политическом смысле, зато имеет свободу и религию уважения к лицу. Где лучше воспитывать детей, как здесь, я не знаю, особенно Сашу.
Я его теперичным учением доволен безмерно. Ведь это всё толковали люди, совершенно не знавшие Лондона, это город своеобычный, надобно привыкнуть к нему.
Ах, если б вы, со временем, могли с Рейхелем переехать сюда, это граница моих желаний.
Если ауторизация придет, то не к 12-му, а к 25 буду у ваших ног. За квартиру и за все заплачено до 1 февраля… да что вы это всё больны. Это скверно. Я приду и скажу вам: «Возьми одр свой — и иди плясать польку».
Какой ваш проект об детях? Пожалуйста, сообщите.
По-английски они должны непременно говорить — без английского теперь жить нельзя. А вы, впрочем, примерно дерзки, вы воображаете, что я не умел понять даже письма Таты, — да я всякий день газеты читаю и даже книги — но говорить не умею.
Прощайте.
8
Прилагаю ответ к Татьяне Алексеевне.
.. .Деньги… деньги, не знаю как 8и£йган[2] —а впрочем, тут выбора нет.
Попросите Реихеля съездить опять-таки к Шомбургу и велите послать, как посылали прежде, 1000 фр. на имя Татьяны Алексеевны. — Прилагаю цидулку для денег.
A propos, я очень прошу Мельгунова заняться тем делом с Сатиным и Павловым —cela frise tanto росош[3]… ну да что за дело, что frise, я кончу тем, что наконец буду писать Павлову официально, тогда он так перепугается, что не только проценты, но и Каролину Карловну отдаст. Заметьте Мельгунову, что я больше 5 не хочу, — наконец я бы сделал им уступку, если б они мне решились заплатить капитал. — Деньги Кетчеру я требую, чтоб были выданы.
Тате в следующем письме больше. Очень благодарю за английское письмо.
Получил от Тесье письмо, я его благодарю, а не писал, потему что боюсь компрометировать — да и теперь погожу,
Ну а вы, Энгельсон, визитами считаться, не стыдно ли, что старик не отвечал, так и не писать. Пишите, пишите с цитатами из Гегеля, с BelegsteП’ямиiv[4] из Фейербаха — только пишите.
Может, 25 увидимся. У меня два дни страшно болела го лова — и потому я что- то глуп.
Святителю отче Эдмунд,- моли Ротшильду —о нас! Святителю отче Эдмунд, моли Шомбургу о нас! Ах вы, мой милейший заступник — вот вам faire du bien à un homme vilainv[5].
Пр. поклон.
2. M. К. РЕЙХЕЛЬ
8 января 1853 е. (27 декабря 18S2 г.). Лондон.
Я к вам пишу для того, чтобы узнать, что могло вас заставить так долго не давать вестей о себе. Неужели ни Эдмунд. ни Энгельсон не могли вас заменить?
9
Нерв моих не щадят, они действительно крепки. Тургенев говорит, что у меня вовсе нервов нет. Тем не менее на что же без нужды мучить? Нельзя сказать, чтобы я уж так — одна рука в меду, другая в поташе.
Завтра письма не будет, потому, как вы знаете, в воскресенье здесь почты нет. Еще 48 часов almenovi[6] ждать.
А потому уведомьте, что вы и дети, если еще не писали.
И развяжите меня, ради, бога, с этим делом о приезде. Да окончательно. Да или нет. Занятья и все устройство жизни, которые я едва наладил, опять пошли à tous les diablesvii[7]. Это из рук вон, в трех письмах пишет Эдмунд.
3. А. и М. К. РЕЙХЕЛЯМ и Н. А. ГЕРЦЕН
10. Lundi. 2 heures.
Cher Reichel, je vous embrasse pour votre lettre. Pauvre Marie, mais pourquoi donc vous ne m’écrivez pas ce qu’elle a. Malade… mais les maladies ont un nom.
Donnez-moi des nouvelles. Vous savez, cher Reichel, que j’aime votre femme comme un frère peut aimer une sœur. Elle reste, elle seule, le représentant vivant, le témoin oculaire de ma vie écrasée par la fatalité. Eh oui, je suis inquiet et je suis peureux pour le petit reste d’êtres que j’aime.
Pour aujourd’hui, je n’ai absolument rien à dire de nous.
Soignez les enfants, cher ami, vous aussi.
La fantasmagorie Edmond — Rothschild et Crie continue. Maintenant je désire venir pour me mettre un peu garde-malade — malheureusement je connais à fond ce métier. Si enfin quelque chose de positif sera fini pour mon retour, je pense venir le 25, mais je peux venir aussi avant.
Je vous serre le quatuor de vos doigtsviii[8].
10
Что же вы это, моя бедная больная, — как мне вас жаль, поправьтесь же немножко, кто вас лечит? Что вам дают, велите Рейхелю все написать мне, не всё же ноты писать, иногда и ноту можно.
Эдмунд вертит меня, как морской шквал. Сегодня опять пишет — укладывайте чемодан.
Саша сошел с ума от геройского боя своей собаки, но это приличнее по возрасту рассказать Тате.
Прощайте.
Тата.
Вчера было важное событие, сообщи его Марусе и Морицу. Ботвин середь Режентс Парка дрался с такой же большой собакой: стоя на задних лапах, они обдирали себе уши. Толпа народу собралась. Пришли полисмены и… что ты думаешь — начали хохотать.
Саша был в восторге, и вдруг подошел к нему англичанин и спросил его: «Ваш этот powerful dog?»ix[9] —Саша сказал «да». «Вы должны гордиться им», — заметил англичанин. Объясни это Ольге.
4. М. К. РЕЙХЕЛЬ
13 (1) января 1853 г. Лондон.
13. Новый год.
Странно встретил. На борте корабля, в доках. Виллих отправился в Нью-Йорк. Это лучший и чистейший из немцев, включая даже Зонненберга в это число. — Потом получил разрешение… Как я гадок, невероятно, какой-то туманная мне на сердце от грубого тона письма к барону… но черта пройдена, — я хочу вас видеть, хочу детей видеть… и приеду.
Эдмонда целую за горячность, благодарю, хотя и думаю, что он с иноходцем» хлопотал.
Ехать можно мне к 25, я напишу. Но скажите:
Iе. Можно ли остановиться в отеле Эдмонд d’Antin. Я прямо с Ботвином туда.
2е. Со мной кухарка с сыном, — так и ей там надобно логовище.
Прощайте.
Завтра пишу к барону.
Гаук едет окончательно через месяц в Австралию.
5 часов вечера.
11
5. А. и М. К. РЕЙХЕЛЯМ 17 (5) января 1853 г. Лондон.
17 janvier 1853. Londres.
Je vous annonce ma haute satisfaction et ma bienveillance complète.;. (style Nicolas) pour votre lettre. — Vous êtes l’homme le plus raisonnable de l’avenue Marbeuf et voisinage, cher Reichel, freilich wird der Wind mir Schnupfen bringen, das ist ja evident — so daß ich jetzt noch überlege, wenn es am besten ist, die Reise zu machen. Vielleicht werde ich etwas später kommen. Alles das ist nicht so leicht, wie man glaubt.
Man muß die Frage so stellen, gehe ich nach der Schweiz oder zurück nach London. Gehe ich mit den Kindern oder wieder ohne Kinder. Soll ich mit aufx[10] Botwin und der Köchin kommen — oder allein. Alexandre abzureißen von seinen Beschäftigungen, die jetzt gehen so ziemlich, ist unmoralisch für eine lange Zeit.
Schreiben Sie mir die Meinung Ihrer Frau, sie soll mein Senat sein, es heißt, sie wird entscheiden und ich doch das machen, was ich will — Spaß beiseite, sagen Sie mir Ihre Meinung, ich habe schon an Engelson geschrieben.
Verstehen Sie, wenn es möglich wäre (da ich auch eine Zeit krank sein kann) hier zu bleiben einige Zeit noch, so wäre das das Beste, aber das Recht nach Paris zu gehen beibehalten.
Marie wird Ihnen sagen, in allen Briefen habe ich geschrieben — belieben Sie, die Sache delikat zu betreiben. — Die Geschicklichkeit muß mit einer Höflichkeit verbunden sein, um keinen Einfluß auf die Furcht zu haben!
Est-ce que vous êtes content de cette phrase — Edmond hat den Rothschild genotzüchtigt, der arme Reiche wußte nicht, wohin er sollte, die Bank stockte, die Börse bebte, denn anstatt etwas zu machen, mußte er immer mit Edmond sprechen. Schombourg ist Schaumtal geworden und das See ohne Schaum.
Freilich bei solchen 7 judaischen Plagen war es besser, den Brief zu schreiben und im Namen der 5%, 3%, 2% und Abraham alles zu beschwören. —Nun, da ist die Erlaubnis und wir stehen wie der Ochs am Bergxi[11].
12
Когда вы выздоровите? Дурно, вставайте. Да вот я вас сделал сенатом, Львом Алексеевичем, давайте, пожалуйста, совет; я, ей-богу, не знаю, что мне делать. Посоветуйте насчет детей. Мне непременно хочется быть с ними, но у вас жить не-возможно. Довольно вам сказать, вы там не знаете, что у вас делается, а здесь все знают; признаюсь, Цынский и Леонтий Васильевич превзойдены. — Но, полагаю, недельки на две прибежать можно — да и то выбрав погоду.
Здесь зато масленица и всяким днем больше дождя и воли. Недаром английскую работу хвалят. Кабы только посуше было, да кабы вас сюда — кажется, долго бы можно прожить. Вы говорили о каком-то предложении — где оно? Продиктуйте Рейхелю, он на музыку положит.
Что же Станкевичи так и уедут, не видав Лондона? А Мельгунов — стар ведь уж в Париже баловаться без жены, да с Убрем толковать об религии, а с Брусиловым об испанках. Нехорошо. Ехал бы, право, сюда, а потом я его и при¬вез бы.
Пожалуйста же, ваше мнение, правительствующая Мария Каспаровна.
Прощайте. Велите немножко написать Тате под начальством Рейхеля.
Скажите, что делает Тесье в Париже?
6. М. К. РЕЙХЕЛЬ и Н. А. ГЕРЦЕН
23— 24 (11—12) января 1853 г. Лондон.
Воскресенье. 23 января.
Мне давно ни одно письмо не делало такой радости, как ваш пакет. То есть надпись вашей рукой. Кажется, буквы всё буквы, ан нет, вот они старые знакомые, они, которых я привык
13
читать во всех невзгодьях. — И ваша приписка как-то также тронула меня. Сколько доброго и прекрасного в вашем приглашении приехать повидаться, только повидаться. Да, разумеется я вовсе не поехал бы, если б не хотелось повидаться. Entre nous soit ditxii[12],
