вашей, если бы вздумал настаивать на поездке, которая представляла бы хоть малейшую опасность для здоровья Марии Каспаровны. Я прошу только об одном — решайте и известите меня о принятом решении, ожидание и неопределенность для меня невыносимы. — Если поездка возможна, то проводите сами Марию Каспаровну, это займет у вас два-три дня (франц.). — Ред.
сс1ххА[36] на сегодняшний день (франц.). — Ред.
сс1хху[37] И вы, молчаливый человек, молчание и музыка — это ирония. Бетховен был глухим, вы же немы, я начинаю думать, что Россини — слепец. Ответьте же, ведь статуя Командора ответила, немая из Портичи также.
Проводите же сюда Марию Каспаровну или прикажите мне приехать в Париж. Вы проведете здесь два-три дня, с тем огромным преимуществом, что ничего не увидите, ибо в первый день будут отдыхать, во второй день мы будем наслаждаться свиданием, а в третий — будем прощаться (франц.). — Ред.
сс1хху1[38] Автограф поврежден. — Ред.
сс1ххуи[39] черный или белый (итал.) — Ред.
сс1ххуш[40] домовладельцы (англ.) — Ред.
сс1хх1х[41] полицейские (англ.). — Ред.
сс1ххх[42] Автограф поврежден. — Ред.
cclxxxi[43] Дорогая моя (итал.) — Ред.
cclxxxii[44] Впрочем, справедливость прежде всего (франц.) — Ред. cclxxxiii[45] присловье (итал.). — Ред. cclxxxiv[46] ни гроша (франц.) — Ред.
cclxxxv[47] это меня меньше всего беспокоит (франц.) — Ред.
cclxxxvi[48] и вместе с тем вышеуказанный Рейхель, человек почтенный и ученый, спросит у Франка, сколько тот должен мне за мои брошюры (франц.). — Ред.
cclxxxvii[49] наскоро (франц.). — Ред.
cclxxxviii[50] желанным гостем (итал.). — Ред.
cclxxxix[5l] Так в автографе. — Ред.
ccxc[52] «Дядя Том» (англ.). — Ред.
ccxci[53] поезд (англ.) — Ред.
ccxcii[54] в изумлении (франц.). — Ред.
ccxciii[55] в сравнении с вечностью (лат.). — Ред.
ccxciv[56] Только что получил я ваше письмо, дорогой Рейхель… черт побери, однако, что вы делаете, вы отнимаете у меня последний кусок хлеба, вы похищаете у меня мое последнее искусство. Я примусь изучать piano и forte — ваше письмо так полно каламбуров и острот, что это меня пугает. «Paß- und Seekrankheit»… himmliche Kinder… «Паспортная и морская болезнь»… дети неба… (нем.), и, наконец, вы сочиняете каламбуры, даже тогда, когда не думаете об этом. Exempli gratia, Trafalgarssquare — я никогда но знал, что эта площадь названа в честь шлюх.
Да, поездка ваша была удачна. Вы меня несколько ободрили,- я так рад был видеть человека, не занимающегося политикой, и человека, у которого еще есть сердце, — у людей XIX века сердце обычно выпадает вместе с зубами. — Ваш railwaysac саквояж (англ.) дойдет до вас с Камиллом, Жан-Батист обещал позаботиться об этом. Cui bono чего ради (лат.) хотите вы меня примирить с species homo bipes bellica? (двуногой воинственной разновидностью человека? (лат.).
В утешение вам, сообщаю, что уже третий день без перерыва льет дождь (франц.). — Ред. ccxcv[57] уютно (нем.). — Ред.
ccxcvi[58] движимое и недвижимое имущество (франц.). — Ред. ccxcvii[59] кому следует (франц.) — Ред. ccxcviii[60] дорогая моя (итал.) — Ред. ccxcix[6l] наоборот (лат.). — Ред.
ccc[62] подтрунивать (франц.). — Ред.
ccci[63] И по различным причинам сохраним этих друзей дома (франц.) — Ред. cccii[64] к сведению Рейхеля (итал. и лат.). — Ред.
ccciii[65] который растаял, растопился, прослезился, умилился, влюбился, он стал после тюрьмы еще сладостнее, точно говяжий суп с сахаром. А впрочем, он очень добрый человек
ccciv[66] Перечитай его со вниманием.
cccv[67] отсрочить не значит потерять (франц.). — Ред.
cccvi[68] прошлые времена (итал.) — Ред.
cccvii[69] свободолюбие (нем.) — Ред
cccviii[70] ужасающей пустоты (лат.). — Ред.
cccix[71] середка на половинку (франц.) — Ред.
cccx[72] неизменного опекуна (франц.). — Ред.
cccxi[73] Надо быть свирепым (франц.). — Ред.
cccxii[74] скатертью дорога (франц.) — Ред.
cccxiii[75] настоящий подвиг (франц.). — Ред.
cccxiv[76] в столоверчение (англ.) — Ред.
cccxv[77] Я целую и кланяюсь дорогой Меме (нем.). — Ред.
cccxvi[78] дачу (франц.). — Ред.
cccxvii[79] больны корью» (нем.). — Ред.
cccxviii[80] Вставка А. И. Герцена. — Ред.
cccxix[81] Итак, мы едем в Америку, дорогой Рейхель, и собираемся писать на мыс Доброй Надежды; я даю вам всемилосердный совет — провести до Америки год в Лондоне; если вы сможете приноровиться к английской жизни, то отправляйтесь затем в Нью-Йорк «mit Weib und Kind» «c женой и детьми» (нем.), как выражается «Кёльнская газета». Если не сможете, то и не думайте о переезде. Я вам еще не даю благословения; сам же я остаюсь в Европе. Я подобен червям в сыре: чем больше он загнивает, тем сильнее они к нему привязываются.
Однако что касается адреса Каппа — то вот он: Das überseeische Geschäftsbureau von Zitz, Kapp und Knie (Заокеанская контора Цитца, Каппа и К° (нем.), 67, Chatham Street, New York.
Слышали ли вы историю о стачке лондонских cabmen? Это одна из самых смешных вещей, которые мне пришлось когда-либо видеть. Вообразите, что позавчера в 9 часов утра кебы, недовольные парламентом, исчезли — ни одного кеба в Лондоне. Это не всё, множество cabmen заняло места в омнибусах и принялось разъезжать взад и вперед; между тем лил дождь, а пассажиры прибывали с девяти железных дорог «mit Weib und Kind» и с чемоданами; правительство еще не собирается отправлять кучеров в Сибирь, тем более что policemen заявили, что если им не прибавят жалованья, они через месяц покинут славный город Лондон.
Расскажите об атом вашему сыну Карлу-Александру.
А когда же книги? (франц.). — Ред. А. Г.
cccxx[82] поистине величественен (франц.). — Ред. cccxxi[83] берет верх над разумом (франц.). — Ред. cccxxii[84] ужасна, как говорят (нем.) — Ред. cccxxiii[85] времена прошедшие (итал.). —Ред. cccxxiv[86] Дорогой (итал.). — Ред.
cccxxv[87] несмотря на всю видимость, он знает его как человека честного; он посоветовал мне сблизиться с ним — я сделал ради Рейхеля огромную уступку, я сказал ему, что буду молчать, пока не появится новое доказательство. Рейхель потребовал честного слова, он специально просил меня не говорить даже Гаугу, ибо Гауг, сказал он, нетерпим, а тот невиновен, несмотря на дурные признаки, —с моей стороны это было слабостью или сомнением, я молчал до тех пор, пока другие лица не рассказали мне, что происходит (кроме Таузенау). Вследствие этой осторожности, вследствие этой уступки, сделанной Рейхелю, он послал письмо Нидергуберу, который выдвинул обвинение против меня и отправил мне его через какого-то Винтерсберга, который спрашивает у меня, почему я не обвинял Нидергубера три месяца тому назад. — Как можете вы, дорогие Друзья, шутить с подобными вещами? Вся репутация может оказаться замаранной от одной такой неосторожности. Взять с человека слово и затем самому разглашать… Так вот, я вынужден заявить, что до конца пребывания Рейхеля в Лондоне он уверял меня самым торжественным образом, что Нидергубер, может быть, наделал ошибки, затевал переписку с Гавасом, толкаемый нуждой (франц.). — Ред.
cccxxvi[88] попутно (франц.) — Ред.
cccxxvii[89] ангина (франц.). — Ред.
cccxxviii[90] вы также, супруг (без е), более чем девственный со своей добротой и чистотой. Не сердитесь на меня, дорогой Рейхель, и позабудем эту историю. Прошу вас только в случае нужды подтвердить, что вы не сказали мне положительно, но, напротив, что вы думали тогда, будто он был невиновен. Тогда мне легко будет просто-напросто молчать. — Вот и всё. (франц.). — Ред.
cccxxix[91] Впрочем (франц.) — Ред. cccxxx[92] как можно скорее (лат.). — Ред. cccxxxi[93] не собрана (франц.). — Ред.
cccxxxii[94] «Застрелиться!»— Но кто кончает с собой вследствие какого-то рассуждения, пуля — не силлогизм (нем.) — Ред.
cccxxxiii[95] мосту Ватерлоо (англ.). — Ред.
cccxxxiv[96] Поздравляю вас с тем, что вы стали на год старше, это глупо, но поскольку так поступают все, — ego non dissentio я не возражаю (лат.). Так вот, послушайте еще раз о деле
Иидергубера. Я никогда, ни устно, ни письменно, не обвинял его в чем-либо, кроме того, что он состоял в переписке с полицией —с моей точки врения это скверно, беспредельно скверно, и если он даже докажет мне, что не натворил мерзостей, то далеко еще не оправдается. Его манера защищаться отличалась нахальством — не в отношении меня — однако я был свидетелем. Я сказал Таузенау и повторяю это, что перед любым свидетелем заявлю о нижеследующем: он, Нидергубер, сказал при мне, что поддерживает сношения с полицией. Я предоставлю другим труд перевести это словом «шпион», однако таков факт. Если бы не вмешательство Рейхеля и не нищета Нидергубера, если бы не слово, которое Рейхель взял с маня (и о котором он теперь пишет весьма легкомысленно), если бы не женщина, которая тогда рожала, я еще более отдалился бы, по я не чувствовал в себе призвания быть его об винителем; я полагал, что это, в сущности, была скорей слабохарактерность, нежели преступление, и что сношений с полицией он больше не поддерживает.
Теперь уж иные лица — и он это прекрасно знает от Оппенгейма, он может узнать это от Мюллера и других, осведомившись у Таузенау, — сочли возможным утверждать, что сношения эти были довольно продолжительны, а Таузенау заявляет, что видел расписки, сделанные рукой Нидергубера (а как известно, денег даром не дают).
Моя позиция — как человека, связанного словом, которое я дал Рейхелю, — становилась странной, и я, ничего не говоря против него, предоставил действовать Гаугу. Гауг обвинил его с большой горячностью — я же пытался говорить хладнокровно. Нидергубер вынужден был покориться прямому следствию своего поведения. Оп объявил, что не признает ни за кем права судить его. Это мы принимаем к сведению — я больше не собираюсь его судить. Впрочем, сообщаю вам — еще совсем недавно я заявлял, что не верю, будто он донес на кого- то, но не могу в моем положении (и по совести говоря) оправдывать человека, поддержи¬вавшего подобные сношения.
Теперь, дорогой Рейхель, обратимся к тому, чего вы упорно не хотите понять. Дело в том, что я искупаю вашу вину. Дело в том, что вашей обязанностью было никогда не разглашать тайну нашего разговора, ибо вы сами просили меня не говорить ничего, пока нет других данных. — Именно вам теперь следовало бы избавить меня от нового нападения. Достаточно ли мне будет или нет — объявить, что я не утверждаю, будто он делал доносы — а только что он поддерживал постоянные и денежные сношения с полицией? И этого он желает. Он желает обвинить меня в том, что после вашего отъезда я просил нескольких друзей (не из политического мира) раздобыть ему работу, что я дал ему несколько фунтов стерлингов, когда жена его пришла ко мне вымаливать их, что я не спешил выдать его на вполне справедливое осуждение, — предоставляю вам судить обетом факте.
Почему не, обратился он с подобными претензиями к Гаугу?
Всего этого не случилось бы, если бы
