апреля) 1853 г. Лондон.
4 mars. Mercredi. 25, Euston Square.
Mademoiselle,
Mes petites sont arrivées.Je voulais absolument les avoir ici Pour ces journées.
Aujourd’hui il y a juste un an après l’enterrement.
Vous avez très bien fait l’autre Jour en me parlant de cette histoire terrible. Vous m’avez fait un grand bien. Des mois passent sans qu’une seule parole sympathique parvienne à moi.
60
J’ai trop parlé au commencement, je me tais trop maintenant sur les laits.
Oui, mademoiselle, la position de la iemme dans cette société absurde, tyrannique est atroce. Toutes les tyrannies ensemble sont tournées contre la femme, à elle point de trêve ni merci, à elle point de réhabilitation, ni de liberté. Oui, j’ai assisté pendant une année et quatre mois à un assassinat lent, sans pouvoir aider; j’ai vu comment on applique les tortures et comment on a lini par achever la iemme la plus sublime, la plus forte que j’ai connue. Et le tout par amour-propre blessé et par la supériorité sociale d’un homme sur chaque femme.
Je vous ferai encore connaître par de petits débris, par des miettes qui ont survécu ce que c’était cette femme.
Elle voulait donner un exemple de la force morale en se mettant elle-même en scène sans se cacher derrière un mari ou un irère… Alors on lâcha la calomnie, la bassesse, la perfidie mesquine, qui marche nuitamment, qui empoisonne sans danger.
Ne me demandez pas pourquoi après tout —cet homme existe encore. — C’est ici que commence la seconde fatalité; ce n’est que cette femme qui avait la force morale d’arrêter mon bras. — Elle aussi croyait à une autre justice, -au sentiment de la moralité de notre parti. — Au commencement, retenu par un serment, j’ai cru mieux faire en demandant justice solennelle contre un monstre d’immoralité.
J’ai ému quelques hommes… et voilà tout. — Après —je m’étais compromis par ma demande.
Je suis flétri par l’existence de cet homme. Fatalité, une vie pure, sans tache, toujours dans les rangs des combattants, une vie de 40 ans —riche de forces, de bonheur. Et tout à coup — néant autour, des cercueils, des enfants —et une vengeance non accomplie, donc une llétrissure. C’est lourd —mais il faut le porter.
Au reste, pardonnez-moi que je viens de cette manière à l’improviste vous compter mes plaies. Ce n’est pas dans mon caractère, je tâche toujours d’être gai —je ne veux pas de rôle tragique, en général pas de rôle. — Mais quelquefois les sentiments débordent — et vous m’avez montré une attention affectueuse à laquelle je m’adresse maintenant…
Passons à notre affaire. Dites-moi, où dois-je prendre un piano (assez ordinaire pour le commencement). Quelles sont vos heures les plus libres et (pour ne plus retourner sur les questions pécuniaires) — quelles sont vos conditions. — Chez nous maintenant nous avons pour Alexandre 5 maîtres, or donc l’anglais prend 3 shill. % par leçon. Les mathématiques, le français et le dessin 4 fr., et Müller-Strübing qui donne des leçons doubles allemand et latin — 5 shill.
61
Dites-moi franchement comment vous l’entendez et je viendrai immédiatement après votre lettre vous présenter la demoiselle Tata Herzen.
Je vous salue de tout mon cœur.
A. Herzen.
25, Euston Square.
малышки мои приехали. Мне непременно хотелось, чтоб они были здесь в эти дни.
Сегодня ровно год со дня похорон.
Вы прекрасно поступили в прошлый раз, поговорив со мной об этой ужасной истории. Вы сделали мне великое благо. Целые месяцы до меня не доходит ни одно сочувственное слово. Я слишком много говорил вначале, теперь же слишком много молчу о случившемся.
Да, мадемуазель, положение женщины в этом нелепом, тираническом обществе чудовищно. Все тирании вместе взятые обращены против женщины, нет для нее ни покоя, ни пощады, нет для нее ни реабилитации, ни свободы. Да, целый год и четыре месяца присутствовал я при медленном убийстве, не имея возможности помочь; я видел, как применяют пытки и как вслед за тем приканчивают самую благородную, самую сильную из всех известных мне женщин. И все это — из оскорбленного самолюбия и вследствие социального превосходства мужчины над каждой женщиной.
Я еще ознакомлю вас подробнее, по мелким осколкам, по уцелевшим крупицам, с тем, что представляла собой эта женщина.
Она желала явить пример нравственной силы, выступив на сцене лично, вместо того чтоб скрыться за спиной мужа или брата… Тогда были пущены в ход клевета, низость, мелкое вероломство, крадущееся в потемках и отравляющее без опас¬ности для себя.
Не спрашивайте меня, почему после всего случившегося этот человек находится еще в живых. — Именно здесь-то и таится начало второй фатальности; только у этой женщины и могло хватить нравственной силы остановить мою руку. — Она также верила в иное правосудие, в нравственное чувство нашей партии. — Вначале, удерживаемый клятвой, я воображал, что действую наилучшим образом, требуя торжественного суда над чудовищем безнравственности.
Мне удалось тронуть несколько человек… вот и всё. — А затем оказалось, что я скомпрометировал себя своей просьбой.
62
Для меня позор в том, что человек этот еще существует. Какова фатальность — жизнь чистая, незапятнанная, все время в рядах борцов, 40 лет жизни, богатой силою, счастьем. И вдруг — вокруг небытие, гроба, дети — и несвершенная месть, следственно — бесчестие. Это тяжело — но приходится нести свое бремя.
Извините меня, впрочем, за то, что я столь неожиданно стал перечислять перед вами свои раны. Это не в моем нраве, я всегда стараюсь быть веселым — мне вовсе не по душе трагическая роль и вообще какая бы то ни было роль. — Но по временам чувства выходят из берегов — а вы проявили ко мне сердечное внимание, к нему-то я теперь и взываю…
Перейдем к нашему делу. Скажите, где мне. взять фортепьяно (совсем заурядное для начала). В какие часы вы более свободны и (чтобы уж не возвращаться к денежным вопросам) — каковы ваши условия? — У нас теперь нанято для Александра 5 учителей; так вот, за английский язык берут 3 72 шилл. За математику, за французский язык и за рисование — по 4 фр., и Мюллер- Стрюбинг, который дает двойные уроки немецкого языка и латыни, — 5 шилл.
Скажите мне откровенно, как вы себе это представляете, и я немедленно же по получении вашего письма явлюсь, чтобы представить вам девицу Тату Герцен.
От всего сердца приветствую вас.
А. Герцен.
44. В. С. ПЕЧЕРИНУ
4 мая (22 апреля) 1853 г. Лондон.
25, Euston Square, 4 мая, 1853.
Почтеннейший соотечественник,
я был у вас для того, чтоб пожать руку русскому, которого имя мне было знакомо, которого положение так сходно с моим… Несмотря на то, что судьба и убеждения вас поставили в торжествующие ряды победителей, меня — в печальный стан побежденных, я не думал коснуться разницы наших мнений. Мне хотелось видеть русского, мне хотелось принесть вам живую. весть о родине. Из чувства глубокой деликатности я не предложил вам моих брошюр, вы сами
желали их видеть. Отсюда ваше письмо, мой ответ и второе письмо ваше от 3 мая. Вы нападаете на меня, на мои мнения (преувеличенные и не вполне разделяемые мною), нельзя же мне не защищаться. Я не давал того значения слову паука, которое вы предполагаете. Я вам
63
только писал, что я совокупность всех побед над природой и всего развития, разумеется, ставлю вне беллетристики и отвлеченной философии.
Но это предмет длинный, и без особого вызова не хочется повторять все так много раз сказанное об нем. Позвольте мне лучше успокоить вас насчет вашего страха о будущности людей, любящих созерцательную жизнь. Наука не есть учение или доктрина, и потому она не может сделаться ни правительством, ни указом, ни гонением. Вы, верно, хотели сказать о торжестве социальных идеи, свободы. В таком случае возьмите страну самую «материальную» и самую свободную — Англию. Люди созерцательные, так, как утописты, находят в ней угол для тихой думы и трибуну для проповеди. А еще Англия, монархическая и протестантская, далека от полной терпимости.
И чего же бояться? Неужели шума колес, подвозящих хлеб насущный толпе голодной и полуодетой? Не запрещают же у нас, для того чтоб не беспокоить лирическую негу, молотить хлеб.
Созерцательные натуры будут всегда, везде; им будет привольнее в думах и тиши, пусть ищут они себе тогда тихого места; кто их будет беспокоить, кто звать, кто преследовать? Их ни гнать, ни поддерживать никто не будет. Я полагаю, что несправедливо бояться улучшения жизни масс потому, что производство этого улучшения может обеспокоить слух лиц, не хотящих слышать ничего внешнего. Тут даже самоотвержения никто не просит, ни милости, ни жертвы. Если на торгу шумно, не торг перенесть следует, а отойти от него. Но журналы всюду идут следом — кто же из созерцательных натур зависит от premier-Paris или premier- Londres?
Вот видите, если вместо свободы восторжествует антиматериальное начало и монархический принцип, тогда укажите нам место, где нас не то что не будут беспокоить, а где нас не будут вешать, жечь, сажать на кол, как это теперь отчасти делается в Риме и Милане, во Франции и России.
Кому же следует бояться? Оно конечно — смерть не важна sub specie æternitatislv[55], да ведь с этой тачки зрения и все остальное не важно.
Простите мне, почтеннейший соотечественник, откровенное противуречие вашим словам и подумайте, что мне было невозможно иначе отвечать.
45. A. и M. К. РЕЙХЕЛЯМ
Душевно желаю, чтоб вы хорошо совершили ваше путешествие в Ирландию.
7 mai. London.
Je viens de recevoir votre lettre, cher Reichel… mais diable, que iaites-vous donc, vous m’ôtez le dernier morceau de pain, vous me volez mon dernier art. Je me mettrai à étudier le piano et le forte — votre lettre est si pleine de calembours et de bons mots que cela me fait peur. «Paß- und Seekrankheit»… himrnliche Kinder…et eniin vous laites des calembours môme sans y penser. Exempli gratia — Trafalgarssquare —je no savais jamais que ce square a était nommé en honneur des garces.
Oui, votre voyage était bon. Vous m’avez un peu restauré, j’étais si content de voir un homme non politique et un homme qui a encore un cœur, ordinairement le cœur tombe chez les hommes du XIX avec les dents. — Votre railwaysac vous parviendra par Camille, Jean-Baptiste s’est chargé de ce soin. Cui bono voulez-vous me réconcilier avec la
