где лед ломается, не видя надписи «Very dangerous»cxxiii[123], а «Пунш» сзади бежит багром его доставать
146
и грозит, а Николай Семенович с туркой валяются вдали и тузят друг друга. Вот вам.
Из письма Таты вы увидите, что Марихен имела какой-то нервный припадок. Она несчастная девушка. Я все возможное делаю, чтоб ей было лучше и хорошо. Но она постоянно недовольна (это пока между нами) — я ничего не могу сказать против нее, но желал бы очень, чтоб она поработала над своим характером. Mselle Meysenbug настолько развита и умна, что делает всевозможные уступки — но это не мешает Манихен в неделю раз рыдать, стенать и хныкать. Я говорил с ней очень долго раз. Она отвечает, что у ней такой нрав… Я готов на всякие уступки, но à la longuecxxiv[124] это будет вредно для детей. Теперь молчите об этом, но примите к сведению.
Музыкобесие Саши продолжается, вчера таскался на концерт, а 25 января отпускаю Манихен и его на большой бал.
Вот и все. — Благословясь, я начал со вчерашнего дня печатать «De l’humeur». — Книга ваша готова, — надобно только для вас в атласы переплести.
Tata qui pleurecxxv[125].
Larmescxxvi[126]
Рукой H. А. Герцен:
Милая моя Маша!
Марихен была очень больна, но теперь лучпе, у ней были спазмы. Я и Марья Зенкович мы терли ее ноги, после, когда ей было лучше, я ее спросила, знаешь ли ты, как я тебе терла ноги и как ты кричала? Она сказала: «Нет, я не кричала».
Теперь солнце, я пойду гулять с Майзенбуг и Ольгой. Ну, прощай, милая Маша. Марихен тебя целует, и я тоже.
Твоя Тата.
118. Л. ПЬЯНЧАНИ
24 (12) января 1854 г. Лондон.
24 janvier. Mardi. 25, Euston Square.
Mon cher Pianciani,
Il ne manquait qu’un coup pour rendre complètement impossible de faire la chose dont nous avons parlé hier. Je vous prie de ne pas penser que c’est un coup de théâtre que je
147
monte, j’ai reçu (et je vous la montrerai) de Rothschild une lettre, qu’un chek donné par une personne à moi n’a. pas été escompté — et je l’ai déjà payé. Ne m’en voulez pas, — je vous donne ma parole d’honneur qu’il m’est impossible de faire quelque chose.
Je tiens pour ma défense la lettre de Rothschild reçue aujourd’hui à 7 hcures.
Je suis tout confus, mais nul n’est tenu à l’impossible.
Votre dévoué
A. Herzen.
24 января. Вторник.
25, Euston Square.
Мой дорогой Пьянчани,
не хватало только последнего удара, чтобы окончательно лишить меня возможности сделать то, о чем мы вчера говорили. Прошу вас не думать, что я играю комедию; я получил от Ротшильда письмо (и покажу его вам) о том, что чек, данный мне одной особой, не был дисконтирован, и я уже его оплатил. Не сердитесь на меня, — даю вам честное слово, что я решительно ничего не в состоянии сделать.
В свое оправдание я храню письмо Ротшильда, полученное сегодня в 7 часов.
Я крайне смущен, но никто не в силах сделать невозможное.
Преданный вам
А. Г ерцен.
119. М. К. РЕЙХЕЛЬ
28 (16) января 1854 а. Лондон.
28 января. Суббота.
Вы уж, кажется, нас забыли совсем. Писать не пишете. Или ж не пропало ли мое письмо или ответ? Я писал в прошлую пятницу. Впрочем, нового ничего нет, я начинаю все больше и больше стариться, погода подлая.
Книга ждет оказии, она уже здесь продается в книжных лавках.
Статей об России так и просят: вчера издатель «Вестминстер ревью» явился с просьбой, а сегодня Pinto из Турина требует;
148
но что-то пишется плохо, кроме писем к Линтопу, их вам всенепременно следует прочесть.
Нет ли у вас чего-нибудь с Севера?
А к супругу вашему опять с небольшой просьбой, не может ли он зайти к Франку и спросить: 1-е — получил ли Франк посланное через Нота. 2-е — что я через три дня отдал 10 экземпляров Ноту — повести «Récits interrompus» — по- русски, цена 4 seh., — с книгопродавцев 3. — Если он не получил, может требовать от Нота, а моя нота звучит вам:
прощайте.
Рукой А. А. Герцена:
Любезная Маша! Мы опять были на бале; я очень много танцевал. Мы домой приехали в половину пятого.
Марихен так много танцевала, что я думал, что она опять сляжет, но ничего.
Что делает Мг Юльус?
А тезка растет? Говорит? Поцелуй его и Рейхеля.
Твой Саша.
Сейчас получил ваше письмо. Анекдотов припасу к следующему разу. Энгельсону скажите, что типография и ее командир к его услугам.
Рукой Н. А. Герцен:
Милая моя Маша!
Зачем ты так долго мне не писала, больна ты или что? Уже давно папа Ольге и мне подарил стеклянные птицы. Ольга свою сломала, но я мою не сломала. Оленька назвала свою муфту Пуси, а я назову мою Маша или Марихен Герцен.
Ну, милая моя Маша, пиши же нам всем.
Целую тебя и вас alle und die große oder littlecxxvii[127], толстыю или dünnecxxviii[128] Бабета.
Твоя Тата.
120. М. К. РЕЙХЕЛЬ 31 (19) января 1854 г. Лондон.
31 января. Вторник.
Сейчас поправил последнюю корректуру Энгельсона статьи. Она делает фурор между поляками, никто не знает, кто писал. Головин ваяшо толкует, что это, верно, князь Гагарин, по наущению иезуитов. — Теперь скажите Энгельсону, что я не рискнул не выставить типографии — за это здесь полу-
149
чишь на табак, но русский человек находчив, я велел напечатать внизу на самом краю. Так что с употреблением известного инструмента, называемого ножницы, можно ампутировать. Как доставить несколько экземпляров автору? Остальные я через турецкое посольство постараюсь в Молдашию доставить.
Для книги оказии не надобно, но переплетчик задержал, я пришлю вам пять экземпляров.
Сегодня в американском, журнале «Républicain de New York» маленький панегирик мне за усердную службу козеcxxix[129] и мое письмо в Линтоновом журнале. Письма эти хотелось бы очень вам доставить. До такой наглости я еще не доезжал, между прочим, я говорю, что агенты Николая Семеновича не дрянь какая-нибудь, a «des maris de reine»cxxx[130]… и потом, исчислив дюжину поименно, я добавил: «и весь готский календарь» — «много у него великих княжон, он ими ведет торг, et lorsqu’elles sont malades, il les envoie à Londres prendre les brouillards, dont la force curative a été découverte par Nicolas le premier»cxxxi[131]. Ну уж как хотите, a prendre les brouillards — это останется в памяти веков. Французы катались со смеху над этим. — Я эти три письма велю напечатать особо
и по-французски, под заглавием они «Russia and the old World». Как здесь балуешься свободой книгопечатания… мне кажется, что нигде жить нельзя, кроме здесь.
Сегодня королева открывает парламент. На днях увидим, будет ли принят билль «о мерах уничтожить противузаконное вмешательство Алберта в дела». Конингам (которого я знаю, преумный человек и красавец собой) объявил в газетах, что он будет интерпеллировать о существовании министра без портфеля и без ответственности.
Теперь перехожу к частным делам. — Дело с Манихен не думаю, чтоб пошло на лад. Я долго и внимательно следил за всем, причина одна: страшное самолюбие и желание играть роль. Мейзенбуг вовсе не сухое и не холодное существо, но, наконец, ее терпение истощилось. Она хотела уж переехать. Мне жаль, очень жаль Манихен — но на исправление не надеюсь. Польза от Мейзенбуг — очевидна, в особенности она имела огромное влияние на Сашу, который с Гауком выучился целые вечера перебраниваться. Музыка, танцы — все это введено ею. Если вопрос круто будет поставлен — entweder — odercxxxii[132] — я с горестью должен отвечать против Манихен. Все же прошу молчать до поры до времени. Увидим влияние Юлиуса.
Вы спрашиваете о Гауке. Он в самом смешном положении—
150
вы знаете, ему ассигновали 2500 L. Он тотчас попросил прибавить 500 L — прибавили, это понравилось ему, он попросил еще 1000. Министерия нахмурилась — и сказала: 4 января едет пароход, pleasecxxxiii[133],
отправляйтесь. — Нет, говорит, еще денег, стал с купцов подписку собирать. — Министерия говорит: так и быть, вот деньги, не только деньги, но вот и начальник экспедиции — капитан Smit, — а впрочем, Гауку предоставим место в экспедиции. Вы понимаете, как у него глазки углубились еще больше. Вот и гешихта.
Прощайте.
Это страм, если Франк получит прежде вас книгу.
Иду на улицу, говорят, что будут разные монстрации Алберта.
4 часа. Кафе Вери, Regent’s Street.
Распечатываю письмо, чтоб сказать вам, что принца-супруга (как его называют) освистали — турецкого посла чуть не снесли на руках. Бруннов спрятался. Говорят, он сегодня едет. — Ну и прощайте.
121. М. К. РЕЙХЕЛЬ
5 февраля. Воскресенье.
Вчера я отправил вам 5 экземпляров книжки, по железной дороге с транспортом, и в том числе ваш — остальные в вашей власти дарить. Мне хотелось бы, чтоб у Энгельсона был экземпляр; его статья в числе 500 экземпляров отправилась вчера в Константинополь, вторую посылку берет на себя Осип Иваныч. При оказии пришлю. Юлиус явился с нотами, он похож на Манихен. Я вам писал прошлый раз подробности о междоусобной войне. На время все позатихло, но я боюсь, что кончится худо, мне истинно ее жаль, потому что она любит детей и потому что она неясно понимает, в чем дело. Это несчастие полуобразования и буржуазных понятий.
Читали ли вы «Les maîtres sonneurs» Ж. Санд? Если нет, советую. Мы читаем их вслух. Тата любит очень слушать — я уж ей читал «Фадетту», «Paul et Virginie» и разное такое.
Ну-с, так война — ай да Николай Семенович, без него мир пропал бы со скуки, утешил старик.
От Бодиско из Вашингтона получил письмо, ему очень нравится; Америка. Зовет туда — но мы еще погодим. Дела все интереснее становятся, и ехать теперь похоже на бегство.
151
6 февраля.
Представьте мое удивление, письмо, хотя и очень короткое, от Энгельсона. Я вложу ответ «в это письмо.
Дети в восторге от ваших прелестных вещиц, будут писать особо.
122. М. К. РЕЙХЕЛЬ
7—9 февраля (26—28 января) 1854 г. Лондон.
7 февраля. Вторник.
Вот я и опять за перо, и опять с дрязгами. Вчера Meysenbug мне объявила, что она при первой возможности оставит дом. Я убедил отложить решение и сегодня толковал с Марихен. Она не понимает и не понимает своего положения — у нее idée fixe, что я ее взял гувернантой, хотя она прямо этого и не говорит, и все ;дело очень просто, что она не хочет подчиниться ни в чем той, — при этом, как вы знаете, плач и скрежет зубов, нервные припадки.
Я ей дружески сказал, что я не могу допустить, чтоб Меуsenbug съехала, что ей следует или лучше понять свое положение или тихо заняться развязкой. — Я Рейхелю говорил, что я ее не могу принять за воспитательницу. Вы мне писали, что она недостаточна
