Австрия надувает народы и переходит, как и следовало ожидать, в лагерь царя. Знаете ли вы, что Гарибальди
157
здесь? Сегодня я, может быть, пошлю вам Мое первое письмо к Линтону. По прочтении передайте его Саффи.
Я закончил эту серию писем обзором социальных отношений в России, который очень понравился Доманже. Мы хотим печатать письма по-французски.
Крепко пожмите руку Саффи, пусть он мне напишет. — У нас все идет потихоньку; в воскресенье у меня обедают Доманже и Луи Блан.
Преданный вам
А. Герцен.
127. М. К. РЕЙХЕЛЬ
Между 14 и 22 (2 и 10) февраля 1854 з. Лондон
Вот для Лаво; хорошо он сделает, если упомянет и о других брошюрах — «Крещеная собственность» etc., даже об «Vom andern Ufer» и о типографии. Теперь мояшо больше говорить о России, нежели прежде. Дайте ему «Кто виноват?»— в статье надобно и это помянуть. Энгельсон может ему помочь.
Я приготовляю теперь к печати томик вовсе вам незнакомый, который здешним понимателям русского нравится очень — «Тюрьма и ссылка», со всеми анекдотами о Тюфяеве и о прочем. «Юмор» почти совсем напечатан — но выдавать теперь еще не стану. Разумеется, я проповедь не сожгу — а напечатаю.
Когда Лаво пропечатает в «Revue», дайте знать, в каком №. — А то я обыкновенно не читаю.
Насчет Манихен вы положитесь на меня, как на каменную гору, но если она очень станет бить задними и передними лапками, то поневоле придется добродейственно соединиться — на разлуке.
Тата и Оленька покашливают. Саша процветает.
Засим прощайте.
Когда же вы напишете, как вам по вкусу рассказ Спиридона об Ульяне, — я воображаю, что он хорош.
128. М. К. РЕЙХЕЛЬ
23 (11) февраля 1854 г. Лондон.
23 февраля. Четверг.
У Таты — коклюш, у Оли — будет. Оно очень неприятно, но пройти через это надобно; если успеем перервать в шесть недель, то и хорошо, а не то продолжится до мая. — Я полагаю, что вялость и неразвязность Таты в последнее время много зависели от приготовлявшейся болезни.
158
Когда «Рыбаков» дочитаете, то пришлите к нашему берегу.
Здесь делает шум обед, данный американским консулом, в присутствии посла и секретаря, десятерым обер-беглым (Осип Иванович, Кошут … и аз многогрешный). Обед был великолепный, на кувертах были означены места — на моем значилось: «The russian republican»cxxxvii[l37]. Приучил-таки я их уши. — Обед окончился в первом часу ночи, а в десять утра уже в журналах значились. Я познакомился на этом пиру с Гарибальди Вы понимаете, что я мог бы рассказать три короба об этом открытом кусе и грусе беглым от Америки.
Энгельку скажите, что «Емельяна» получил сполна, он хорош, но действительно об ассигнациях много, а о крепостном состоянии мало. Конец и начало очень красивы. Дни через четыре он будет готов; но мне надобно еще знать, не лучше ли последние четыре стиха поисправить насчет их музыкальности, как-то рифма «царя» и «Николая» не идет, а впрочем, как повелит Арестыч.
Что касается до 2-й проповеди, я только те места, о которых сам Энгельсон пишет, и хотел вымарать, что нее касается до Голиафа, можно и напечатать.
Я сам написал (зависть проклятая!) штучку в том же роде, но поспециальнее. А от Франка ответ вы не шлете, а ответ надобен.
На обеде из поляков был Ворцель, а немца ни одного не было, и что в журналах было прописано, что Руге был, — тому не верь. Это мне напомнило Хоецкого, который как-то в Ницце говорил: «Все национальности представлены, даже нет ни одного немца».
Ну-с, а Браницкий в Львы Алексеевичи пошел.
У нас делишки так себе кипят-кипят. Сегодня я такую закорючку загнул французикам, что редактор написал внизу: «Nous aimons tous ceux qui osent soit dans la pensée…»cxxxviii[138] и поэтому, дескать, тиснул гражданина Герцена татейку.
Благо портрет понравился — ну и слава те.
Головные боли у меня и маленькие простуды почти беспрестанно; да, что там ни толкуй, а хуже климата мудрено сыскать. Хотя нынешняя зима не в пример лучше прошлой.
Еще Энгельсону, благо он ждет Тюфяева, скажите, что все слышавшие небольшие отрывки из главы: «Ссылка на канцелярскую работу» катались со смеху и со злобы.
Прощайте.
159
129. Л. ПЬЯНЧАНИ
28 (16) февраля 1854 г. Лондон.
29 février. Mardi.
Cher Pianciani,
J’ai du malheur avec votre article. Piggott après l’avoir tenu une semaine ne l’a imprimé dans le dernier № du Leader — je le prendrai chez lui et je 1’enverrai à Bruxelles.
Je ne vous ai pas envoyéi’English Republic car je n’avais plus d’exemplaires, je vous enverrai les deux ensemble ou je les remmettrai à Saffi.
Garibaldi est ici, j’ai fait sa connaissance au dîner diplomatique que le consul américain a donné à Mazzini, Koshuth, Garibaldi… etc. Hier j’ai déjeuné chez lui à bord de son vaisseau.
Dès que je saurai quelque chose par rapport à votre article, je vous écrirai.
Tout à vous A. Herzen.
Mes filles sont malades, elles ont la coqueluche. Alexandre vous salue, il a été avec moi chez . .cxxxix[139]
29 февраля. Вторник.
Дорогой Пьянчани,
мне не повезло с вашей статьей. Пигот, продержав ее целую неделю, не поместил ее в последнем номере «Leader’a», — я возьму у него и переправлю в Брюссель.
Я не посылал вам «English Kepublic», потому что у меня не осталось экземпляров; пошлю вам оба вместе или передам их Саффи.
Гарибальди здесь, я познакомился с ним на дипломатическом обеде, который американский консул давал в честь Маццини, Кошута, Гарибальди… и проч. Вчера я завтракал у него на борту корабля.
Лишь только я узнаю что-нибудь относительно вашей статьи, напишу вам.
Дочери мои больны, у них коклюш. Александр вам кланяется, он был со мной y …cxl[140]
160
130. М. К. РЕЙХЕЛЬ
28 (16) февраля 1854 г. Лондон.
28 февраля. Вторник.
Коклюш продолжается, и к тому же весь дом кашляет, сморкается, словно какая-нибудь катарная фабрика. — Подарестычу пишу при сем же, а от вас отписочки не было.
Оленька геройствует — хохочет над своим коклюшем… что скажете, дальше папаши шагнула. Принимает рвотное как ничего и соревнуется с Татой. Тата abattuecxli[141] однако ничего доселе нет дурного, и когда солнце, дети гуляют.
Насчет обеда было много забав, лучшая шутка в «Литограф, корреспонд.»: там сказано, что в этот день было рождение Вашингтона, ну, так, разумеется, мол, посольству искать гостей надобно было не в Belgrav Street, не в Downing Street, и не англичан же звать, которых Вашингтон побил, а ясно тех народных людей, которые делят начала Вашингтона. К тому же, говорят журналы, прежнему послу досталось при возвращении в Нью-Йорк за то, что он не познакомился ни с одной известностью народной в Лондоне.
NB. Хотите ли вы, Энгельсон, чтоб я ваше имя публично назвал? Решитесь ли вы подписать мое слово к воинам?
131. М. МЕИЗЕНБУГ
8 марта (24 февраля) 1854 г. Лондон.
8 mars 1854. Jeudi.
Je n’aime pas à écrire lorsque je peux parler, mais je fais une exception pour vous remercier et de la franchise et de la bonne intention — quoiqu’il me soit impossible de remercier pour le ton de la lettre.
Oui, je vous crois profondément que vous aimez plus que tout au monde la vérité et, plus j’y crois, moins ai-je de foi dans votre amitié. L’amitié est très partiale, une amitié qui victime tout à la vérité. — doit nécessairement arriver à abîmer l’homme du point de vue de la vérité absolue. Vous vous rappelez, quelle crainte j’avais de demeurer sous un toit — c’était de la coquetterie, vous ne serez jamais parvenue à connaître tout le côté mesquin et trivial d’un homme qui cherche et demande des applaudissements aux calembours. —Moi aussi j’ai la sincérité d’être ce que je suis. Je vous ai écrit à Broadstairs que j’aimais l’indépendance au-dessus de tout. — Savez-vous que ce n’était qu’une question
161
adressée à vous et qui était: «Aimez-vous l’indépendance pour les autres»… Dois-je vous dire la réponse — je ne le pense pas. Autant de moi — et c’est bien assez. Je connais mes limites, je connais que je n’ai pas de talent pour l’éducation. (Ironie comme partout: un homme qui s’est laissé flétrir et ne savait pas se venger pour ne pas laisser dans la rue les enfants — ne peut rien pour eux.)
Or donc passons aux enfants. — Dès le commencement j’ai hautement apprécié votre- influence sur Alexandre. — Vous avez raison en me faisant des reproches, mais pensant plus à son éducation — qu’au mien (être effectivement fini, et vous voyez chaque fois lorsque je m’oublie pour un quart d’heure — ich büsse es)… Cette influence ne s’est pas accrue le dernier temps de votre part sur Alexandre. Je changerai les leçons pour avoir plus de soirées libres, je ferai la révision des leçons — peut-être vous voudriez le faire aussi. Vous n’avez qu’à continuer une influence que vous avez sur lui.
Figurez-vous que moi je suis dans la nécessité comme tant d’autres de travailler forcément — sans pouvoir prendre sur moi la surveillance — concertons-nous ce qu’il y a à faire.
Quant à Tata — la première chose qui me paraît étonnante, c’est que vous parlez de la cause de la maladie, — vous la connaissez et vous ne m’avez pas fait part?—Mais il y va de la vie des enfants — là je ne vous reconnais pas. Quant aux autres choses, vous savez tout et très bien. J’ai aussi des documents (je le dis car vous m’écrivez pour avoir, entre autres, une preuve que vous l’avez dit) et nommément des lettres à Mme Reichel. Lorsque j’ai déclaré que ma volonté ferme était de vous prier de continuer à vous occuper de l’éducation des enfants — dut-elle — Marie — quitter la maison, j’ai pensé que l’affaire s’arrangerait sans la triste nécessité de faire des scènes. Vous n’avez qu’à prendre de plus en plus l’autorité sur Tata… (Nous nous jetons le mot de discipline et d’autorité l’un à l’autre et c’est parce que ni vous, ni moi nous n’en avons pas le secret…)
Maintenant intervient la maladie — avant sa fin il n’y a rien à faire, il faut souffrir; mais on pourrait pendant ce temps s’emparer moralement de l’âme de Tata — avec douceur, mais en faisant sentir l’autorité. Telle est ma pensée. Je tâcherai de faire quelque chose de ma part — je me hais pour mes défauts et il ne fallait
