сожалению, слухи, которые до вас дошли, о другом сближении, не только не имеют оснований… но я сказал бы, что никогда ненависть и озлобление не были столь сильными. И принципы, и характеры настолько непримиримы, что против этого не найти лекарства.
Наша пропаганда, т. е. русская типография, идет своим чередом; о ней говорят английские газеты, поляки из Централизации рассылают напечатанное, и все это так исправно доставляется, что, как нам сообщили, пленные Бомарзунда видели лислки на английских кораблях.
Один из, ваших соотечественников и моих близких друзей, который говорит по- английски как англичанин, хотел бы узнать, можно ли найти издателя для переводов на французский, — издателя, который прилично платит. Он взялся бы за любой научный и литературный перевод. Это человек незаурядного
233
таланта. Вы меня крайне обяжете, если сообщите свое мнение на этот счет.
Я живу в двадцати милях от Лондона, в очаровательной вилле, с большим садом. Мои дети здоровы; я работаю довольно много. Но у меня тоска по материку, и я очень хотел бы покинуть остров. До 15 апреля пишите мне в Твикнем по адресу, который указан на конверте внизу. Однако надежнее адре¬совать письма фирме Ротшильд в Лондоне «aux soins de M. Rothschild à Londres, New Court, Lombard Street City» на мое имя. — Я говорю об этом потому, что ваше письмо на несколько дней запоздало и я получил его через нашего славного Ворцеля, который очень болен и очень печален, так как польское дело идет не так, как он надеялся. Посылаю вам небольшой образец наших изданий.
Братски жму вашу руку.
А. Герцен.
Слышали ли вы ужасную историю о казни Бартелеми — не следует верить всему тому, что пишут об этом газеты. Этот человек был героем и героем умер!
179. В. ЛИНТОНУ
1 февраля (20 января) 1855 г. Твикнем.
1 février. Twickenham.
Richmond House.
Cher Linton,
Je vous attends dimanche — j’ai beaucoup de matériaux, nous en parlerons. Si vous le désirez, vous pouvez dire dans le I Numéro que vous avez un article sur la Russie de moi et des fragments de mes nouvelles, de mes mémoires (même des volumes inédits). — Je vous préparerai les choses en français, vous les traduirez en anglais.
Pour le premier Numéro je n’ai rien, mais je vous envoie une petite annonce, si vous voulez l’admettre (en anglais) vous me ferez un grand plaisir. — Je voudrais même en avoir un tirage de 3 ou 400 exemplaires pour les répandre, certainement à mes frais. Vous êtes trop bon avec moi. Le dimanche vous pouvez prendre chez Mselle Meysenbug — l’institutrice de mes filles — des choses toutes traduites. Il y a un train à
1. 30 heures a Waterloo Station, le dernier d’ici est à 9 h. 3/4.
Je vous félicite avec Derby.
234
1 февраля. Твикнем.
Richmond House.
Дорогой Линтон,
жду вас в воскресенье — у меня много материалов, мы о них поговорим. Если угодно, вы можете сказать в 1-м номере, что у вас есть мои статьи о России и отрывки из моих рассказов и воспоминаний (даже целые еще неопубликованные части). Я приготовлю для вас все на французском языке, а вы переведете на английский.
Для первого номера у меня ничего нет, но посылаю вам небольшое объявление; если бы вы согласились поместить его (по-английски), вы меня бы этим очень порадовали. Мне хотелось бы даже получить для распространения от 3 до 400 экземпляров оттисков, конечно, за мой счет. Вы слишком добры ко мне. В ближайшее воскресенье вы можете получить у мадемуазель Мейзенбуг — воспитательницы моих дочерей — несколько уже переведенных вещей. С Waterloo Station есть поезд в 1 ч. 30 м.; последний отсюда отходит в 9 3/4
Поздравляю вас с Дерби.
180. М. К. РЕЙХЕЛЬ
11 февраля (30 января) 1855 г. Твикнем.
11 февраля. Суббота.
Вы правы, что я давно не писал, и бог знает отчего, холод, снег, метель… все это описано, а другого я не вижу… да и при всем хорошем и на душе снежно и холодно. За ваши вести благодарю. Какие же духовые инструменты на 400 руб. сер. — или Егор Иванович хочет заводить роговую музыку? — Как глупо, что он портрет отдал под печать. А будете писать, так намекните, что я очень благодарен за исполнение просьбы. — Если желаете прочесть сазоновскую статейку, то возьмите у Франка «Голос с чужбины». На днях пришлю вам афишку о типографии.
А здесь вот какие чудеса бывают. Чартисты хотят праздник пировать и всех наций выбрали членов комитета — ив том числе меня многогрешного; буду ли я толковать или нет, еще не знаю. Дело не легкое при нынешних обстоятельствах. — Вы в прошлом письме писали, что вам по Москве моркотно. Я уж только молчу — il faut faire bonne mine au mauvais jeuclxxvi[176]. Запад нам чужой — a может, и там-то уж все чужое.
235
А дело в том, что в некоторые лета жизнь или не нужна, или обязанность, а вовсе не для блезиру. И все эти рассуждения оттого, что стужа невероятная.
Дети здоровы. Рейхеля и Сашку целую. Пишите вы адрес без Richmond House — а то это задерживает. Вы ставите маленькое Twickenham (Middl- Essex), громное RICHMOND HOUSE — они и носят в Ричмонд письма, теперь здесь все знают, где я живу.
181. М. К. РЕЙХЕЛЬ
18 (6) февраля 1855 г. Твикнем.
18 февраля. Twickenham Richmond House.
Зато сегодня много новостей забавных, прокашляйте уши и слушайте. Я вам писал, что чартисты с рефугиариями делают пир 27-го. Они выбрали меня
членом Комитета. — Гнусный Головин,не зная, что делать от зависти, напечатал в «Morning Advertiser» предостережение, говоря, что я — «немецко- русскийжид» и что он предостерегает Комитет, ибо таковые люди под особой милостью русского правительства. — Между тем, видя трудность при нынешних обстоятельствах говорить речь, я поехал в Комитет и отказался. Но Комитет снова решил просить меня. Делать нечего, скажут, что Герцен испугался; я принял, но с тем вместе объяснил дело «Morning Advertiser». Головин считал, что я не коснусь объяснения фамилии — тогда как я со всею простотой целой зале рассказал всю историю — что было сильно по вкусу.
А на другой день я пропечатал в «Morning Advertiser»: «Sir, You have inserted in Your columns a letter in which the writer, availing himself of my German name denies my Russian origin.
An illegitimate son of I. Yakovleff, I do not go by my father’s name, but by the name he has thougt proper to give me…
A Russian by birth, a Russian by education; and, allow me to add, in spite, or rather in consequence of the present state of afiaires, a Russian in heart, I think it my duty to clame loudly in Europe a birthright… etc.
As for the fact of my being elected by the International Committee to represente the Russian Revolutionnary party, I think the Committee themselves better calculated to answer for it. A. H.»clxxvii[177]
236
Ну-с, вот и пошло. Во-первых, сегодня статья Джонса в «People’s Paper» — под заглавием: «Al. Herzen, Russian exile» — совершенно в мою пользу. Во-вторых, вчера Комитет решил avec acclamationclxxviii[178] от Комитета напечатать его оправдание выбора… Словом, если б Головин нарочно хотел мне сделать reclam’y, не мог бы удачнее. Теперь ждут добрые люди не дождутся, когда этот русский exile явится на трибуну. — Вероятно, будет и не без свисту (от Головина я даже жду больше, однако же меры взяты). И все-то это сделалось помимо меня, я спокойно спал в Тыкнаме, а тут эдакое случилось. Ну, а уж, я думаю, и Щепкин за патриотизм спасибо скажет — теперь сижу и думаю, какую же фигу им рассказать.
Ехала или едет какая-то барыня; ну, я ей в пояс: «Вот, мол, книжку Марье Каспаровне». — «Ну, говорит, отчего же, книжку возьмем».
А холод достигает до нарушения приличий. Я вам пришлю статью Комитета — она так красива, завтра будет пропечатана.
Голов ин повесится или меня повесит; а вот и Ахимка.
182. М. К. РЕЙХЕЛЬ
Richmond House.
Ну так книгу получили — и хорошо. А я вчера закупорил вам Пушкина бюст, вельми изящный, и отдал портному, присягнувшему всеми святыми утюгами, что перешлет. Если у вас что есть неважное — можете послать с ним.
Продолжение гистории — так уж боги судили мне быть «кутихой», — вот не думал, не гадал попасть в лондонские львы; сидел в Тыкнаме — и тут едакое случилось.
Лондон покрыт афишами, в которых мелкими и крупными, красными и черными чернилами объявлено, что Russian Exile A.Herzenclxxix[179] будет в Martin Hall, в Long Acr’e 27 февраля…
237
В «Daily News» была статья от Комитета, ее приложу и статью Jones «а. Ну вот Головин-то и срезался.-А мне на плечи тягость не пустая.
Все эмиграции ждут моей речи — знаете, оно и жутко, а, по-прочем, пожалуй, и скажем. — Вот вы в 8 часов во вторник с супругом и помяните — старик-то наш позорится теперь.
Головин, разумеется, отколет какую-нибудь пакость, я даже на всякий случай орудие припасу. Ну, разумеется, я уж и анонимные письмы получил с ругательствами (мило и благородно) и письмо от редактора «Биография современников» с вопросами: в котором году родился, где был в тюрьме, какие книги печатал. — Я прибавил: «И постоянно всю жизнь придерживался горячительных напитков».
Все это, вероятно, кончится тем, что меня отсюда по пряжке выгонят или посадят в смирительный дом — это будет хорошо; я тогда выучусь по-английски.
Я вас уверяю серьезно, что я не желал и не сделал ни одного шага. Экая скотина Головин! — Но дело бы прошло, если б не французские рефугарии—они стали за меня горой. Эта симпатия была одной из наград за бездну полыни.
Прощайте. Львы длинных писем не пишут. — Речь пришлю. Расскажите все эти хохоты Тесье, и если Дурамона опять увидите — то скажите, что я ему сильно кланялся в письме Тесье и благодарил за копию.
Чуть-чуть было не забыл самое лучшее. Какой-то сумасшедший жид принял за чистые деньги статью Головина, что я жид, да и написал мне письмо, в котором утешает меня тем, что «Израиль будет восстановлен» и что мы все воротимся на место Соломонова храма.
Переведите Рейхелю. Я чуть не умер с Доманже от этого письма. A propos, Домангай вам кланяется.
Милая моя Маша, я тебя очень благодарю за твое письмо. У нас Темза замерзла. Я с Луизой и Олей на ней была. У нас вчера был страшный снег, но он уже сегодня весь
