de m’envoyer par le meilleur moyen la caisse avec mes tableaux, la caisse est bonne, mais il faut réemballer le tout. Ensuite je prie d’assurer cela au prix de 1000 francs (les choses assurées sont beaucoup mieux gar¬dées) et d’adresser à London, A. Herzen Esquire 25, Euston Square. New Road.
NB. Le nombre des dessins doit être noté sur le couvercle. En m’envoyant l’adresse de la Compagnie de roulage ou des transports ou de leur correspondant Anglais. Payez les frais s’il yena et écrivez moi, mais de grâce occupez vous en.
Vous n’oublierez pas d’ajouter mille et mille choses à toute votre famille de ma part, particulièrement à votre vénérable père. Vous vous rappelez que Lamartine ayant vu son portrait chez Schaller était tellement touché de sa beauté qu’il s’écria: «Oh, la vieillesse a aussi sa beauté». —Moi je l’adresse à votre père.
34
Maintenant il y a encore un portefeuille avec des papiers assez graves. Ici je m’arrête et ne sais pas s’il y a possibilité de le confier au roulage ou à la poste. — Si on pouvait l’envoyer par un voyageur, peut-être je trouverais quelqu’un et je l’adresserais à votre père.
Faites donc, caro Vogt, tout cela et répondez-moi vite.
D’après ces choses vous voyez, que je suis encore attaché par des liens indissolubles à l’altière Albion.
Es ist nur ein London, ein anti-Wien,
Und dort ist es besser als in Berlin.
Voire même qu’à Genève.
Mme Reichel se prépare de venir passer chez moi un mois. J’ai pris une maison ad hoc. (Qui ne connaît pas les maisons anglaises au prix de 12—15 pounds par mois—ne connaît non plus ce que c’est que le comfort et le home).
J’ai assisté il y a quatre jours au procès de Barthélémy et Barronet. — Un spectacle pareil après les tripotages, les scandales, l’injustice qu’en voit de tout côté en Europe lindert. Oui, ce pays est grand. Quelle dignité, quelle tranquillité sévère — on a déjoué tous les complots et trames des bons réfugiés français qui voulaient perdre Barthélémy et on a condamné tout le monde à deux mois de prison.
Je vous conseille de lire les détails de ce procès curieux.
Adieu.
Je voux embrasse.
A. Herzen.
Haug, comme vous l’avez bien prévu, est très tranquillement à Londres et je commence à douter en général de son départ, quoi que il a encombré notre maison de tentes, de machines, de croûtes — der Ernste Fabius Cunctator.
25 Mars. Vendredi Saint.
Dum pendebat ifilius.
Aber ich bin heute klug und bitte mir zu sagen, ob man aucd mir meinen Koffer und die Pistolen, und das manche ,Gute und manche Ungute, was ich in Genf habe, herschicken kann. — (Freilich aber, was nicht wert ist kann bleiben). — Wenn es nicht schrecklich teuer wäre, so schicken Sie in Gottes Namen.
Golovine vous prie de vous informer près de Fasy si son portefeuille avec des manuscrits est chez lui — c’est une maladie, il veut aussi l’avoir.
35
24 марта. Лондон. 25, Euston Square. New Road.
Вот мой новый адрес. Две-три недели тому назад я отправил вам страшно длинное письмо — это будет гораздо меньше it сплошь деловое.
1. Ротшильд только что мне сообщил, что голландские бумаги наконец распроданы. Косарь взял то, что ему принадлежит — ему или его способностям и задаткам (я не хотел бы при этом унизить слово ящерица, что было бы личным выпадом, принимая во внимание вашу зооманию). В то же время я распорядился выдать 1000 франков Рейхелю, он их передаст с quatuor Эдмонду, а тот вместе с прозопопеей, аллегорической гиперболой-метафорой сунет их в руки доктора. Это сделано. Но так как в наш век индивидуализма, Австралии, эгоизма, единения народов, взаимных услуг, двойной бухгалтерии ничего не делается без задней мысли, я прошу вас оказать и мне услугу.
Напишите вашей матушке, что я прошу ее выслать мне наилучшим способом ящик с моими картинами; сам ящик хорош, но все нужно перепаковать. Прошу также застраховать посылку в 1000 фр. (застрахованные вещи охраняются намного лучше) и отправить в Лондон А. Герцену эсквайру, 25, Euston Squa-re, New Road.
№. Общее число рисунков должно быть помечено на крышке. Вышлите мне адрес транспортной конторы, или дилижанса, или их английского агента. Оплатите расходы, если они будут, и сообщите мне, но ради бога займитесь этим.
Не забудьте прибавить от меня тысячи и тысячи добрых пожеланий всей вашей семье и в особенности вашему почтенному отцу. Помните, как, увидев у Шаллера свой портрет, Ламартин был до того поражен его красотой, что воскликнул: «Да, и старость может быть прекрасной» — слова, которые я целиком отношу к вашему отцу.
Есть еще бумажник с довольно важными документами, но вот вопрос: можно ли его доверить транспортной конторе или почте? Если бы можно было его прислать оказией, может быть я подыскал бы кого-нибудь и направил его к вашему отцу.
Сделайте все это, сагохххй[32] Фогт, и сразу же напишите мне.
Из всего этого вы можете заключить, что я пока все еще привязан нерасторжимыми узами к гордому Альбиону.
Es ist nur ein London, ein anti-Wien Und dort ist es besser als in Berlinxxxiii[33].
36
Пожалуй, даже чем в Женеве.
Г-жа Рейхель собирается провести у меня месяц. Я снял рядом домик. (Кто не жил в английском домике стоимостью 12— 15 фунтов в месяц, — тот не знает, что такое комфорт и домашний уют.)
Четыре дня тому назад я был на процессе Бартелеми и Бароне. После мелких интриг, скандалов, несправедливостей, которые можно видеть в Европе на каждом шагу, подобное зрелище Ц^ег1ххх^[34]. Да, это великая страна. Раскрыть все козни и заговоры славных французских рефугиариев, стремившихся погубить Бартелеми, и приговорить всех к двум месяцам тюрьмы — какое достоинство, какая суровая выдержка.
Советую вам прочитать подробности об этом любопытном процессе.
Прощайте.
Обнимаю вас.
А. Герцен.
Гауг, как вы и предвидели, сидит спокойно в Лондоне, и я вообще начинаю сомневаться в его отъезде, хотя он и загромоздил наш дом палатками, механизмами, провизией — настоящий Фабий Кунктатор.
25 марта. Страстная пятница.
Dum pendebat filius.
Но сегодня я благоразумен и прошу сообщить, нельзя ли выслать мне мой чемодан и пистолеты, а также прочие нужные и ненужные вещи, оставленные в Женеве. (Впрочем, мелочи можно не высылать.) Если все это не слишком дорого, ради бога, вышлите.
Головин просит вас узнать у Фази, у него ли папка с его рукописями, — это каприз, но он хочет ее получить.
25. Н. А. ГЕРЦЕН
Март (после 25) 1853 г. Лондон.
Твое письмо очень мило, Тата, я им доволен и буду писать к тебе особо.
Прощай, дружок.
Целуй Олю.
Птичку я тебе подарю уже здесь, и сад возле вашего дома есть для тебя и Оли.
37
26. М. К. и А. РЕЙХЕЛЯМ и Н. А. ГЕРЦЕН 30(18) марта 1853 г. Лондон.
30 марта.
25, Euston Square. New Road.
Письмецо получил. Еще раз, и это дружески и серьезно, если ваше здоровье мало-мальски препятствует, не ездите — а я приеду к вам (времена с февраля изменились, у нас есть свои термометры), и то, что тогда было совершенным безумием, теперь полбезумия. — Я отдаю дело на суд Рейхеля, вы ему это скажите и какое его решение — напишите.
Со стороны желаний, разумеется, я лучше хочу вас с детьми видеть здесь. Здесь какое-то чувство покоя и полнейшей независимости «home» —к тому же квартера для всех достаточна. — Отчего Рейхелю вас не проводить? Несколько дней он, как- нибудь уладится и у нас. Вперед должно сказать, что вы и думать не могите о том, чтоб один пенс истратить на эту поездку, все должно сделаться на мои деньги.
Путь не труден, почему вы хотите ехать на Булонь, а не на Кале, переезд по морю всего уже между Кале и Дувром. Старайтесь переехать с дневным пароходом. Три часа не более провели мы на море.
Если же не приедете, то я оставлю здесь Ботвина и Мте Moture и с Сашей явлюсь.
Наконец, есть третья комбинация: если и мне нельзя, то Рейхель мог бы хоть довезти сюда детей. Они пожили бы месяца два у меня — а потом я их опять к вам отдал бы. Напишите, насколько в таком случае можно надеяться на Марихен. Но, впрочем, это самое скверное предположение.
Что это за вздор, насчет Гавриила Каспаровича? Уж это не Егор ли Иванович с правител. выдумали мстить.
А Ротчев добаловался, получил из посольства приказ немедленно ехать ко дворам. А он говорит: Нет, у меня начата «проба перу».
Cher Reichel, la question que j’ai posée est tout à fait sincère, je serais totalement indigne de l’amitié de Marie et de la vôtre, si je voulais insister sur un voyage dans le cas qu’il présentait le moindre inconvénient pour la santé de Marie. Je prie une seule chose, décidez-vous et notifiez-moi la décision, je ne Peux souffrir l’attente et l’indécision. — Si le voyage est possible, venez accompagner Marie pour deux-trois jours…xxxv[35]
40
Душа моя Таточка, разве тебе не все равно сюда приехать, мы здесь поживем все вместе, будем гулять и смотреть всякую всячину. И птички твои готовы, такие маленькие, две в одной клеточке. Одна будет Оленькина, другая твоя.
Если ж Маша будет больна, то я приеду, и мы вместе будем ходить за ней.
Прощай. Кланяйся Морицу.
30 марта. Середа.
При сем записочка к Mme Stankévitch.
27. Л. ПЬЯНЧАНИ
3 апреля (22 марта) 1853 г. Лондон.
3 avril. Mercredi.
25, Euston Square.
Cher monsieur Pianciani,
J’ai perdu l’adresse de Mr Barberi et il y a évidemment un mésentendu. Je l’ai prié de ne pas venir un mardi — et il n’est pas revenu. Dites-lui, de grâce, que nous l’attendons «mardi et vendredi» à 10 heures.
Excusez-moi, mais je n’ai pas d’autre voie pour lui faire parvenir la mienne.
Et que fait le valet de chambre socialiste?
A. Herzen.
3 апреля. Среда. 25, БшМп Бяиаге.
я потерял адрес г-на Барбери, а у нас с ним произошло явное недоразумение. Я просил его не приходить в этот вторник, а он вообще больше не появлялся. Скажите ему, пожалуйста, что мы ждем его «по вторникам и пятницам» в 10 часов.
Извините за беспокойство, но только таким путем я могу с ним снестись.
А что поделывает камердинер-социалист?
А. Герцен.
39
28. М. К. и А. РЕЙХЕЛЯМ и Е. К. СТАНКЕВИЧ 4 апреля (23 марта) 1863 г. Лондон.
4 апреля 1853.
Письмо ваше и записку Елены Константиновны получил. Ее мнение так основательно и умно, что мы должны его
