tocca»ccxiii[213].

Примите же, гражданин, мой братский привет и выражение благодарности вашим друзьям.

Алекс. Г ерцен.

На обороте: Гражданину Джозефу Коуэну-младшему

в Ньюкасле-на-Тайне.

318

250. M. К. РЕЙХЕЛЬ 5 декабря (23 ноября) 1855 г. Ричмонд.

5 декабря. Richmond.

Cholmondeley Lodge.

Так, как встарь все Авдеи, Ермилы, Епифанычи приходили поздравить с собственными именинами в восемь часов утра — так и я являюсь и с тем вместе объявляю, что сего же пятого числа в три часа мы переезжаем. Адрес помните —

1, Peterborough Villas. Fincliley New Road.

S. John’s Wood.

London.

Если б услышался глас моления моего — как бы хотелось, чтоб это была последняя квартира в Лондоне. Не могу привыкнуть к этой земле — да и только, — вижу ее хорошие стороны, но incompatibilité d’humeurccxiv[214] — да и только.

A propos, на днях я получил письмо от какой-то княгини Веры Голицыной, желает-де познакомиться — я к ней и съездил; с перышком квасок — была очень хороша, теперь уж поизмялась — она с мужем врозь, ездит по белу свету с 1843 года. Когда редко видишь русских женщин, их особенности бросаются в глаза: все они или тянут речь и заступают в сентиментальность и экзажерацию, или отважны с бравурой, все говорят о себе — для меня это так странно теперь. Княгиня принадлежит к бравуре, ведь вы, кажется, видали Трувилье, вот жанр — но только эта была очень хороша собой, а Трувилье так себе, ситцевая тряпочка.

А что ваше santé?ccxv[215]

Мы так-таки плетемся. С завтрашнего дня начинаю о Саше хлопотать — насчет химии и физики.

Рейхеля обнимаю и прощайте.

13 (1) декабря 1855 г. Лондон.

13 décembre. Peterborough Villas.

Finchley. New Road.

Дагерротип Грановского, который привезли Станкевичи, должен быть у вас; когда дети ехали с вами, я положил, кажется, с маленькими вещами. Энгельсон мне после что-то сплетничал — насчет того, что Станкевичи были недовольны, что я холодно принял этот подарок, и в силу того были довольны, что он не

319

у меня. Я все это пропустил мимо ушей. Вы знаете, в каком я положении находился тогда… Тем не менее дагерротипа нет и в Лондоне со мной не было. Портрет Горбунова (оригинал) очень хорош, и, если б мне разрешили, я награвировал бы его при 2 № «Полярной звезды».

Письма у меня целы — но вы знаете, как он мало писал; сверх того, два письма я не дам в чужие руки — одно, в котором он жалуется на Огарева, второе — несколько рассерженное на меня. Другие, пожалуй, спишу.

Я не знаю почему, но ни письмо Юлии Богдановны, ни статья Каткова (преплохая), ни письмо Станкевича мне не по сердцу, я пятью строками написал бы гораздо больше.

Неужели вы верите, что наши составят биографию Грановского (оно-таки и трудно при нашей ценсуре) — об Белинском собирались тоже писать. Если б … «вам да пушок»… если б ваша постоянная, тихая, твердая деятельность (я вас считаю одним из самых деятельных друзей) — и моя беспокойная, немолчная, полная жара и любви к Грановскому, так сделали бы что-нибудь.

Я с грустью увидел, что они все совершенно не умеют писать, а ведь это tant soit peuccxvi[216] значит не уметь думать. Разве из молодых кто возьмется.

А впрочем, все это, может, пустяки. Я очень печален и не в Духе, долею Саша пошаливает через край — долею все… все — бог с ними!.. Смотришь, смотришь, и волосы становятся дыбом — что это за люди, ни одного истинного слова и одна истинная страсть — самолюбие без предела, дерзкое — и к тому же бесхарактерное. Все это литографируется на Саше. Наше безобразное воспитание было истинно лучше.

Со вчерашнего числа я его посылаю в Geological Institution учиться химии. Профессор — человек знаменитый, Hoffman.

Тата и Оля цветут. Холод неслыханный; дороговизна растет, вчера проходил я бедными переулками — страшно.

Чернецкий, вероятно, уж на обратном пути. Прощайте.

Сделайте ваше одолжение — черкните строчку к Делано. — Я думал, что Сазонов к нему сходит обделать насчет перевода, но он, кажется, отложил в долгий ящик. Поблагодарите его за записочку и скажите, что если он желает печатать переведенные повести, что я очень рад, пусть печатает в продолжение трех месяцев.

Вы знаете, он продержал перевод «Тюрьмы и ссылки» и ничего не сделал — вот почему срок.

320

252. А. САФФИ

17 (5) декабря 1855 г. Лондон.

1, Peterborough Villas.

Finchley. New Road.

17 décembre.

Vous savez, cher Saffi, que l’indépendance jusqu’à l’exagération est mon idéal, en amitié comme en toute chose, or donc j’accepte de bon cœur votre refus. Mais il faut que cela reste entre nous. L’idée de vous inviter ne m’appartient pas à moi seul, il faut donc que je dise quelque chose — je dirai que vous étiez encore à Manchester etc.

Maintenant je m’en vais vous expliquer quel sens aurait eu votre signature. Je suis sûr que l’accusation est sortie de la for-gerie Ledru-Rollin et Cnie. C’est une vengeance. Votre nom comme ami de Mazzini aurait eu tout le sens d’une protestation. Comme le nom d’un homme saintement pur et jamais attaqué — il aurait donné une grande sanction à la chose.

L’absence de l’opinion publique est une des plaies les plus terribles du parti révolutionnaire. Je pense que c’est légal, que c’est nécessaire de ne pas tolérer dans le parti des canailles, et de défendre collectivement les hommes purs.

Tout cela n’existe pas, notre parti n’a aucun sens moral. Les résultats en sont — que Golovine a été toléré par tout le monde ici, et a reçu des lettres de recommandation pour New York. Et que Talandier parce qu’il ose attaquer 1/з de la Trimourti est vilipendé. Le Morning Advertiser insinue des choses du même aloi contre moi — c’est plus que possible que c’est le même Golovine. Puis-je répondre?.. Heureusement une dame s’est trouvée qui a pris la parole (Miss Reeve) en ma favsur.

C’est toujours mon ancienne idée du tribunal à nous qui me rôde dans la tête. Nous ne l’avons pas parce que nous ne formons pas de parti, nous ne sommes pas les parties d’un organisme vivant — mais porteurs d’une idée morte, d’un cadavre.

Avez-vous lu l’adresse de Mazzini et Kossuth aux Polonais — où on parle de la «Sainte guerre»… et de la «faiblesse»… et les Polonais… la mort… la mort…

Venez donc passer les fêtes à Londres.

A. Herzen.

1, Peterborough. Villas. Finchley. New Road.

17 декабря.

Вы знаете, дорогой Саффи, что независимость, доведенная даже до крайности, — мой идеал в дружбе, как и во всем, и

321

поэтому я охотно принимаю ваш отказ. Но пусть это останется между нами. Мысль пригласить вас принадлежит не мне одному, и мне надо выдумать какую- нибудь отговорку — я скажу, что вы все еще в Манчестере и т. п.

Теперь я объясню вам, какое значение имела бы ваша подпись. Я убежден, что обвинение сфабриковано Ледрю-Ролленом и К0. Это месть. Ваше имя, как друга Маццини, имело бы значение протеста. Как имя человека святого по своей чистоте и никогда не-дававшего повода к обвинениям, оно придало бы делу большой вес.

Отсутствие общественного мнения — одна из самых страшных бед революционной партии. Я считаю вполне законным и необходимым не терпеть в партии негодяев и защищать сообща людей чистых.

Ничего этого нет, наша партия совершенно лишена нравственного чувства. Результаты таковы, что Головина здесь все терпели и он получил рекомендательные письма в Нью-Йорк. А Таландье за то, что он посмел нападать на одну треть Тримурти, смешали с грязью. «Morning Advertiser» распространяет обо мне клевету такого же сорта — более чем вероятно, что это все тот же Головин. Могу ли я отвечать?.. К счастью, нашлась дама (мисс Рив), которая выступила в мою защиту.

У меня не выходит из головы давнишняя моя мысль о нашем собственном трибунале. У нас его нет, потому что мы не составляем партии, мы не части живого организма, а носители мертвой идеи — трупа.

Читали ли вы обращение Маццини и Кошута к полякам, где говорится о «Священной войне»… и о «слабости»… и поляки… смерть… смерть…

Приезжайте же на праздники в Лондон.

А. Герцен.

253. М. К. РЕЙХЕЛЬ

Чернецкий еще не являлся. Посылаю на обороте детское письмо Егору Ивановичу. Телескоп будет отправлен при первой оказии и доставится прямо в Москву по адресу; посылается от вашего имени — цену напишу подробно, я за¬платил только 6 фунтов задатку, с пересылкой все будет Дешевле 20 фунтов. Если можете, попросите его, сверх прежних, от меня послать хоть 150 целковых Аксинье

322

Ивановне да 50 дать Вере Артамоновне — а я готов комиссии исполнять.

Напишите нашим лежебокам, что мне не книги нужны, а чтоб они сказали, что не пошлют; я имею случай выписать — но боюсь, придут вдвойне.

Отчего от Пикулииа нет писем; да ведь приехал же он в Москву.

254. М. К. РЕЙХЕЛЬ

25—26 (13—14) декабря 1855 г. Лондон.

25 декабря. 1, Peterboro Villas, Finchloy. New Road.

Так-таки ничего и не забываете и на кружевной бумаге писемцо пришло. Вы правы, приезд Огарева был бы большим пластырем для многого — по крайней мере на некоторое время. Страшно устаешь иногда с чужими, кажется — вот и симпатия, и такие сходные рассуждения… а посмотришь глубине — сделается страшно.

С смертью Грановского и с приездом Огарева оборвутся две самые крепкие нити с Русью… и это страшно. Что Чернецкого убили, что ли, ни слуха, ни духа; или он там нашел какую-нибудь манзель французскую. — Коли послали «Записки молодого человека», хорошо, а нет — по почте не стоит труда.

Ну сделайте что-нибудь чудесное из мантильи для Таты и Ольги; не забудьте, что Тата страшно выросла (ей идет около 9 ярдов шелковой материи»… Да коли делать, так теперь, но чтобы был «шик» и «fion»ccxvii[217].

Здесь отвыкаешь от вкуса — все аляповато, глупо; Гюго на старости лет утешил, он говорит, что англичане — да вы, пожалуйста, внимательно вкусите эту прелесть — «c’est un grand peuple — bête»ccxviii[218].

Кстати, после всех панегириков, меня валяют в грязи в «Advertiser^». Так и это надоело, что я не отвечаю.

Говорят, miss Fomm здесь, ну откуда же я могу ей найти место? «Ну подумайте», как говорила Олимпиада Максимовна.

Прощайте, ваше превосходительство.

Чернецкий явился.

323

Рукой Н. А. Герцен:

Милая моя Маша, я была очень рада, что ты мне ипсьмо написала на мой адрес, я очень хорошо провела мое рождение, никто не хотел мне подарить подарки 25 декабря, но в Новый год, потому что мы тогда будем иметь елку, но Ме11е Буг мне подарила