час. Если дама эта молода — тем лучше, я терпеть не могу старух, и они обычно притесняют детей в отместку за свой возраст. Но на чем я на-
336
стаиваю — это чтоб вы лично знали ее как человека, способного справиться с этим делом.
Вы обяжете меня, написав мне словечко в ответ.
Преданный вам
А. Герцен.
Вы обещали мне также сказать, если что-нибудь касающееся меня появится в «Revue des Deux Mondes», — я рассчитываю на это.
267. М. К. РЕЙХЕЛЬ
22 марта. 1, Peterboro’Villas.
Finchley.New Road.
S. John’s Wood.
Действительно я давно не писал, но спросите, было ли о чем раскрыть рот? День за день, серенькая жизнь, серенькое небо, серенькое здоровье, серенькая работа… Чернецкий… корректура… и «Times», который вы знаете по «Прессе», — вот и всё.
«Allés geht zum Teufel»ccxxvii[227] с скоростью, которая ужасает; да-с, всё, всё, что мы пророчили и накликали, сбывается— и не знаю, кто убежит от лавы. Всего оскорбительнее глупость, умирающий в сумасшествии противнее трупа. Что-то на Руси — там хоть есть силы, дикие, уродливые, но сильные.
Книг из Бельгии нет как нет; а я читал на днях «Момуню» Тургенева в «Revue des 2 Mondes» — мило, но не развито.
Вам, может, принесут кипу русских книг моих — оставьте до поры до времени.
Что же Шомшильд выдумал 5 % ? Да это и здесь сложа руки в Canadian Stock дают, да еще с хвостиком.
Тата стала было длинное послание писать, да Марихен привезла кучу детей. Она и Ольга здорова. Саша занимается химией хоть куда (плюньте), и прощайте.
Я послал корреспонденцию в «Отечественные записки». С вашими Фабиями Кунктаторами не дождешься, а вещь вышла утешительная, особенно для «англиков», как говорят поляки.
С праздником-с. И сожителя, и домочадца. Ну, а концерт, как только начнется, я явлюсь, как тень «банки» — или бутылки.
Прощайте.
337
268. М. К. РЕЙХЕЛЬ 31 (19) марта 1856 г. Лондон.
31 марта. 1, Peterboro’Villas. Finchley. New Road. à не г.
— Мир с вами,
— И со духом твоим!
Хорошо, что они догадались подписать 30 марта, а то 1 апреля было бы нескладно.- Итак, решено — я еду в Швейцарию. Лондон тяготит надо мной, как туча — но это еще не сейчас. Во-первых, «Полярная звезда» не может выйти прежде 20 мая. Потом отправка типографии; итак, не иначе, как в половине июня. Я исключительно для того, чтоб увидеться с вами, спрошу пропуск через Париж (через Бельгию я могу ехать натурально). Я только ждал окончанья войны, чтоб решиться.
Мантилью и муфту получил, а также и статью Лаво; он об мне всегда говорит, прибавляя «sauf le respect que je dois»ccxxviii[228], но все же это добрый малый, я потерял его адрес, пошлите ему сию, эту… т. е. другую записочку вложенную.
Русских книг нет как нет, это почти скандально — à propos, итак, Тесье и Даримой говорят, что Емеля Жирарден отказал напечатать анонсу. Скажите же, пожалуйста, при свиданье им, что я послал ее в «Journal des Débats» и он преспокойно напечатал 2 и 10 марта — полно, Емеля ли это ответил?
Англичане сдуру дразнят Америку; если они ее додразнят до драки — вот пойдет кутерьма-то. А по дороге и нас, грешных, пожалуй, разорят до копейки — что за белая горячка.
К вашим тезоименитствам вы получите окончание моих записок и «Западные арабески». Я ужасно за них стою и думаю, что это самое художественное из моих писаний и самое злое — прошу мнение и суд.
Рейхелю жму сколько ни есть у него рук и Сашку целую. Дети здоровы.
Будьте и вы…
269. М. К. РЕЙХЕЛЬ 9 апреля (28 марта) 1856 г. Лондон.
Рукой Н. А. Герцен:
Милая моя Маша, я тебя поздравляю с твоим рождением и тебя целую 1000 раз. Я тебе расскажу, как прошло Папашино рождение, он меня всё спрашивал, когда будет экзамен, я не отвечала, и он сердился; в субботу вечером Саша делал опыты над серебром, и это Папе очень понравилось, а в воскресение утром, когда Папа пришел для завтрака, его место было покрыто цветами, и в середине было написано, что после завтрака будет экзамен. Оля сказала стихи, потом я («Ивиковы журавли»), после Оля
338
читала, а наконец, я рассказываю что знаю из географии и истории, Папаша очень радовался, и мы тоже.
Ну, прощай, милая Маша. Я тебя целую и вас всех.
Твоя Тата.
Милостивая государыня.
Сегодня в 2 часа приехал Огарев.
Поздравляю.
Завтра пришлю записки и еще на днях подарок.
Экзамен Таты и лекция Саши была хороша.
270. М. К. РЕЙХЕЛЬ
11 апреля (30 марта) 1856 г. Лондон.
11 апреля.
Еще раз поздравляю. Вчера послал вам кипу бумаг — т. е. листов, и записочку с Пинто.
Как сошел с рук концерт?
Об Огареве скажу одну печальную вещь — это его совершенно расстроенное здоровье, не знаю, поправится ли оно здесь. Это печально — внутренно он тот же, как был, привез бездну стихов и в том числе своих, множество книг. Пикулин — ничего не посылал (почти невероятно), а собирается. За это побраните их, пожалуйста. Жена Огарева похудела и стала старше, я нашел ее очень развившеюся и, вопреки всем московским ненавистям и гонениям, — думаю, что это большое счастие, что рядом с физическим падением сил — есть на кого положить руку и сердце.
Обо всех рассказов много — мало-помалу напишу главное. Одна из лучших новостей — та, что Некрасов и Панаев, которые вели процесс от Марьи Львовны против Огарева, украли всю сумму, так что она, выигравши его, осталась без денег. Наследники ее хотят Панаеву делать процесс. И все это шло через Авдотью Яковлевну!
Корш статей хочет. Александр Николаевич и Константин очень мило поступают в иных случаях. Когда он прогнал Клейнмихеля, мать его сказала ему: «Отец твой был умнее тебя — а был доволен им». Он отвечал: «Да оттого-то, что у меня меньше ума — мне и хочется иметь помощников с умом». — Вообще он скрытен, вроде того Александра. Но всяких льгот и вольностей (в малую мерочку) — больше.
Для дня вашего тезоименитства посылаю вам (т. е. по первой оказии пришлю) новое издание Пушкина, полное и превосходное.
А засим целую Рейхеля и вас.
А. Г.
17 (5) апреля 1856 г. Лондон.
17 апреля. 1, Peterboro’Villas.
Finchley.New Road.
Душевно рад, что концерт удался, а записки понравились. У меня есть довольно русского для чтения, Пушкина я купил для вас здесь у Трюбнера,. а Огарев привез мне другой экземпляр — издание прекрасное.
Из всего литературного самое замечательное— то, что язык вдесятеро свободнее. Есть новый очень талантливый автор — граф Толстой. Много печатных стихов Огарева — действительно гениальных — его место между Пушкиным и Лермонтовым, — они издаются особой книгой.
Здоровье Огарева ужасно. Даже Девиль опасается за жизнь (об этом прошу никому не говорить) — через двадцать дней или около после леченья он окончательно скажет свое мнение. Боятся за ту же болезнь, которая была у Гейне. — А вот вы и познайте внутреннего человека, как говаривал Михаил Семенович — Огарев в Москве и Петербурге кутил со всеми нашими, — и Пикулин и Кетчер — доктора, и допустили это в его состоянии… А боялись, что, встретившись со мной, он будет делать черт знает что. Какое глубокое знание характеров. Я его свел на диету не только без вина — но почти на великопостный стол — и если он будет спасен, то от этого. О последнем вы можете черкнуть в письме.
О, познайте внутреннего человека!
Когда будете писать в Москву, скажите, что мне, наконец, противна неприсылка книг. То в Брюсселе, то в Берлине, когда в третий раз спрошу, верно, будут в Твери…
Слово о финансах. Огарев вам кланяется, мы с ним толковали о всяческом устройстве дел и о долге вам. Я предлагаю сделать это так — перевести долг на здешние деньги… он мне выплатит мало-помалу, а я вам вышлю и буду высылать проценты так, как получаю их из Америки (т. е. по 6%) — и за капитал отвечаю всячески. Сколько он вам не заплатил, напишите.
Н. Ф. Павлов не только нанес Огареву coup de grâceccxxix[229], но погубил почти все состояние Мельгунова, и охота же была верить такому плуту… Да и Сатин пострадал.
Дети цветут. Что же, Пинто доставил послание от Таты?
И прощайте.
340
272. M. К. РЕЙХЕЛЬ
30 апреля. 1, Peterboro’Villas.
Finchley.New Road.
Я, право, не знаю, что отвечать Петруше, письмо его где-то пробыло шесть месяцев, Огарев справлялся о нем при проезде, ему сказали, что он снова в фавёре у Егора Ивановича. А поэтому следовало бы узнать, нужны ли теперь деньги — которые были нужны тогда. Вы, вероятно, не переписываетесь с Егором Ивановичем, а то спросить бы его, и пусть он даст рублей 100 или 150 серебром. (Чай, получил уже от Роттпильда.) A propos, к деньгам Огарева: тоже не следует вам со мной церемониться, и проценты у него для вас есть, я их перешлю. Насчет его болезни вы потому обрадовались, что ее не знаете; ему, по несчастию, в главном перемены еще нет. Девиль видит, что организм его быстро несется к ряду тех атак, которые были у Платона Богдановича (смотрите же, никому об этом) — и вот что надобно отвратить, а лучше ему в разных побочных болезнях.
Я истинно без ужаса не могу думать о беспутстве наших московских—пивших и прогуливавших ночи с человеком, над которым смерть занесла руку. Девиль условием леченья (без чего он бросит) поставил ни одной капли вина, пива, исключение пикулей, перца, словом, всего раздражающего. Я был у него вчера, он говорит, что если успеет сладить с прочими болезнями и подкрепить его — то, может, и есть надежда. Он требовал шесть недель — две прошли.
Что, Пикулин с книгами смеется или серьезно посылает?
A. — Читали вы речь Александра?
B. — Как же, я читала манифест.
Это напоминает того книгопродавца, который отвечал господину, спрашивавшему: «Есть у вас записки Лафарж». — «Нет — но вот записки Видока».
Манифест необычайно глуп, а речь необычайно умна, да они уж и сами перепугались. Речь сказана в Москве—дворянству.
«Полярная звезда» является миру 15 числа, с портретом Белинского etc.
Когда вы едете в Германию?
Как бы мне хотелось показать вам из запаса, привезенного Огаревым, — стихов и проч., т. е. превосходнейшие вещи.
273. М. К. РЕЙХЕЛЬ
Прощайте. — Что Сашка? Рейхелю поклон, здесь теперь сильно кричат о какой-то Шуман.
Finchley. New Road.
Пушкин и записки Аксакова отправляются через Трюбнера к одному из книгопродавцев — Клинксику (Rue de Lille) или к Франку. Дней через пять можно справиться. Когда записки Аксакова прочтете, передайте их Делаво, к которому прошу переслать приложенную записочку.
Расспросите Петрушу в письме, которое можете вложить в
