доставляют всякий раз большую отраду — и может единственную отраду, которую имею. Будь той же простой и чисто русской девицей — как ты есть. Ты должна долею заменить в моей жизни — Мамашу.
Ехать тебе, разумеется, с Сашей, горничную можешь взять до Лондона. Петруше напиши — что место еще не избрано, вероятно, Mselle Meysenbug поедет с Олей в Bournemouth — там очень хорошо, сосновые леса, горы и море.
Прощай. О даме думаю, и очень. Miss Reeve была бы всех выше умом, но она сама большая нелюдимка. Осень — ты будешь с Мейзенб<уг> (Ольгой я больше прежнего доволен) — на море. Я буду жить и там и в Лондоне.
Meysenb
Я забыл тебе написать, что на обеде торт этот был сделан в форме колокола.
Целую тебя много, прощай.
Огарев кланяется. Ольга уехала в Виндзор.
Рукой Н. П. Огарева:
Милая и премилая Тата, крепко целую тебя и за то, что ты доброе дитя, и за то, что ты не немка. А все же не худо по обещанию написать мне подробно — что ты делаешь в живописи и музыке.
Твой Ага.
78. А. А. ГЕРЦЕНУ
14 (2) июля 1860 г. Лондон.
14 июля. 10, Alpha Road.
Если ты едешь 22<-го> — то поезжай не в Гейдельберг, а прямо в Дрезден, оттуда в Гейд<ельберг> вместе с Татой. Тате одной с тобою ехать на воды невозможно — иначе как на самое короткое время. В Берне было бы лучше. В Дрездене вы возьмете горничную, о которой я писал. В Гейделб<ерге> она остановится у Сат<иных>, а ты в Hotels.
Мое письмо к тебе было исполнено любви и печали — и я действительно не понял, чему ты радовался. Внимательно ли ты прочел его?
И я вовсе еще не в радостном положении. Вчера С<атин> — благороднейший, превосходнейший человек, который остался каким был в 1834 году, — пишет: «Спаси Alex
Моя совесть, мое пониманье и любовь к тебе говорят то же, что они — один ты говоришь другое. Оттого-то я тебе и дал грустную волю делать как хочешь, но никогда не дам согласия противно моему убеждению.
Если б Тата могла до Лондона доехать с Тат<ьяной> Петр<овной>, это было бы лучше.
Насчет пути все, что я пишу, — ты должен принять за приказание.
Прощай. Пиши, когда выедешь. Извести также вперед и Тату.
79. И. С. ГАГАРИНУ
21 (9) июля 1860 г. Лондон.
21 июля 1860. 10, Alpha Road.
S. John’s Wood.
позвольте мне поблагодарить вас за ваше доброе внимание. Чаадаева я действительно любил и уважал много. Я у него имел удовольствие встречаться с вами — полагаю, в 1843 или 44 году.
У вас есть значительная ошибка, вы можете ее исправить в следующей книге, о которой вы говорите. Письма Чаадаева не были писаны к Екат<ерине> Ник<олаевне> Орловой, а к Екатерине Гавриловне Левашовой. (В ее доме и жил Чаадаев — на Басманной.) Это была женщина необыкновенно развитая, много и тихо страдавшая, она умерла — лет сорока, и Чаадаев, говоря раз со мною об ней, превосходно выразился: «Женщина эта изошла любовью». В моей жизни она тоже играет роль — (в «Поляр<ной> звез<де>», кажется, в 4 кн<ижке>, 143 стр.), — и я прошу у вас позволение явиться за нее адвокатом — в праве на письмо.
Примите уверение в моем искреннем почтении.
Ал. Герцен.
80. Н. А. ГЕРЦЕН
23 (11) июля 1860 г. Лондон.
23 июля 1860.
Милая Тата, не знаю, найдет ли тебя эта записочка в Гейделберге или ты еще в Дрездене. Пишу на всякий случай, чтоб сказать, что Ольга и M. Meys
Мне прислали из России подарки, только слишком богатые — серебряный крестьянский лапоть и золотой бурак для икры. Бурак сделан превосходно.
Прощай. Напиши, узнала ли тебя Лиза и узнала ли ты Тат<ьяну> Петр<овну> — ты можешь у ней справиться, как мы ели гороховый кисель с постным маслом и трешневики.
Обнимаю тебя много — пора тебе домой.
81. Н. А. ГЕРЦЕН
24 или 25 (12 или 13) июля 1860 г. Лондон.
Милая Тата, жду теперь от тебя вестей из Гейделберга и Берна. Пиши аккуратно, когда едете, — я приеду на железную дорогу. — Meysenbug едет 1-го августа с Ольгой в Bournemouth.
Письмо твое получил, и Огарев тоже, мы оба были ими довольны. Художник был прав — всякое искусство требует много усилий, много навыку — и след. много времени — но оно у тебя есть. Музыка и рисование — должны быть на главном плане.
Что Miss Reeve не светская дама — это правда. Но что это женщина необычайного ума и развития — и это правда. Насчет зимы ничего не решено. В Париж если я тебя отпущу — то по очень важным причинам. Тебе надобно быть близко от меня.
Горничная — на вопрос Саши — может ехать во 2-х мест<ах>.
Скажи Саше — письмо его я получил, — отвечать на него нечего. Если в Берне к нему приедет князь Трубецкой (Павел) — то чтоб принял его как нельзя лучше.
Представь себе, что сегодня мне Tassinari — надергал корпии — значит, пора тебе домой.
82. И. С. ТУРГЕНЕВУ
25 (13) июля 1860 г. Лондон.
25 июля. 10, Alpha Road.
Regent’s Park.
Получив строжайшее вашего превосх<одительства> предписание — по следующей за ним почте — счастие имею ответствовать.
К 10 августу Анненков метет перед собою лавину русских, в том числе — литераторы, воины, мои дети, Т. П. Пассек, Марья Александр<овна>, — последний № «Современника» и другие страны и области — к Лондону.
К 10 августу — и я еду из Лондона.
Но это не для того, чтоб не видеться — а для того, чтоб видеться.
Я разбиваю свою палатку — т. е. купальную, в Bournemouth — это от Вентнора, от Needles и от всего Белого острова через маленький проливец, так.
Но спрашиваешь ты меня — зачем не в Ventnor? Но отвечаю я тебе — там из Жмуди целое население руссов, и покоя не дадут ни на минуту. Видеться мы можем всегда. Даже есть правильное сообщение пароходами.
Если тебе все равно — купайся в Бунмуссе (как произносят здесь). Тебе я рад.
Далее я буду сновать между Regent’s Park’ом — и берегом.
У ног ваших.
А. Г.
Огарев кланяется.
Ты знаешь, что в Петерб<урге> на обеде старшинам Английского клуба подавали (по печатному меню) Глас-Шатобриан. Ну, кабы Мельгунова — глаз?
81
83. А. А. ТУЧКОВУ
25 (13) июля 1860 г. Лондон.
Рукой Н. П. Огарева:
25/13 июля.
Спасибо тебе, друг мой, за письмо. Натали в Гейдельберге, и потому я один могу воспользоваться случаем. Что же скажу я тебе? Я работаю насколько сил хватает и насколько этот поганый климат оставляет их. Постоянное давление на мозг водородо-электрической и вдобавок обугленной атмосферы очень надоедает. Все это время содержание воды в воздухе от 0,82 до 0,84, — что очень удобно для рыбы и очень грустно для человека. Но несмотря на это, я все же не унываю. До сих пор у меня еще не прошла ностальгия, и так бы хотелось обнять тебя и увидать родные места и нашу — аристократически — самую скверную губернию. Долго я говорил и думал о тебе. Друг мой, поезжай в Москву; в нашей губернии ты слишком одинок, а от промышленной деятельности пора отдохнуть; ты слишком хороший человек, чтоб нажить барыши. Меня, право, мороз пробирает, когда вдумываюсь — что ты там делаешь?.. Кругом соседи, внутренно, затаенно враги, а контрметры по хозяйству плохие помощники. Первым я, конечно, плачу той же враждой, а на последних не знаю даже сердиться ли. С чего им быть честными? Но из всех данных я одно думаю — тебе в Москве было бы легче, и ты, конечно, больше принесешь пользы уменьем говорить в Москве, чем в деревне. Подумай об этом. Я глубоко страдаю твоим одиночеством; так бы и полетел хоть на минутку отвести тебе душу моей безграничной любовью к тебе, — да вот что ж делать — взялся за гуж, не говори, что не дюж. Да по правде сказать — перестать тянуть гуж все равно, что перестать жить.
Хороший человек доставит тебе это письмо; он тебе расскажет и об нас. Крепко обнимаю тебя и maman. Когда же я вам покажу Лизу? Лиза одно из самых отрадных явлений в человеческом мире; говорю без всякого пристрастия. Даже немцы — уж на что тупоумны — а останавливаются на улицах и смотрят на нее с восхищением. Кабы да выросла она такая же светлая, как теперь! Пожалуй, мы этого уже и не увидим, да так хочется, чтоб жизнь ее была изящна.
Ну, прощай, еще раз крепко обнимаю тебя.
Редко мне удается сказать вам, как по-прежнему я люблю вас, и пожать хоть чернилами вашу руку. Нынешним летом — мы так живо поминали Русь и былые времена, что просто стало грустно в нашем сыром далеко!
Будьте здоровы.
84. Н. А. и А. А. ГЕРЦЕНАМ
Милая Тата, я своего плана не изменял, и тебе самой поручаю смотреть за его исполнением. — Если Тат<ьяна> Петр<овна> едет в продолжение одной недели от получения этого письма в Лондон — ты можешь ехать с ней и с Сашей вместе. Если ты
26 (14) июля 1860 г. Лондон.
Тате или Саше, кто налицо.
82
хочешь и это возможно, ты можешь остаться дни два-три лишних в Гейдельберге. Выехав из Гейдельберга — если заедете в Берн, я там решительно не позволяю остаться больше трех, четырех дней.
Ясно теперь? В Эмс с Тат<ьяной> Петр<овной> ехать незачем.
Если все еще недостает денег, возьми у Елены Алекс<еевны> — а я сейчас пришлю.
Ольга едет — 30 или 31 в Bournemouth — куда и я приеду, да, кажется, и Тургенев.
Марии Александровне скажи, что я оттого и не пишу, что жду ее сюда.
Затем обнимаю тебя и Сашу.
Прощай.
85. М. А. МАРКОВИЧ
27 (15) июля 1860 г. Лондон.
27 июля. 10, Alpha Road.
Regent’s Park.
Я раз писал к вам в Швалбах, Мария Александровна, и потом ждал, что вы в первых августах как снег на голову. Анненк<ов> пишет, что он как вихрь забирает
