варшавском свидании в «Колоколе».
117. И. С. ТУРГЕНЕВУ
9 ноября (28 октября) 1860 г. Лондон.
9 ноября. 10, Alpha Road.
S. John’s Wood.
He знаешь ли ты, любезный Тургенев, кто издал «Исторические материалы по делу об освобождении крестьян» — в Берлине? Замечательно хорошо и умно составленная книга — если знаешь, напиши.
Что же ты не пишешь — доставил тебе тогда Саша портрет или, не найдя тебя, он его увез.
Жду с нетерпением твоего суждения о моей статье «Свидание в Варшаве» — я ее считаю удачной. Теперь я пишу
108
для «Поляр<ной> звезд<ы>» «Robert Owen» — за эту я отвечаю. Еще, читал ли ты «Фрейлина Гамильтон» в «От<ечественных> зап<исках>» — я начинаю нервами ненавидеть Петра I.
Переходя к твоему предложению насчет Шеншина и стипендии, я не могу сказать, чтоб я совершенно был согласен с тобой. Частная филантропия — дело старых барынь… Почему вы составляете аннюитет этому ребенку — и какой? — Отдайте его в простую школу, и я готов буду участвовать. Я остановился на твоей фразе «по крайней мере 100 фр. в год». Меня скупым никто не считает — но почему же это я буду ему давать? — Я у тебя взял на гариб<альдийского> офицера. — Я с тех пор еще имел случай сделать подобную вещь… и всегда готов.
Только ты не думай, что я отказываю вовсе участвовать, — если вы отдаете его в школу, я готов платить по 50 фр. в год — в продолжение 10 лет.
Далее — (свято между нами). Die Liebe muß sein platonisch — мы это знаем. Но М<арья> Ал<ександровна> жила вместе и ездила вместе с молодым человеком и все Aristotelisch, я знаю
верно. Да и это ее ни на йоту не уменьшает — только зачем же все это так гласно. Неужели ты думаешь, что я поверил бы ламентациям матери. — Пишу это я одному тебе — потому что мне смешно, что ты на практике и сегодня не такой психолог, как «накануне».
А что ты пишешь?
Еще — где же теперь живет М<арья> Ал<ександровна>, читала ли она статью об ней Боголюбова — длинна, но хороша? Чья статья о смерти Павла, которую она мне прислала? Очень хороша, — она напечатана в Сборнике.
Прощай. Отвечай же на все обстоятельно, а еще ты не писал — кто Вагнер, писав<ший> в «От<ечественных> зап<исках>».
У Львицкого в фоте — живет Захарьин, я ему через знакомого послал портр<ет> Бакунина и его жены — хочешь видеть, так ты в фоту зайди и скажи, что же он, Захарьин, мне не шлет этот портрет.
Мы переезжаем 15 нояб<ря>, а потому вот новый адрес:
Lond
Orsett House, Westbourne terrace, W. Paddington.
Премилый дом и превосходная улица. Ольга едет в Париж 20, т. е. моя дочь.
109
118. А. А. ГЕРЦЕНУ
12 ноября (31 октября) 1860 г. Лондон.
Понедельник. 10, Alpha Road.
Мне больно, что ты, любезный Саша, опять не понял моих слов, я не думал тебя оскорблять или шутить. Я хотел тебе указать на две вещи; вероятно, ты их поймешь, перечитывая письмо, — раз — на то, как ты оскорбительно для меня был неправ в оценке нашей жизни. Второе — сказать еще раз: горе тому, кто основывает свою жизнь — на одних частных, семейных основах… Отчего же ты всякий раз не понимаешь моих слов? Я тебе это написал как два заключительные совета, wie eine Warnung71[71]. И даже сказал, что об этом до поры до времени писать не буду. Для чего же было отвечать? И не подумавши.
Что я в твоем путешествии не могу видеть только ученую экспедицию — я думаю, что ты это и сам оправдаешь.
Но так как ты теперь все знаешь, т. е. все мое мнение, даже я и с Э. Фогт<ом> очень откровенно об этом говорил, то до свиданья и не будем толковать об одном и том же. Одно мне досадно — что ты мою серьезную речь принимаешь не за серьезную — и отвечаешь на нее зря. Подумай, неужели мои слова не заслуживают больше внимания.
Мы переезжаем 15, новый адрес: Orsett House, Westbourne terrace, W. Paddington.
Вещи для Nat
Здесь был вел<икий> кн<язь> Михаил Никол<аевич> и присылал к Тхоржевскому за книгами; так как он денег не прислал, то Тхор<жевский> отправил книги с Жихонем. Он сам их принял, заплатил и сказал: «Дорого продаете — я в Петербурге почти то же плачу».
Из твоего письма что-то мне кажется, что Emil V
Огарев тебе поручает все хлопоты о Nat
Теперь у ней насморк.
Погода здесь ужасная, невыразимая, и дом 10, Alp
Прощай. Старайся же понять намерение прошлого письма, других не будет об этом.
Прощай.
110
Рукой Н. А. Герцен:
Милый Саша.
Что же ты мне не пишешь, должно быть, ты очень занят, да это хорошо, тебе некогда будет об Эмме скучать, что она?
Я опять мало-помалу начинаю заниматься с Янзой, Кельсиевым etc. … и с Miss Reeve познакомилась, она мне очень нравится, я уверена, что я зиму очень хорошо проведу. Дом наш недалек от Кинкелей, может быть, я буду ходить в Kensington Museum с JohannA^ вот товарищ будет, я ее давно не видела, Мали ее и всех их очень хвалит.
Ольга простудилась, у нее насморк, но она все еще учится со мной по-русски и очень хорошо.
Дома меня ждет Miss Chapenau.
Прощай.
Твоя Тата.
119. И. С. ТУРГЕНЕВУ
13 (1) ноября 1860 г. Лондон.
13 нояб<ря>.
Начну с выговора, который ты должен принять, потому что ты поступил нелепо. С какой же стати ты что-то наговорил М<арье> Ал<ександровне> — если это не из старческой пассии сплетничать, а из иных соображений — ты бы мог написать ко мне и спросить меня. Писавши к тебе — я не циркуляр писал.
Она спрашивает меня об Ольге — но в двух записках не пишет адреса (как это не привыкнут все по-англ<ийски> повторять адрес в каждом письме). — Записки М<арьи> А<лександровны>, полученной месяца за два, я не нашел и должен прибегнуть к тебе, чтоб ты переслал ей приложенное письмецо, — а затем прощай.
Здесь Чижов и Дельвиг.
10, Alpha Road. S. John’s Wood.
От Анненк<ова> длинное письмо.
120. А. А. ГЕРЦЕНУ
14 (2) ноября 1860 г. Лондон.
Читай один.
14 нояб<ря>. 10, Alpha Road.
S. John’s Wood.
Любезный Саша,
завтра дети переезжают в Orsett House, Westbourne terrace, Paddington. Мы еще останемся дней пять здесь. Писать можешь туда. Дом не велик, но очень хорош. У Огар<ева> внизу au rez- de-chaussee72[72] спальня и кабинет. У меня кабинет возле
111
гостиной — большой — и наверху три спальни да аттик — как англич<ане> называют чердак, с одной хорошей и тремя дурными. Если все пойдет хорошо и Natalie приедет — я перейду на чердак, а у ней будет комната возле Таты и Miss Reeve…
Вмешательство Сер<но>-Сол<овьевича> — извинительно, потому что он молод и потому что он его делает из любви. Но оно противно моим правилам и вот почему. Помочь посторонний редко может — а не понять и переврать почти всегда. Нравственное доверие необходимо — это то чувство уважения, то чувство веры, которое лежит в основе истинной дружбы и сыновней любви.
Я требовал от тебя веры не только в меня, но и в Огарева — мы не можем состоять даже в подозрении дурного поступка, т. е. негуманного. Это был бы dementi73[73] всей нашей жизни… Какой же совет может подать Сер<но>-Сол<овьевич>?
Что касается до партии (это я позволяю тебе написать С<ерно>-С<оловьевичу>) и пр. — если мы дурные люди, то тем лучше — пусть с нас снимут венки. Но, друг мой, ты этого не опасайся. В жизни могут быть странные коллизии — но порочного и дурного в нас не найдут.
Мы думали, что одиночество и сосредоточенность — сведет мир в душу Natalie, — мы, кажется, ошиблись. Причина ее отъезда — и это я тебе говорю клятвенно — одна и исключительно одна — негуманность с детьми и с нами, упорство в этой негуманности — вот где начало раздора. Ожесточение Таты и дичанье Ольги — были достаточны, чтоб остановиться. Ты знаешь, что и что я взял на душу за вас, вас спасти — я присягнул умирающей Мамаше — пока я жив, я воспитание Таты и Ольги (ты уж стоишь на своих ногах) — поставил одной из краеугольных задач моей жизни.
Огарев — убеждал, умолял, никакой перемены не было — тогда надобно было расстаться.
Мы хотели видеть перемену от одиночества — в каждом письме протягивали руку, на разумное примирение — успеха не было.
То ли говорит — то ли думает Сер<но>-Сол<овьевич>? Дадут тысячи причин от ненависти до ревности — и никто не догадается, что причина глубже и святее.
На этот раз довольно. Помни, что порядочный человек только тот, что умеет молчать 74[74].
72[72] на первом этаже (франц.). — Ред. 73[73] опровержение (франц.). — Ред.
Что касается до национальности и Густава (один Густав
112
Ваза, и был умен, а этот Ваза глупости — я это прочел у него на лице). Опять мне больно, что ты меня не понимаешь. Об этом я тебе буду писать в следующем письме, т. е. получивши ответ.
A propos, что ты разумеешь под inde ire…? Я не понял — есть inde ira — вот откуда гнев — но это не идет.
Затем прощай.
Я думаю, что не лучше ли Ольге — весной приехать подольше к вам. В последнее время Тата с ней гораздо лучше. Может, мы и соберемся все — в Швейцарии или в Италии. Домогальский сделан каким-то полковым начальником у Гарибальди.
121. А. А. ГЕРЦЕНУ и Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
16 (4) ноября 1860 г. Лондон.
16 ноября. Orsett House.
Westbourne terrace.
W. Paddington.
Саша, дай твою руку — я тебя благодарю за благородное, юное, прекрасное письмо. Ты мне доставил минуту полного счастия — я уважаю в тебе уж не только сына, но друга в глубоком смысле. Я благодарю тебя за эту минуту гордости тобой. Все кончено, все прошедшие вины и недоразумения стерты.
Я, чтоб тебя наградить, тебе пишу эти строки. Святое, полное примирение с Natalie — и начнем свежими силами новую жизнь.
Natalie, я тебя зову от чистого сердца, —
