ТУРГЕНЕВУ
7 марта (23 февраля) 1861 г. Лондон.
7 марта. Orsett House.
Westbourne ter
Ты понимаешь, caro mio, что эти дни не жизнь, а судорожное пережигание себя — прочитав вечернюю газету, я мечтаю, что завтра в 9 будет «Теймс».
Это наше время, наше последнее время — эпилог.
Иногда верится, что мы будем в России, — чаще, что мы совсем не будем.
В прошлую субботу я попросил графа Кушелева телеграфировать вопрос в Питер, и ответ пришел правильно — «pas le
139
3 — mais bientôt» 94[94]. Опять мученье. A propos, ты знаешь Желяговского. Он, я полагаю не без резона, один из поляков имеет настоящие сведения. Ты бы у него поспрошал — да мне бы отписал. Вообще, Тургенев, ты уж теперь нас не забывай, и как что — пиши, а если очень важно, то и в телеграф сыграй.
Толстой — короткий знакомый, мы уже и спорили, он упорен и говорит чушь, но простодушный и хороший человек — даже Лиза Ог<арева> его полюбила и называет «Левостой». Что же дальше?
Только зачем он не думает, а всё, как под Севастополем, берет храбростью, натиском.
Слышу о ваших раутах с князьями, боярами и воеводами. Слышу о том дружественном беседстве о предметах важных с Чичериными и пр.
93[93] строго (франц.). — Ред.
А ведь хороши вы все, таскающиеся в Европе для ради прохлаждения, когда долг, разум и сердце (ты не говори Чичерину, что я помянул сердце, вообще ничего ему не говори обо мне) заставляют быть в России.
Радостное явление в русской литературе — полемика Корша с Лохвицким. — Они, особенно последний, ездят себя чернилами по сысалам. «Вы, — говорит Лох<вицкий>, — вы думаете, что вы редактор, вы — чиновник, ваше дело смотреть, чтоб бумаги казенной не выходило больше, чем надобно».
Что скажете?
Ваш раб А. Г.
P. S. Имеешь ли ты сношения с Генрихом шестым — т. е. Delaveau. Я ему прислал бы «Кол<окол>» (следующ<ий>), чтоб он сунул во француз<ские> журналы статью о Польше.
152. И. С. ТУРГЕНЕВУ
12 марта (28 февраля) 1861 г. Лондон.
12 марта. Orsett House.
Westbourne ter
Ты меня действительно огорчил, приняв как-то дурно естественный упрек — особенно естественный человеку, не имеющему возможности ехать и завидующему вам. Я писал в «Кол<окол>» статью вместе с письмом к тебе. В статье я упрекнул Русских туристов — а в письме тебя. Только, caro mio, жги меня, режь меня, но твой резон — резона не имеет. Будто на два месяца ты не мог бы отлучиться. Мы все не привыкли жертвовать общему — that is the question.
140
Гр. Толстой сильно завирается подчас — у него еще мозговарение не сделалось — после того как он покушал впечатлений.
Пишу к тебе, только чтоб ты гнев сложил на милость. Известен ли тебе факт, что один из офицеров в Варшаве — отказался командовать пли!
Пришли мне, если есть, новости — все ждут к 18. Я одурел от беспокойного ожидания — и от досады, что не могу ехать.
Если кто поедет сюда, пришли мне, пожалуйста, 1/2 фунта лучшего французского нюхательного табаку.
Объяснение, почему Делаво — Ипполит, не понял, — разве его Бунцен писал.
153. И. С. ТУРГЕНЕВУ
15 (3) марта 1861 г. Лондон.
15 mars. Orsett House. Westbourne ter
Иван Сергеевич Divus95[95],
получив таковое от вас письмо — я желаю обнять и поцеловать ваши седины. Но это не все. Не сокращение — а копию или оригинал надобно, — как можно скорее найми писца, заплати ему ценою злата и платины. Бога ради достань. А то ваши там лежат à la пес на Сене (реке и траве) — а нам необходимо.
Да ведь Галилеянин-то победит.
Ну, а ваши речи в Сенате — ах, мать их в Сену, какие мерзавцы!
Присылай же, не забывай.
154. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
20 (8) марта 1861 г. Лондон.
20 March. Orsett House. Westbourne ter
W.
Любезнейший Тхоржевский.
Завтра, я полагаю, Тата не раньше может вас переводить на бумагу, как в час. Мы отправляемся с нею в Warwik Str
Сделайте одолжение, пошлите весь «Колок<ол>» за 1861 (и вперед посылайте) (безденежно):
Мг le prince Pitzipio
4, Charles Street, Eastbourne terrace, W.
Нет ли у вас его «Revue d’Orient» — у меня одна книжка.
А что «Поляр<ная> звезда» — VI кн<ижка>? Мне ее очень нужно.
21 марта. Orsett House.
155. А. А. ГЕРЦЕНУ
Westb
Geehrtester Herr Sohn und Medicinae et chirurgiae Doctor!96[96]
Письмо твое, разумеется, нас очень обрадовало, хотя я кое-что ждал в этом роде по одному выражению Фогта. Ты знаешь, что дипломом оканчивается школьное учение и начинается самобытное занятие наукой.
Советую тебе очень отдохнуть от усиленных занятий.
Теперь, друг мой и доктор, на досуге рассуди сам с собою тихо, кротко и всесторонне, зачем ты едешь в Тринидад. — Я тебе вперед говорю, что я не поставлю материального препятствия, а прошу тебя обратить внимание — на пустоту этой поездки. Ты года через два женишься, т. е. на худой конец имеешь перед собой лет тридцать семейной жизни. Для чего же ты натягиваешь еще год, с океанным путешествием, с климатом жарким и пр.?
Я не зову тебя на политическую работу — ты не имеешь для нее ни достаточной связи с Россией, ни влечений. Но если сообразить, что весь мир не представляет теперь больше интересного зрелища, как Россия, входящая клином социального переворота в совершенно новую фазу; если подумать, что путешественнику там — необъятное поле, — то я стал бы хлопотать на твоем месте о разрешении съездить в Россию и поездил бы à la Borchtchoff.
Я тебе это предлагаю на размышление.
Каждая неделя приносит новости огромные, — века будут об них говорить, а ты без нужды поедешь жить в свое удовольствие в Тринидад.
Я тебя буду ждать. Напиши, впрочем, день; комната есть небольшая наверху — à la guerre comme à la guerre97[97].
Заезжай к Ольге. Об ней очень хорошие слухи. Мейзенб<уг> не хочется очень возвращаться. Я думаю, что позволю им остаться до 1 июня.
96[96] Высокочтимый господин сын мой, медицины и хирургии доктор! (нем., лат.); 97[97] на войне, как на войне (франц.);
У нас будет праздник. Может, ты успеешь к нему. Весь дом будет иллюминован газом — с надписью:
3 МАРТА 1861
и знамя с «Emancipation in Russia»98[98].
142
Обед — для всех работников типографии и вечер для всех не работающих, т. е. раут. Будут и Ашурст, и Бигсы, и Маццини, и Девиль (тоже доктор). День не назначен, потому что мы ждем подробности постановлений — для того чтоб знать, стоит ли Алекс<андр> II, чтоб я предложил его тост.
Затем обнимаю тебя и посылаю следующий рескрипт:
Новое звание ваше обязывает вас как к покупке хирургических инструментов, <так и> сигар и иных лекарств, — мы признали необходимым увеличить оклад ваш до пяти тысяч франков, считая со дня получения вами диплома. Остаемся, впрочем, благосклонным к вам…»
Рукой Н. А. Тучковой-Огаревой:
Поздравляю тебя и Эмму — я сдержала слово молчания, жду вас с нетерпением.
Ваша Натали.
156. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
Между 21 и 25 (9 и 13) марта 1861 г. Лондон.
Любезнейший Тхуржевский, мы передумали и иллюминацию хотим делать в день общего праздника типографии. А потому я вас прошу узнать как можно лучше цены — но дня не назначать.
EMANCIPATION in Russia 3 March 186199[99]
Вот бы что надобно сделать газом — и дом осветить с трех сторон. Я должен ехать к Ротшилду — вечером зайду, т. е. в седьмом часу зайду. Если можно, вручите г. Трубецкому 1 фунт за перевод.
Г.
157. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
25 (13) марта 1861 г. Лондон.
25 марта.
Манифест получен.
Он недурен, а потому
Наш праздник назначается 5 апреля.
Приведите г<азовую> иллюминацию и узнайте, что будут стоить музыканты от 8 до 11. — Я думаю, 4 ф.
Мне нужно 5 экз<емпляров> «Записок».
143
158. А. А. ГЕРЦЕНУ
Между 25 и 28 (13 и 16) марта 1861 г. Лондон.
Николай Платонович посылает вам следующее напутственное стихотворение:
Лжет наш век, везде личины,
Сердце шатко, ум лукав.
Под ударами судьбины,
Саша, доктор медицины,
Будь всегда — мой доктор прав.
Я пишу тебе, чтоб сказать, что наш праздник может быть отложен до 5 апреля, но не дальше. Напиши тотчас, когда ты будешь и застанешь ли иллюминацию.
Все здоровы.
159. Л. ЧЕРНЕЦКОМУ
Между 25 и 28 (13 и 16) марта 1861 г. Лондон.
Чернецкий, велите набрать эти строки, но только надобно попросить самого Диакона продержать строгую корректуру.
Наш праздник назначается 5 апреля. Трюбнер присылал пробу напечатанной страницы Фейербаха. — Советую начинать «Былое и думы».
160. Н. И. ТУРГЕНЕВУ
28 (16) марта 1861 г. Лондон.
Николай Иванович!
Вы были одним из первых, начавших говорить об освобождении русского народа; вы недавно растроганные, со слезами на глазах, — праздновали первый день этого освобождения. Позвольте же нам, питомцам вашего союза, сказать вам наше поздравление и с чувством братской или, лучше, сыновней любви — пожать вам руку и обнять вас горячо от всей полноты сердца. Тот же наш привет просим передать князю Волконскому.
С живым умилением мы написали эти строки и подписываем наши имена с той глубокой, религиозной преданностью, которую мы во всю жизнь сохранили к старшим деятелям русской свободы.
Александр Герцен.
Николай Огарев.
28 марта 1861. Лондон.
Orsett House.
Westbourne terrace.
144
161. И. С. ТУРГЕНЕВУ
Westbourne terrace.
Спасибо за незабвение. Прошу тебя отослать приложенное письмо сейчас к таковому же Николаю Ивановичу. Далее пришли, если у вас там есть, полный устав, в газетах печатать будут сто лет100[100]. Что за слог в Манифесте — это писал Пимен Арапов с Ловецким. Об Оуэне все-таки жду. С Толстым мы в сильной переписке — и портретами обослались — а только у него в голове не прибрано еще, не выметено, а что мебель, то может и того-с.
У нас 5 или 8 в Orsett House — праздник — monstre101[101]. Еманципационный. Приглашаются все русские, кто бы ни были. — Обед с тостом — коего речь пришлется на галльском языке. Иллюминация — газом со щитами, знаменами, надписями etc., etc…
Музыка на улице — «Марсельеза»,
«Вниз по матушке по Волге» (Голиц<ына> аранжемент),
«Еще Польска не сгинела»,
Мазурка Хлопицкого,
Из «Вильгельма Телля».
Вечером яблоки и дамы.
Прощай.
Кажется, праздник не совсем идет на лад. Грабить хотят.
162. М. К. РЕЙХЕЛЬ
8 апреля (27 марта) 1861 г. Лондон.
8 апреля. Orsett House. Westbourne ter
Шерейшая Марья Каспаровна, в ожидании Саши, в ожидании праздника
пишу к вам несколько строк, чтоб заявить — что я жив и письмо ваше, в котором браните (справедливо, это-то и досадно) за долгое неписание, получил.
100[100] Между строк вставка рукой Н. П. Огарева: Ради бога пришлите сейчас. — Ред.
Тата хочет описывать вам банкет. Чудеса, Марей Каспаровна, да и только. В Лондоне на банкете карбонщиков и якобинцев — (Жакобин’, как говорил Дер Гер) — под красными
145
знаменами и газовыми беками (дом будет илл<юминирован> 7000 беками) я публично провозглашаю тост
