но ее не будет в Лондоне. Подтверждая это алиби, приношу вам свою благодарность.
Глубоко преданный вам А. Герцен.
3 июня 1861.
Orsett House.
Westb
176. Вл. ЧАРТОРЫСКОМУ (?) (черновое)
Начало (до 6) июня 1861 г. Лондон.
Mon Prince,
J’ai profondément réfléchi à votre invitation de prononcer quelques mots au meeting [polonais] du 6 juin. [Et d’abord je vous en remercie de tout mon cœur.] Chaque fois que nos frères polonais s’assemblent au nom de l’indépendance polonaise et nous invitent — quelles que d’ailleurs soient les nuances des opinions qui peuvent nous diviser — nous sommes [profondément touchés, car] bien reconnaissants; nous avons une grande expiation à faire, et nous nous sentons soulagés par vos marques de sympathie. Et pourtant [tout] [en acceptant] [vot
Les férocités récentes [du gouvernement des] de nos allemands byzantinisés de Pétersbourg n’ont rien changé à notre point de vue sur la question polonaise, elles ont seulement mieux accentué nos rapports [mutuels] [réciproques]. Depuis douze ans nous avons [hautement] prêché le dogme de l’indépendance absolue de la Pologne — c’est sur cette indépendance d’une fédération slave dans l’avenir que nous basions l’espérance et, d’un autre côté, [sur cette même] c’est cette [même espérance] foi qui nous [a guidé] guide dans la question [épineuse] des frontières. Nous avons constamment [cru] affirmé que les populations doivent décider elles-mêmes avec lequel des voisins elles veulent se lier plus intimement, voire même avec aucun.
[[Vous pouvez être sûr que c’est une] Cette opinion tout-à-fait russe [et] est très répandue [maintenant] chez nous.] J’ajouterai
157
que chaque Russe, qui ne la partage pas, — est notre ennemi comme le vôtre.
[Maintenant, à mon tour, je demande] En terminant ma lettre — je veux à mon tour vous demander [un mot de souvenir, une larme] un mot de sympathie sur la fosse toute fraîche [dans laquelle on a jeté les corps des paysans russes de Kazan, avec une férocité carnas
Recevez, mon Prince, l’assurance de <...>
с глубоким вниманием обдумал я ваше приглашение сказать несколько слов на [польском] митинге 6 июня. [И прежде всего, я благодарю вас от всего сердца.] Всякий раз, как наши польские братья собираются во имя польской независимости и приглашают нас — каковы бы
ни были притом оттенки во взглядах, которые могут нас разделять — мы бываем [глубоко тронуты, ибо] весьма признательны; нам предстоит великое искупление, и знаки сочувствия с вашей стороны приносят нам облегчение. И тем не менее [полностью] [принимая] [ваше] [мою благодарность] разрешите мне отклонить честь, которую вы с вашими друзьями мне предлагаете. То, что каждый русский должен сказать перед лицом последних событий в Варшаве, — я попытался сказать, в меру своих сил, от своего имени и от имени моих друзей в России; вы знаете наши статьи в «Колоколе». Я не могу чего-либо добавить, я могу принести на трибуну лишь [крик] все тот же крик проклятия и те же слезы.
Недавние жестокости [правительства] наших петербургских овизантинившихся немцев ничего не изменили в нашей точке зрения на польский вопрос, они лишь еще более подчеркнули наши [взаимные] отношения. В течение двенадцати лет мы [во всеуслышание] проповедовали догмат абсолютной независимости Польши — именно на этой независимости славянской федерации в будущем мы основывали надежду и, с другой стороны, [на этой же] эта [же самая надежда] вера [руководила] руководит нами в [тернистом] вопросе о границах. Мы неизменно [полагали] утверждали, что народы должны решать сами, с кем из соседей они желают связать себя более близко, даже, может быть, ни с одним из них.
[[Вы можете быть уверены, что это —] Это совершенно русское мнение, [и] оно очень распространено [теперь] у нас.]
158
Добавлю, что всякий русский, не разделяющий его, — наш враг, как и ваш.
[Теперь, в свою очередь, я прошу] Заканчивая письмо, я хочу, в свою очередь, просить у вас [слова в память, слезы] слова сочувствия над совсем еще свежей могилой [в которую с такой хищной жестокостью бросили тела русских крестьян из Казани — адъютанты] возле Казани, которую наполнили телами русских крестьян [ — мучеников своей веры в царя- освободителя — они пали спокойно, [осеняя себя крестным знамением], вознося над головой], единственное преступление которых было в том, что они поверили [в свободу] в освобождение и в искренность правительства, его провозглашающего.
Примите, князь, уверение в <...>
177. М. К. РЕЙХЕЛЬ
12 июня (31 мая) 1861 г. Лондон.
Ну что же, удивлены — поражены — неподвижное движется и запертое распирается.
Как вы? и юнейший из Рейхелей?
Голицын действительно несчастнейший из толстых — даже жаль его. Немного справился, уплатил часть здешних долгов (брат или семья прислали) и заключил контракт с Бшгеу^аМеп на все лето. — Вчера огромнейшая зала сгорела дотла.
Прощайте.
Я еду в субботу.
178. Ж. МИШЛЕ
22 (10) июня 1861 г. Париж.
22 juin 1861.
Paris, 4, Rue d’Alger.
Cher monsieur Michelet, c’est avec intention que je n’ai pas répondu à votre bonne et amicale lettre. Vous me disiez à la fin — «Mais quand donc nous nous verrons?» — j’étais sur le départ pour Paris — et je voulais vous remercier personnellement pour cette question. J’arrive — dans votre 44, Rue de l’Ouest. «Munsieuriv[4] Michelet est parti hier». — Le sort me persécute et je dois vous répondre par écrit. Je vous remercie pour toutes les choses aimables que vous dites de mon livre. A propos, j’ai lu certainement «La Mer» — mais je n’ai pas reçu d’exemplaire — je vous en parle, car c’est évidemment la faute du libraire. Je retourne dans ma tanière humide de Londres vers
159
le 10 Juillet, peut-être avant. Peut-être vous me ferez cadeau de quelques lignes maintenant. L’adresse est en haut.
Je vous serre la main avec un profond respect et une sympathie sincère.
A. H e r z e n.
Перевод 22 июня 1861.
Париж, 4, Rue d’Alger.
Дорогой господин Мишле, я намеренно не отвечал на ваше доброе и дружеское письмо. В конце вы мне писали: «Но когда же мы увидимся?» А я уже готов был к отъезду в Париж и хотел лично поблагодарить вас за этот вопрос. Приезжаю в ваш 44, Rue de l’Ouest. — «Господин Мишле уехал вчера». — Судьба меня преследует, и я принужден отвечать вам письменно. Благодарю вас за все то лестное, что вы говорите о моей книге. Кстати, я, конечно, прочел «Море», но не получил экземпляра; я говорю об этом только потому, что здесь, очевидно, вина книгопродавца. Я возвращусь в свою лондонскую сырую берлогу к 10 июля, возможно и раньше. Может быть, вы мне подарите несколько строчек. Адрес в начале письма.
Жму вашу руку с глубоким уважением и искренней симпатией.
Lundi. 4, Rue d’Alger.
179. Вл. МИЦКЕВИЧУ
Monsieur,
En partant de Londres j’ai promis à mademoiselle E. Reeve de vous apporter de ses nouvelles. Si vous voulez me donner votre temps, je serai enchanté de venir chez vous. Quant à moi je suis presque toujours à la maison entre 11 et 12.
Recevez, Monsieur, les salutations les plus empressées.
A. H e r z e n .
Перевод Понедельник. 4, Rue d’Alger.
уезжая из Лондона, я обещал мадемуазель Рив рассказать вам о ее делах. Если вы укажете удобное для вас время, буду рад прийти к вам. Я же почти всегда дома между 11 и 12.
Примите, милостивый государь, усерднейший поклон.
А. Герцен.
160
180. И.-В. ФРИЧУ
26 (14) июня 1861 г. Париж.
26 juin. 4, Rue d’Alger.
Cher monsieur,
Je serai toujours enchanté de vous voir — venez un matin, par ex
Tout à vous A. H e r z e n . Перевод
я всегда буду рад вас видеть — зайдите как-нибудь утром, например в субботу — в 10 ч<асов> — или в воскресенье.
181. Вл. МИЦКЕВИЧУ
29 (17) июня 1861 г. Париж.
Monsieur,
Je viendrai, si ce temps est libre pour vous, demain à 4 h
Al. H e r z e n .
29 juin 1861. 4, Rue d’Alger.
я приду, если вы свободны в это время, завтра в четыре часа или в 4’Д; если вы пожелаете переменить день, я могу быть у вас в понедельник или во вторник; в этом случае уведомьте меня запиской и примите уверение в моем совершенном почтении.
Ал. Герцен.
29 июня 1861.
4, Rue d’Alger.
161
182. А. А. ГЕРЦЕНУ
11 июля (29 июня) 1861 г. Лондон.
11 июля 1861. Orsett House.
Westbourne terrace.
Я был очень рад, получив твое последнее письмо, любезный Саша. Мы были месяц или два, кажется, без известий. Не стану писать много, потому что письма не доходят; я тебе писал: два раза — в Берген,
трет<ий> — письмо из Тринидада,
четв<ертый> — послал из Парижа в Trondheim.
Как я попал в Париж, это длинная история — я могу теперь ездить as I like109[109] — в Париже очень скучно. С Левицким мы примирились. С Тат<ьяной> Пет<ровной> чуть не поссорились. Самое важное — была польская депутация, явившаяся меня благодарить с адресом, на котором было более 500 подписей. Такой чести еще не было, я полагаю, ни одному русскому.
Теперь мы все дома. Вчера я привил оспу Лизе, которая хотя и пошаливает, но очень мила. Ольга необыкновенно развилась, а Тата едет Милнер-Гибсон венчать 20 числа — эту Алису 16- ти лет.
Последняя новость та, что Девиль решительно повредился. Вздумал, что его кн. Голицын