в Вятку — до 1838 года, помилован в 1839 году и еще раз выслан в Новгород; оттуда вернулся в 1842 году в Москву под надзор полиции — а в 1847 получил заграничный паспорт.
Мое имение секвестровано в 1849 году.
Статьи в журналах я стал печатать с 1840 года. Писал философские комментарии, связанные с Гегелем, — и затем мой небольшой роман «Кто виноват?», вызвавший большую сенсацию.
Остальное вы сами знаете. Напечатав по-немецки «Vom ändern Ufer» и «Briefe aus Italien und Frankreich», я в 1853 году основал русскую типографию в Лондоне. Мы печатали летучие листки и брошюры. Когда наш почтенный Николай, наконец, умер из патриотических побуждений, для того чтобы освободить Россию от чудовища, — я немедленно начал издавать альманах «Полярная звезда» (название журнала Рылеева).
Но настоящая серьезная пропаганда — это газета «Колокол», которая выходит с 1857 года.
Наше знамя — война против немецко-татарской централизации петербургского правительства, война против боярской олигархии. Освобождение крестьян — с землей, и всей землей, обрабатываемой ныне ими и для них. Развитие земского самоуправления. Децентрализация губерний и т. д. и т. д. Полная независимость Польши.
Добавьте к этому, что мы получили от поляков свидетельства самой братской симпатии. Ex
Не забудьте указать, что все редактирование осуществляется мною и Н. Огаревым.
Засим вы можете сказать все, что вам покажется уместным. Не забудьте добавить, что вы получили все эти подробности от одного датчанина. — (Помнишь ли ты?)
Александр в Исландии.
Что касается карточек, то я при посредстве Трюбнера мог бы много их здесь продать. Пришлите мне парочку.
Большой портрет хуже того, который сделал Левицкий.
Получил известие о Спешневе — он чувствует себя очень хорошо.
Весь ваш.
172
191. Д. К. ШЕДО-ФЕРРОТИ (Ф. И. ФИРКСУ)
22 (10) августа 1861 г. Лондон.
22 августа 1861. Лондон. Orsett House. Westbourne terrace.
вы слишком хвалите мой русский язык, чтоб я не в лучшем вооружении явился на ваш вызов.
Скажу сначала, что по странному стечению обстоятельств вы сделали выписки из статьи — к которой примечания были писаны не мною (что не мешает мне совершенно разделять мнение автора). Если б вы обратили на нас ту снисходительную осторожность, которую вы мне рекомендуете относительно предержащих властей — вы, вероятно, написали бы «редакция» вместо моего имени. Представьте себе, что за все неподписанные статьи в «Revue des Deux Mondes» Bullox будет отвечать не как редактор, а как автор.
Далее — простите меня — я нахожу непоследовательным уснащение вашей речи (после того как вы меня именно караете за брань) словами brutal, calomnie125[125] и пр., — как согласить их с той урбанностью, которую вы желали бы видеть в наших сочинениях. Я несколько раз плутни называл плутнями. Что хуже — слово ли brutal или слово плутня — это дело вкуса, — и как рассудить эти нюансы: принадлежат ли они aux dames de la Halle126[126] или нашим дамам торговой бани?
О том, что кто-то, говоря с вами, сравнивал меня с Волтером, я ничего не могу сказать. Елагин меня чуть не сравнивает — с Картушем. Охота вам говорить с такими людьми.
125[125] грубый, клевета (франц.);
О теориях — мы говорить не будем. Вы — более консерватор, чем Александр Николаевич. Я в ваших глазах, вероятно, краснее человека в скарлатине. Где же нам сойтись? — Только мне кажется, что вы «Колокол» мало читали. Я в «Колоколе» никаких социальных теорий не проповедовал. И упрек, что мы не занимались вопросом освобождения крестьян с землею, — несправедлив. Два проекта были напечатаны нами в двух отдельных брошюрах. Я. И. Ростовцев один из них (V и VIII книжки «Голосов») — он же сокращенный был в «Колок<оле>» — рекомендовал членам редакцион<ных> комиссий.
Но отчего мы не учим правительство? Это очень просто. Оно скверно учится. Разве нет раздельного труда — мы делаем то, что нам по плечу. Вы делаете то, что сообразно вашему желанию.
173
Вы меня предостерегаете, что социальные идеи, о которых я говорю, начнут осуществляться через 1000 лет. Вычисление ваше не имеет фактического основания, и вы его сделали шутя. Но я вас предостерегаю в вещи, которой поверка ближе к нам. Мне кажется, что вы принимаете петербургское правительство за чрезвычайно прочное — и строите на нем систему улучшений и прогрессов, — а оно не простоит десяти лет, если пойдет путем флигель-адъютантских митральес, польских учреждений на монгольский манер и пр. Когда можно было думать, что Александр II идет иным путем — мы, не боясь свиста и осуждения, сказали ему: «Ты победил, Галилеянин!» Мы не верим в него больше.
Вот все, что мне хотелось на первый случай сказать вам, я вас благодарю за ваше письмо. У меня нет авторского самолюбия — и я вполне отдаюсь на суд искренней критики127[127].
192. Н. П. ОГАРЕВУ
24 (12) августа 1861 г. Торки.
Суббота. 7 часов.
127[127] В черновом автографе письмо заканчивается следующим «Post scriptum» к нему: У вас крест<ьянское> слово приказчик — garçon de boutique — полно, так ли это? Я Елагину отвеч<ал> — так, как Елагину подобает отвечать — в одном «Кол<околе>», — но фраза, выписанная вами с напечатанного гораздо прежде, относится к другой статье.
Ехать во вторых местах прохладнее — и полдороги человека два. В Ексетере — встречается Шлесингер, в Ньютоне сломалась машина и мы ждали час.
Engadina.
Все совершенно здоровы. Лиза обрадовалась мне очень, все водила за руку. Дом прекрасный, местоположение128[128]
Все кланяются.
Шлесингер приехал цел и невредим.
1, Engadina.
Torquay.
193. H. П. ОГАРЕВУ
29 (17) августа 1861 г. Торки.
29 августа.
Как все это бесконечно скучно. Отчего это люди не дают покоя — вязнут, липнут, тянутся? — «Seien Sie doch nicht so
174
klebrig»129[129], — говоривал Зонненб<ерг>. — Только человек приехал — опять скачи. Но je me hate lentement130[130] — и буду ждать твоего письма, а ты пока обделай следующее:
1- ое. Покажи Т<атьяне> П<етровне> хоть вчерашний «Теймс», там она увидит, что и центр<альные> бумаги в Америке пали на 74. Пусть же она поймет, что я мог дать на дорогу, — но сумм мне неоткуда брать на voyage de plaisir131[131], да еще на два дома. Я больше посланных 3000 фр. не могу дать — а потому лучше, если об этом не продолжать.
2- ое. Если какая-нибудь жена консьержа прочтет записку к Рот<шильду> и сходит с письмом — то, расписавшись, получит деньги, и тогда что она сделает?
128[128] В автографе фраза не закончена. — Ред.
129[129] Не будьте так прилипчивы (нем.);
130[130] я поспешаю медленно (франц.);
Мне всего досаднее, что в послед<нем> письме Т<атьяна> П<етровна> пишет: «может быть, поеду в Лондон». — Это она писала за 12 часов до выезда из Парижа. Будто она не знала.
3. Не лучше ли ей одной сюда приехать на день или на два? Отправь ее в таком случае, — тебе я не советую слишком много терять времени для сына… да и для матери.
Затем буду ждать твоих начальнических распоряжений. Мне ехать не хочется.
Американцев опять ухлопали.
Письма Мейз<енбуг> я посылал нераспечатанными — и тебе советую тоже.
Лиза продолжает быть безмерно живой — ходит мне рвать цветы и в большой дружбе с Мейз<енбуг>, которая меня удивляет своей искренней добротой. Вчера был длинный разговор» с Natalie — еще не знаю результата. — Природа здесь хороша. Ложусь в 11 — т. е. в 12 засыпаю — и в 7 уж на ногах.
Прощай.
Отдай Пирогова портр<ет> Тхорж<евскому> в раму.
194. Н. П. ОГАРЕВУ
30 (18) августа 1861 г. Торки.
Пятница. Torquay. 1, Engadina.
30 августа.
Мне кажется, что все мы немного спятили с ума — вот как подействовал приезд Тат<ьяны> Пет<ровны>, с которой, разумеется, когда ее видишь, миришься.
Теперь рассуди — почему и как ты участвовал в окончательном смешении. Я посылаю 3000 — Ротшилду, она их не дождалась. Ты пишешь: «Ротш<ильд> извещает о получении
175
3000»… «Я Т<атьяне> П<етровне> о Ротш<ильда> деньгах ничего не говорил, а то она поднимет тревогу». — Добавляя, что я ниоткуда не жду 3000, — спрашивается, как было иначе понять? Не зная еще письма, я Т<атьяну> П<етровну> перепугал — она хотела телеграфировать. Но all is settled132[132].
Теперь скажи мне: 1-ое. Можно ли статью назвать «Зады»? вместо «Repetitio est mater». 2-ое. Я написал десять страниц о Мар<ье> Львовне (1840—41) — я глубоко уверен, что ты ими будешь очень и очень доволен.
Если ты поедешь в понедельник, то, наверное, не будет тесно. Тат<ьяна> Петр<овна> едет завтра.
195. Ф. ПУЛЬСКОМУ
31 (19) августа 1861 г. Торки.
31 août. Torquay (Devonshire).
1, Engadina.
Cher monsieur Pulszky,
J’ai été enchanté de recevoir votre lettre — remarquez que les bords de la mer me sont très favorables. — Nous nous voyons le plus souvent — près de l’eau salée et même cette fois — je vous rencontre (dans l’absence présente de la lettre — comme pourrait dire un gelehrter tedesco-Professor) — à Devonshire.
Nous traînons notre petite barque — comme auparavant — et les mains nous tombent non de fatigue — mais d’étonnement. La nature a vraiment produit un chef d’œuvre en créant Alex
Les grands rois, les hommes de tête,
Font le malheur de leur pays.
Pour être heureux, faut être bête,
Vive notre roi — etc.
Chez nous — c’est à dire dans ma famille — tout va doucement. Mon fils est en Iceland, il a été en Norvège avec Ch. Vogt — je l’habitue au Nord. Mes filles sont ici et saluent les vôtres. J’ai entendu que vous aviez un de plus, un Turinais, — je vous en félicite.
176
Pour cette année mes rêves ne vont pas jusqu’aux Apennins. J’ai été cet été à Paris! Ce n’est pas une bagatelle.
Je vous salue beaucoup de tout mon cœur et je cède la plume à mademoiselle Meysenbug — qui veut écrire à madame Pulszky — que je prie de ne pas m’oublier.
Tout à vous Alex. Herzen.
Перевод 31 августа. Торки (Девоншир).
1, Engadina.
меня чрезвычайно обрадовало ваше письмо — заметьте, что морское побережье мне сильно благоприятствует. — Мы чаще всего встречаемся у соленой воды, и даже на этот раз я вас встречаю (при наличествующем отсутствии письма — как мог бы сказать какой-нибудь gelehrter tedesco-Professor133[133] в Девоншире.
Мы влачим свою небольшую барку, как прежде,
