Квартира возьмется, как сказано. Едем в понедель<ник> в 11 часов — может, я во вторник приеду. Посылаю тебе письмо ко мне Саши — теперь я
истинно готов с коленопреклонением просить, чтоб ты на первом плане занялся им — не в
entremets200[200], а серьезно. Я ему писал первое письмо об этом и буду писать сто. Но именно пользуясь моим отсутствием — ты можешь поправить нашу общую вину…
Твое письмо дурно на меня подействовало — к тому же я сначала распечатал Каткова ответ и расположился скорее хохотать (он ругается и называет меня выболтавшимся вон острословом) — а тут письмо Саши, его жаль, больно, чувствуешь долю вины — и потом твое письмо. Смотрю и я вперед не весело — ты это знаешь — жду и я от близких (и это, Огарев, не новое чувство у меня, а наследство, доставшееся от 1852 года), но того, что ты сказал, я теми словами не сказал бы…
Ну, а затем, если Солдатенков дает денег — скажи Кельсиеву, чтоб он переименовал его в Прапорщенковы.
Князь иезуит Гагарин прислал письмо с большими симпатиями — и пишет, что отправил ко мне Чаадаева избранные сочинения. Это жихаревские бумаги, вероятно. Получил ли ты?
Есть ли что для будущего «Колокола» в московских бумагах?
Лиза вчера мне говорит — и я не изменяю ни йоты в этой чисто русской фразе:
«Уж как папа Ага меня любит, как шекоятом угощает — свегда угощает!»
Минутами тоска — а то и ничего, погода подлая, вчера (в пятницу) вечером было так холодно, что я хотел было пуншем утешиться — чего однако не сделал.
237
От Мейзенб<уг> письмо — она замечательно молода духом. Она не в девках осталась, а в девочках.
Неужели я так стар, что Кат<кова> ругательства производят во мне один смех — почти добродушный, или в самом деле я себя вообразил Цезарем?
267. К. Д. КАВЕЛИНУ
15 (3) июня 1862 г. Вентнор.
15 июня 1862. УепШог.
Получив твое письмо — я с полчаса не читал его, отдаляя минуту искуса. Из этого ты можешь понять, что не с gaieté de cœur201[201] я терзаю моих друзей.
Ты ошибаешься — но ошибаешься добросовестно, я никогда не предполагал никаких целей — видов, — но в ту эпоху, в которой мы живем, ошибка — преступление, ошибка Кавелина — двойное. В 93 году тебе за это отрубили бы голову, и ты и я — мы эти средства ненавидим, но во время разгрома — я не нашел бы это несправедливым. Если б ты видел первое впечатление твоей брошюры — то тогда ты понял бы, почему я бранил тебя даже при некоем Куманине (который, защищая тебя, сказал, что брошюра писана для Ник<олая> Ник<олаевича>).
Твое письмо меня потрясло, я как-то снова смотрю на тебя как на сбившегося друга — но близкого. Но мнения — не принимаю ни одного. В твоей защите действительно уже есть отстаивание своего произведения во что б ни стало. Отсюда прямо вопрос (и сегодня я хочу только на него отвечать), следует или не следует тебе приезжать, пока нас делит такая пропасть? Думаю, думаю — и честно, добросовестно, свято, искренно говорю: нет, не следует!
Объяснить нам, изменить наше воззрение ты не можешь; читая все, что мы пишем (хотя бы и послед<нюю> мою статью о Каразине), ты можешь измерить различие. Что же будет за смысл свидания? Можем ли мы встретиться, не говоря об этом?
Не лучше ли дать время — еще и еще обдуматься — может, повязка с твоих глаз падет…
Подумай об этом. Печально и дружески грустно жму твою руку.
268. Н. П. ОГАРЕВУ
15 (3) июня 1862 г. Вентнор.
15 июня. Воскресенье.
Завтра, если ничего не помешает, в 11 часов, едем в Cowes — письмо это брошу еще в Вентноре, а может, и там. Погода лучше,
238
и гораздо — но не лето. Вот копия с моего письма Кавел<ину>. Я Маслову не верю (да какой это Маслов? Не тот ли, что служил при Скобелеве?). — А ты еще толкуешь не сердиться на Каткова… Эх вы!
Вчера я не мог все сообразить насчет письма Саши, — дело твое не должно исключительно состоять из научного влияния. По его письму ты видишь, что он сам сознается в отсутствии любви к науке и инициативы. Эдак можно человека лишить всякой надежды на что-нибудь иное. В артистическое призвание я тоже не верю. — Да есть еще ширшее назначение и категория, обнимающая всё, — это очеловеченье и нравственная Gediegenheit202[202]. Сатин — не музыкант, не химик — а человек, таков был бы и К<етче>р, и Касатк<ин>, и Фрикен, и не знаю кто — если б К<етче>р не ударился в безумные. Теоретическое, артистическое призвание — специальность, — сделай из меня математика, политического эконома, грамматика…
Ты это сам поймешь очень хорошо. Письмо твое из Лондона пришло сюда и принесено сегодня утром в 8 часов. — Стало, в Cowes писать было лишнее — ты ошибся 24 часами.
Я приеду в середу — в обед или, если успею их всех устроить, во вторник вечером. — Я думаю, что ты должен непременно написать записку к Писемскому, я получил от него еще письмо. Он просит, бог знает как, уведомить о твоем и о моем приезде. В середу, так в середу, но, полагаю, черкнуть подобает.
Второе письмо Тургеневу почти готово. Я доволен. Я на чистом воздухе могу лучше работать — и без посторонних.
Каткову ответ набросал — но еще не уверен.
Адрес Писемского: 25, Woburn Place
Russell Square — London.
Это, стало, у Шпая. Зачем же все Бакунины не предупредили.
«Колок<ол>» получил. Ошибки есть, и варварские, — Кельсиеву это скажи, если увидишь. Рукой Н. А. Тучковой-Огаревой:
Спасибо за квартеру — все очень хорошо, не думай об этом…
Что, как вы все? Отдал ли Ольге камушки, домино и запонку, — скажи ей, что мне жаль, что не могу с ней учиться лазить, потому что это очень весело.
Прощай, Герцен мешает писать, говорит чуть не плача: «Она не дает нам поужинать». И заметь, что он не голоден.
Не забудь рассказать — да кому? ну хоть Саше, что девочка, когда вырастет, скажет брату: «Мы родились в один день, заплати за меня».
У нас с тобой лафатеровская струна не совсем хороша. Наивная горничная — воровка, да так-таки просто вещи берет — будто русский вице-губернатор.
Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь в необходимости, чтоб ты написал Писемскому.
269. А. А. ГЕРЦЕНУ
16 (4) июня 1862 г. Вентнор. Саше.
16 июня. Ventnor.
Сегодня я встал в седьмом часу — первый хороший день. Что за безумие, что мы живем в Лондоне! В тишине можно бы больше работать. Через час или полтора мы едем в Cowes, завтра думаю вечером ехать, ночевать в Соутамптоне и явиться к вам в середу утром — если б воля да ум, остался бы в Sevenoaks на месяц. До какой степени мне досадно и жаль, что Огарев уехал, это нельзя сказать, — ну хоть бы один день. Кстати, что его нарыв на щеке?
Я думаю и думаю о твоем последнем письме — сегодня писать некогда — сборы — безвыходная история счетов и обманов — Вентнор не то, что был. А ведь я до сих пор не могу надивиться, как ты мог нанять эту скверную квартеру, хотя бы и на одну неделю.
Полагаю, что писать уж будет не о чем, и потому всех вас обнимаю.
Как идет дружба у Таты с М^ Одеколонь?
Малвиде кланяюсь. Ольге привезу отрывок змеи.
Здесь в доме ограбили нас, как в лесу, — далеко превосходит многое из лондонских цен. — Хозяйка составила счет за неделю (без вина, содовой воды) в слишком 15 фунтов и, разумеется, пригнала все это к тому, когда садиться в карету.
270. А. А. ГЕРЦЕНУ
16 и 17 (4 и 5) июня 1862 г. Коус.
Понедельник — 10 вечера. Cowes. Glouchester Hôtel.
Не знаю, что Гарибалди, но такой прогулки не удается часто видеть — здесь теплое лето, а мы-то корпим черт знает где. Вероятно, у нас будет вечный спор с Ог<аревым> — он будет иметь море и звезды внутри, а я снаружи. Он меня упрекать в эпикурействе abroad203[203], я
его в свинце в аЬЬошеп204[204]. В Соутамптоне мне сказали ехать на СошвБ и надули, из Рейда ближе.
240
Теперь я в пурпарле о цене, сдерут вдвое, — если же ждать железной дороги (каково развился Wight), то потеряешь часов шесть. Вероятно, оттуда я проеду в Рейд. Билет return205[205] я не взял. А Чернецкому не забудь сказать, что express в Surbiton’e не останавливался — и я был бы flambé206[206]. Не понимаю, как Natalie не нравится здешний островок (Англии уголок), я нахожу, что это одно из лучших мест.
Ограбили, и я еду за 23 шилл.
7 часов утра.
Еду сейчас. Ночь спал скверно. Засим прощайте.
271. И. С. ГАГАРИНУ
19 (7) июня 1862 г. Лондон.
19 июня 1862. Orsett House.
Westbourne terrace.
Позвольте мне от души вас поблагодарить за присланную книгу П. Я. Чаадаева. Если я не сделал это прежде, то могу защититься английским alibi — я нашел книгу вчера, возвратившись с Isle of Wight.
У меня есть два экземпляра большого портрета — и потому позвольте мне отказаться от предлагаемого вами.
В русской журналистике переворот. Дозволено явно нападать на «Колокол», печатать статьи против нас. И это не все — полемика «Север<ной> пчелы» и «Совр<еменника>» по поводу университетского дела идет возрастая в смелости. — Пожары непонятны, — нам видно одно зарево издали.
Книги Чаадаева я не успел еще прочитать — еще раз благодарю за это истинное удовольствие, доставленное мне.
204[204] внутри (англ.). — Ред. 205[205] обратный (англ.);
Николай Александрович! На письмо ваше, в котором вы спрашиваете мое согласие на из<да>ние моих сочинений, напечатанных в России, честь
241
имею уведомить вас, что я совершенно согласен на ваше предложение. Следующие деньги, т. е. 10 процентов с получаемой от продажи суммы, предоставляю моим дочерям.
Уведомляя вас, милостивый государь, честь имею пребыть
вашим покорным слугою Алекс. Герцен.
8/20 июня 1862.
Лондон.
Орсет Гаус. Вестборн Террас.
М. г. Николаю Александровичу Серно-Соловьевичу в С.-Петербург.
274. Н. А. ТУЧКОВОЙ-ОГАРЕВОЙ
272. Е. В. САЛИАС де ТУРНЕМИР (приписка)
19 (7) июня 1862 г. Лондон. Позвольте и мне поблагодарить вас за русские гостинцы.
273. Н. А. СЕРНО-СОЛОВЬЕВИЧУ
20 (8) июня 1862 г. Лондон.
Душевно преданный вам Ал. Герцен.
21 июня. Orsett House.
Что за кашель у Лизы? И получили ли пояс и лепешечки — вчера я послал. Послали мы также и ипекакуанный рецепт. — Пиши же тотчас о кашле.
Я сбит с ног. Портрет, Голынский (который дал 1000 фр. для Б<акунина>), Браницкий, Клачко, русских без числа207[207] — письма, статьи… М™ О’Коннель — замечательный талант, если
