тебя статья.

Бьет 10. Addio.

Моя статья о Европе — скорее сблизит с потентатами, чем разрознит, а Польше не народы помогут — об этом после.

328. Н. П. ОГАРЕВУ

4 февраля (23 января) 1863 г. Лондон.

4 февр<аля>. Orsett House.

Westb terrace.

Мое письмо опоздает сегодня, потому что я ждал от тебя и до сих пор нет. Писать ли к солдатам — мудреный вопрос, — коли такой стих найдет — можно, род этот опасен и должен быть страшно силен и поэтичен — чтоб пройти.

Инсуррекция держится славно, уж в Литве и Волыни — есть банды. Молодцы поляки — Фонтень пишет, что из Брюсселя

287

уехали все молодые поляки. «Constitutionnel» нас (русских революционеров и польск<их>) обругал, «Siècle» — защищает. Я не читал ни того, ни другого, пойду к Жозо: он один держит «Const».

Дома совершеннейший штиль — но из этого не следует, чтоб на волос было что-нибудь gagné247[247]. Не забывай посмотреть дом или два, три разных величин um sich zu orientieren248[248].

Да только у тебя ничего не поймешь в расстояниях. Ех^трН> gr, ты пишешь, что твой дом от железной дороги на 5 или 10 мин<ут>. Но ведь 10 минут — ровно вдвое, можно сказать час или час с четв<ертью>, но нельзя час или два.

Я полагаю, что следует нанять квартеру фунта в три в Лондоне — да фунта в 21/2 на даче.

Вперед я дальше лета не смотрю и считаю, что это умнее всех планов — которые никогда не удаются. Если инсуррекция будет подавлена — без малейшего участия в России, и вся литература будет ругать Польшу à la Martianoff и Аксаков — да и крестьяне пропустят желанный день, — то не пора ли и нам в отставку? Летом, если не будет больших препятствий, поеду в Италию. Две квартиры в Англии всего удобнее.

Не пиши на адресе Paddington — это лишнее, потому что Westb terr одна. A propos, на днях пробовали перебрасывать пневматической машиной письма из угла в угол через весь город. Опыт удался — кажется, из Сити до последней станции 5 секунд. Что скажете?

Сегодня придет Давыд<ов> и сын его Савич.

3 часа.

Лиза велела сказать, что целует тебя, у ней насморк — может, от перемены комнаты. Внизу что-то с одним камином свежо.

Natalie все меня и тебя винит за дело Сары, говоря, что оно не от углей вышло — а от неимоверной дерзости, о которой никто не хотел спросить — ее уж нет. О письме, кажется, минует говорить.

329. Н. П. ОГАРЕВУ

5 февраля (24 января) 1863 г. Лондон.

5 февраля. Orsett House.

West terrace.

Твое вчерашнее письмо действительно имело действие пистолетного выстрела. Я в ту же минуту послал Сашу к Кинкелю — вчера Иоганну хоронили, Адла точно так же в свирепейшей скарлатине. — Давно я не был ничем так зарезан,

247[247] выиграно (франц.);

потрясен и испуган. Я решительно всю ночь не спал — тут же у Лизы насморк; минутами засыпая, я просыпался — с холодным потом на лбу. Несмотря на все на это, я к Кинкелю не пойду, считая эту демонстрацию даже неделикатной и совершенно немецкой. Я ему напишу несколько слов. Саша говорит, что он сбит с ног — какие же тут рукожатья.

О Жизнь! Жизнь!

Я никогда не говорил, что «Кол<окол>» выдавать с 20. Стало, торопиться некуда с статьей. — Насилу отыскал «Колок<ол>» и твою книгу — пиши лучше поэму. Я чую время, в которое тебе, да и мне, следует перестать писать — мне смесь, а тебе груз «Колокола». Право, лучше звонить к проклятию и похоронам.

От Милов<ича> письмо — до сих пор, пишет он, ни одного русского солдата не перешло, ни один офицер не отказался от команды против поляк<ов>. Меня обдает ужасом — это хуже расстреливания. Ты помнишь, что я был дурным пророком в деле адресов. Хм<елинский>, прощаясь, мне сказал: «Пот<ебня>… да, Пот<ебня> превосходнейший человек — да кроме-то его кто?»

Маццини пишет, что приедет завтра в 5 часов — потолковать о пол<ьских> делах. Тряхни-ка стариной.

Если все у нас будет благополучно, в субботу приеду — или в воскресенье. Псевич собирался к тебе, я остановил.

12 часов.

Отправляю письмо. Лиза, кажется, ничего, однако и не по обыкновению весела. Погода давит — теплой вьюгой. На душе так скверно, что посылаю второе письмо семинариста о мужеложстве.

О твоем письме — молчание.

В самом деле, не приедешь ли на Маццини?

Бак<унин> собирается. Но тихо этого не сделает. Аи геБ1е249[249], он печальнее обыкновенного.

Прощай.

От париж<ского> Ротшилда пришел счет — американские фонды почти сполна заплачены.

Почты заграничной нет — видно, буря задержала.

Жуков<ского>, Кельсиева и какого-то Мат… Мат. вызывают в «Теймсе».

В «Север<ной> пчеле» статья о книге Чичерина.

Солдатенковы будто хотят погодить.

289

330. Н. А. ГЕРЦЕН

7 февраля (26 января) 1863 г. Лондон.

7 февраля. Orsett House.

Westb terrace.

Милая Тата,

письмо ваше я получил. Начинаю с того, что вторая Кинкель лучше — и у нас, кажется, все хорошо. Сегодня обедал (т. е. вчера) Осип Иванов<ич>. Поляков у нас теперь видимо¬невидимо, — одни приезжают из Франции — вся молодежь едет в Польшу, и действительно русским у них надобно поучиться. Помнишь ли ты того поляка с белокурыми усами — который был в тот вечер, когда была Теплякова? — Это он-то и есть тот Лангевич, который начальником отряда два раза побил русских. Двое других, которых, кажется, ты видела, также действуют славно и, может, славно погибнут. Много подробностей я не пишу — прочтете их в газетах. Поляк, оставшийся в Париже, выпущен. Попробую посылать вам «Теймс», в котором найду что-нибудь, — говорят, что это всего стоит 2 пенса.

Сказать, могу ли я приехать и когда, теперь мудренее, чем прежде. В Париже — большая дружба с русскими, об этом напишу другой раз. Если очень хочется, поезжайте в Рим — но, по правде, тут нет ни rhyme, ни raison — времена мрачные, работать и работать надобно — думать и читать.

Зачем Фрикен живет в Италии — спроси его от меня, в России страшно нужны люди.

Ну и прощай. Целую тебя крепко и крепко.

Рукой А. А. Герцена:

Милая Тата, Адели лучше; до следующего письма схожу еще раз узнать, но вы, верно, до тех пор получите известие от самого Кинкеля. — Кажется, ваш stay250[250] в Италии немного продолжится; так вы хотите в Рим абштехер сделать? Но это летом или поздней весной нехорошо, потому что тогда там бывают лихорадки, которым подвержены особенно новоприезжие. Целую вас.

Orsett House. Westb terrace.

331. А. А. ЧЕРКЕСОВУ

Любезнейший Черкесов. Письмо ваше я получил, — вы в нем пишете обо всем, кроме одного, и С<ерно-Соловьевич> пишет обо всем, кроме одного. Да получили ли вы деньги, высланные на неапольского Ротшильда, 600 фр., или нет? С<ерно-Соловьевич>

290

пишет только, что получил мой телеграмм, — мне нужно знать для счетов с здешним Ротшильдом. Деньги можете отдать моей дочери, когда будет там, — это как хотите — разумеется, если вы их получили. Прибавьте 13 фр. за телеграмм (11 шилл. 8 п.).

Итак, вы в Гейдельберге, — здесь слухи о дуэли Блюммера с Новицким; досадно, время ли теперь заниматься этими феодальными расправами. Если вы знакомы с Владимировым (если нет — то познакомьтесь), поблагодарите его за письмо и скажите, что пока книг из Гейдельберга не нужно нам. Правда ли, что Милорадовича потребовали?

Кстати, мы получили вчера длинное письмо из Петербурга — напрасно всех в Гейдельберге потревожили черным взглядом графини. Совсем напротив, дела идут хорошо; правительство глупо, оторопело — и срезалось перед Европой польским набором. Кстати, еще несколько отдельных случаев жестокостей со стороны поляков правительство раздуло в намерение вырезать всех русских и в анекдоты о разрезанных… солдатах. Солдаты сначала во многих полках молчали, не дрались, давали себя брать врасплох. Но грубая штука удалась, и они говорят офицерам: «Что же нам их щадить»; это верно. Кланяйтесь Лугинину — зачем он предается нигилизму?

Прощайте; дружески жму вам руку.

А. Герцен.

Рукой Н. П. Огарева:

Здесь приехала бездна поляков — молодцы. Крепко жму вам руку. Да! О фонде похлопочите; он теперь больше нужен, чем когда-либо.

Рукой М. А. Бакунина:

Здравствуйте. — Время настало бурное. Не знаем только, буря это или только предбурье. А вы как живете, вы и ваш друг, которому усердно кланяюсь.

М. Б.

A. Tcherkessoff Mr Vigelius Anlage Pension Freund, 10.

Heidelberg.

332. H. П. ОГАРЕВУ

15 (3) февраля 1863 г. Лондон.

15 февр<аля>. Orsett House.

Воскресенье.

Наш юнец, несмотря ни на что, хочет ехать, и именно во вторник, — может, это необходимо для очистки, для уяснения и для завоевания денег. Но от этого я и не знаю, могу завтра приехать или нет и могу ли один. Вечером припишу.

291

Статья твоя хороша — но мне не по сердцу слишком частое поминанье немцев. С<лепцов> ждет вторую статью — он тоже хочет ехать послезавтра, а затем и П<отебня> — хотя этого я всего меньше понимаю.

Польское дело, вопреки всему, держится и скорее идет в гору — его надобно проповедовать, и я совершенно был против твоего мнения, что о глупой и отвратительной кондуите их следовало печатать. Пусть П<отебня> приготовит для будущего промеморию. В твоем адресе к солдатам следует прибавить вариант для находящихся в Польше.

С твоими рассуждениями я тоже не согласен. Во-первых, volo videre quomodo aedificatis251[251] — пусть же они докажут, что они сила. Что мы с ними и с всеми, кто идет тем же путем — это они знают. Но, стоя на нами построенном фундаменте — одиноко — пока не убедимся, что их прочнее, мы не будем увлечены в fiasco или нелепость. Служить им я буду, но, прежде чем брать солидарную ответственность, хочу видеть их журнал, их profession de foi — ведь «Земля и воля» не всё, и в «Молодой России» — то же было. Кстати, Салиас в письме еще и еще повторяет, какой вред они наделали.

«Вдруг в 1863 г<оду> оно составилось». — А разве в 1848 году Сазонов не основал международный клуб, разве не были правильные заседания и пр.

А поэтому я не знаю, чего именно ты хочешь от меня. Смешать 0 — нашего фонда с 0 — их. Можно. — С<лепцов> говорит, что мы можем распоряжаться — а С’ — приедет да задаст не такую гонку. Это даже Бак<унин> не принимает.

Писать они не умеют — я пишу и буду писать, ты тоже.

Was willst du denn mehr?

Мерославский в пятницу поехал.

333. М. МЕЙЗЕНБУГ и Н. А. ГЕРЦЕН

17 (5) февраля 1863 г. Лондон.

17 fev 1863. Orsett House.

West terrace.

Es ist unendlich Schade, daß mein Brief vom 4. oder 5. verloren gegangen ist. Fragen Sie auf der Post, schreiben Sie an