П. В. Долгор<укий>, ненавидимый тобою Ог<арев>, щадимый тобой Герц<ен>, не Вас<илий> Андреевич Жуковский — и затравили мы Действит<ельного> Статского Советн<ика> и Кавалера, Литератора и чтеца публишных лекций, втершегося сюда из III отдел<ения>. — Мы зверя загнали в грязь, где он и обмарался. — Это рассеяло нашу монотонную жизнь.
Ты, верно, хочешь знать фамилью генерала от уха — а я хочу ее тебе сказать — но не скажу — того для, чтоб ты прежде написал ответ.
Ты не кручинься, что тебя государь огорчает, — без этого нельзя.
Боткину, если он отошел от восторга, в который его привел Диккенс своим чтением, и не пишет в «Моск<овские> вед<омости>» статьи вместе с Пановским, скажи, что я его помню и люблю… А помнит ли он, что обещал в фонд Баку<нину> по 500 фр. в год — и любит ли прислать? Я люблю получить.
Мой сын был у тебя два раза на днях.
Здесь выдал Трюбнер мою медаль — русские взбешены в Германии — я не виноват ни в чем.
351. Р. ПИОТРОВСКОМУ и С. Л. ЛЕВИЦКОМУ
12 апреля (31 марта) 1863 г. Лондон.
Лондон. 12 апреля.
Westb
Дорогой сотрудник, поторопитесь собрать сведения об состоянии революции в Литве и кто там более надежный, равно в каких местах главные отряды. Все это подробно и с приложением маршрута перешлите в Лондон. У меня двое союзников, Кастор и Поллюкс, оба русские, знающие военную жизнь и очень способные люди, они желают принять участие, под особыми именами, и ручаюсь вам, что по своим связям найдут вам много союзников в противном лагере. Проезд и путевые издержки берут на свой счет; паспорты исправны и вне опасности. Спросите Каменского как члена обо всем, что касается движений революции. Да присылайте новостей. — Англия ершится, и весь народ за вас, политике Пальмерстона несдобровать.
308
Кажется, лопнет скоро децемвират, несмотря на протекцию прусского короля. Саша кланяется.
Жму вам руку.
А. Герцен.
Передайте Пиотровскому записку и попросите скорого ответа. — Кашперов писал об устройстве комиссии, можете к нему адресоваться. Прощайте — времени нет.
А. Г.
На конверте: А Мг Levitzki — Photographe.
Rue Choiseul, 22. Paris.
352. Вл. МИЦКЕВИЧУ
14 (2) апреля 1863 г. Лондон.
Londres. 14 avril 1863.
Monsieur!
Un des membres du gouvernement provisoire polonais nous a communiqué de Cracovie une nouvelle qui nous a remplis de douleur. Notre intime ami André Potebnia, un des principaux fondateurs du Comité des officiers russes en Pologne, un des premiers signataires de l’adresse des officiers russes au grand duc Constantin, a été tué à la bataille de Piaskowa Skala, dans les rangs des Polonais.
La Russie ne pouvait immoler une victime d’expiation plus pure, plus désintéressée, plus dévouée.
Insérez ces lignes, m
Alexandre H e r z e n .
A Mr Ladislas Mickiewiez à Bureau l’Opinion Nationale, rue Coq-Héron — 5 — Paris.
Перевод Лондон. 14 апреля 1863.
Один из членов временного польского правительства сообщил нам из Кракова весть, исполнившую нас горести. Наш близкий друг Андрей Потебня, один из главных учредителей русского офицерского комитета в Польше, одним из первых поставивший свою подпись на адресе русских офицеров великому князю Константину, убит в сражении у Песковой Скалы, в рядах поляков.
Чище, самоотверженнее, преданнее жертвы очищения Россия не могла принести.
Напечатайте эти строки, милостивый государь, чтобы память об этом человеке не была утрачена.
Александр Герцен.
Г-ну Владиславу Мицкевичу в контору «Opinion Nationale», rue Coq-Héron — 5 — Париж.
353. Ю. КЛЯЧКО
16 (4) апреля 1863 г. Лондон.
16 avr
West
Cher monsieur,
Les mémoires de Piotroffski sont complètement terminés. Bx
A. H e r z e n .
M. J. Klaczko.
Quai d’Orléans, 6.
Перевод 16 апреля. Orsett House.
West
«Записки» Пиотровского полностью закончены. Бакст мне их преподнес, он будет у вас через 5 дней. Если вы хотите немедленно получить оригиналы, напишите мне. Все находится в Швейцарии.
А. Герцен.
Г-ну Ю. Клячко.
Quai d’Orléans, 6.
Письмо ваше и статью я получил. Во вторник едет один из наших знакомых в Париж — вы с ним получите 400 фр. из фонда.
Скажу вам откровенно, что в «Колокол» ваша статья не идет, а печатать особо стоит деньги — и печатать всего дороже в Лондоне. В Лейпциге можно напечатать за бесценок.
310
Ежели вы желаете, я спрошу князя Долгорукова.
Усердно кланяюсь вам.
А. Герцен.
На обороте: Monsieur Sachnovsky.
355. H. А. и О. А. ГЕРЦЕН
20 (8) апреля 1863 г. Лондон.
20 апреля. Orsett House.
Westbourne terrace.
Милая Тата,
это четвертое письмо в Рим — из вашего письма я вижу ясно, что опять одно письмо, мною писанное, пропало. Ты пишешь к Natalie об одном письме от меня от 20 марта и потом о письме Саши от 12-го, между было мое. Это очень досадно — и убивает охоту писать.
Сегодня приходила сюда Адла за вашим адресом, — я ее еще не видал после болезни — она выросла и стала красавицей. — Я был в французской галерее — там много маленьких, миленьких картин, особенно мне понравилась «Роща», т. е. лес, Руссо — ужасно живо. А что, когда ты попробуешь свои силы в пейзаже и зверях? — Это моя марота.
Если вам больно хорошо в Риме — так и не торопитесь, а у нас проекты разные — но которые изберем, зависит от того, будет война или нет. Если будет — нам нечего делать, тогда иные силы, чужие, возьмутся за дело, тогда я могу ехать к вам на отдых и подольше. Если ж не будет — это задержит надолго. — Мне очень хотелось бы с вами где-нибудь хоть в Como —
погулять месяц-другой. Мы так устали от здешних хлопот, интриг и неприятностей. А тут и кончина Потебни оскорбила и ударила в самое сердце.
Саша, может, на будущей неделе поедет в Stockholm.
Разве вам нельзя полезнее провести время во Флоренции — или на даче возле — чем в far niente274[274] — далеко от музеев?
Буду писать еще на этой неделе с Ог<аревым> и Сашей. Он ушел с Бакстом.
Мартьянов уехал в Россию. Получили ли «Кол<окол>»?
Ольга, я твоим письмом очень доволен, буду писать особо.
311
356. М. А. БАКУНИНУ
21 (9) апреля 1863 г. Лондон.
21 апреля 1863. Orsett House.
West
Ты дурно делаешь, набирая от 9 до 11 листов письма, и вместо трех, четырех посылок — посылаешь их брошюрами или летописями. Если б твое письмо, писанное 31 марта, было отпр<авлено> 1 апр<еля>, а не 15 — я во многом мог бы тебя защитить. Твоя вина собственно в том, что ты посторонним сообщил об экспедиции — без особого права на то — и с посторонними приехал. Остальное ясно сделано по вине Цвер<цякевича>. Я вообще полагаю, что ты хорошо бы сделал, если б в самом деле не мешался в внутренние дела поляков — мы союзники en gros275[275]. Зачем нам мирить их партии, зачем советовать делегату центр<ального> ком<итета> и полковнику их экспед<иции> сходить к Чарториж<скому>. Сами возраст имеют.
Зачем ты телеграфировал о быстром приезде меня или Саши, я не понял тогда же — но понял по письму, что вся эта торопливость вовсе была не нужна. Ему надобно было съездить в Па<риж> к Брауну — все это кажется напрасный remue-menage276[276].
Я был готов ехать — на твое место. Но ты остаешься — разве ты не можешь сделать все то, что следует по части финской и типографской. И потому надобно ждать, будет ли война и
274[274] безделье (итал.). — Ред. 275[275] в главных чертах (франц.);
будет ли экспедиция. В войну сношения будут невозможны через чухонскую границу — и уж эта война не польский, внутренный наш семейный вопрос, а чисто внешний. Что же ты воображаешь, что мы можем идти с Напол<еоном> и двадесяти языцами — не сделавшись действительными неприятелями.
Если не будет войны — вероятно, не будет и вашей экспедиции, — тогда ты останешься в Швеции. Как я ни прикидываю, не понимаю — крайность телеграмма и молчания о ней в письме.
Типографию небольшую завести можно, вроде Б<акста> — да он и ее переведет. Но что печатать? Б<акст> в Лондоне. Он и Ж<уковский> едут по делам — а Март<ьянов> плывет по патриотизму в Петербург.
Буду писать на днях еще письмо. Мы здесь затравили шпиона — действ<ительног> стат<ского> сов<етника> и кавалер<а> М. Хотинского. Кн. Долгорук<ий> в сем деле заслужил на брюшник с надписью «За отличие в деле против шпиона».
Цет. сердит, мрачен —и особенно сердит на тебя.
О страшной вести о Потебне ты, верно, прочел в «Колоколе» —
312
это нам ножом провело по сердцу. Дружески обнимаю Демонтовича.
Затем прощай.
Здесь идет спор — о том, говорил ты в Малмё речь или нет — речь была в «Morning Post» явно от имени поляка, — и Ц<верцякевич> думает, что журнал прав, говорящий, что это ты?
Антонине Ксаверьевне земно кланяюсь.
Рукой Н. П. Огарева:
Primo277[277] — радуюсь, что твоя жена доехала в целости; я было начинал пугаться — не случилось ли чего. Жму ей руку. — Я пишу наскоро, чтоб сегодня же послать, и тебя прошу: лучше пиши наскоро часто, чем изредка много, потому что оставаться без свежих вестей от вас, от которых даже из газет ничего не узнаешь, — нельзя. Пожалуйста, не отправляй финна в Питер прежде моего следующего письма, или присылки Саши, или чего-либо такого очень определенного. Серьезно требую этого, ибо считаю нужным до поездки финна некоторые нужные вещи сообщить. От сего числа через неделю буду в состоянии сказать, что и как. Посуди сам — теперь идет речь об ответе п<етербургско>го п<равительст>ва на европейскую ноту. Война или не война? Если война, то нам ничего не остается, как переждать ее, ибо вмешаться с этой стороны и самому противно и совершенно кредитоподрывательно. — Если не война, то немедленно надо приниматься за сношения. А вопрос решится на днях. Ждут даже завтра решения (т. е. ответа петер<бургского> пр<авительства>); но, вероятно, пройдет времени и побольше. — Невойна даст совершенно особое основание и для устройства типографии, и для сношений и пр. и пр. — Ergo278[278], подожди отправкой финна до следующего нашего письма, а покамест обними Демонт<овича> и пожелай ему скорей выздороветь настолько, чтоб не свалиться с ног, прежде чем что-нибудь полезное сделает. — К Нордштр<ему> я намереваюсь вскоре писать особо, ибо из твоих писем получил к нему большое уважение.
Рукой Н. А. Тучковой-Огаревой:
И я вам обоим кланяюсь; мы очень обрадовались, узнавши, что вы счастливо доехали. — Когда
