Если вы желаете, я пришлю письмо к Charles Edmond, т. е. Хоецкому. Он вас сведет с Прудоном; несмотря на то что Прудон мне короче знаком, но я с ним en

331

cérémonie, как говорит Наполеон III, когда он в ссоре. Посылаю вам карточку к Хоецкому — он в сенате, хоть и не на Галерной: 18, Rue de l’Odéon.

Если вы желаете устроить дела с Ник<олаем> Ив<ановичем> Тургеневым или с Трубецким (в Фонтенебло), я вышлю эпистолы.

Александр уехал, до 15 будет там. — Я получил от ваших петерб<ургских> родных письмо.

А. Герцен.

А Мг Слепцов.

373. Н. А., О. А. ГЕРЦЕН и М. МЕЙЗЕНБУГ

Тата и Ольга!

Я было принялся весело за перо — но меня сильно огорчила весть о том, что 19 мая расстреляли русские Падлевского. Ты его, кажется, раз видела — молодой, прекрасный собой офицер. Какая страшная трагедия война — и нельзя надивиться величию польской отваги. Читали ли вы, как гимназисты 14 — 12 лет отправились из Галиции — tambour battant309[309] — за русскую границу и из их толпы пришли несколько человек — остальные попались в плен или остались на поле? Восстание вовсе не прекратилось — оно теперь в Литве и Волыни — правительство поднимает мужиков против помещиков, мужики начали жечь и резать, им дают военных начальников и оружия. Мужиков винить нечего — но что польется крови…

Niemand und Keiner wohnten in einem Haus,

Niemand ging aus, Keiner ging aus,

Wer blieb zu Haus?

Vous devinez, chère conservatrice Malvida — Wer blieb zu Haus? — Der Czar ging aus — der polnische Edelma ging aus — der Bauer blieb zu Haus mit seinem Lande.

Tout chemin mène à la ville! Et ces messieurs les massacreurs tzariques — font notre besogne mieux que nous — en prenant sur eux tout l’opprobre… «fatal» wird Jul Alth sagen. Was in Rußland jetzt vorgeht — das kann man kaum fassen. Die Dissolution, die Putréfaction — die aller galopant este…

Ecrivez-moi — quels sont les №№ du «Kol» qui vous manquent310[310].

309[309] с барабанным боем (франц.). — Ред.

310[310] Никто и никакой жили в одном доме,

Никто вышел, никакой вышел,

Кто остался дома?

Вы догадываетесь, дорогая консерваторша Мальвида, кто остался дома? — Царь вышел — польский дворянин вышел — крестьянин со своей землей остался дома.

Все дороги ведут в город! А эти господа царские убийцы — делают наше дело лучше нас самих, — взяв на себя весь позор… «фатально», как скажет Юлиус

От Саши письмо из Копенгагена — 21 он должен был приехать в Стокголм — там пробудет две недели, да неделю назад — так что между 12 и 15 июнем будет дома.

Ольга, вот тебе статья о тебе, писанная фырстом Долгоруким в «Листке».

Помнишь Падлевского у меня в альбоме?

A propos, к альб<ому>. «Indépendance» расхвалила и меня, и мой контрофей, сделанный Одеколонью, и самое Одеколонь — он на выставке в Париже.

Дома all right311[311].

Программа остается старая — вы будете оставаться в Риме — до решенья.

374. А. А. ГЕРЦЕНУ

25 (13) мая 1863 г. Лондон.

25 мая. Orsett House.

Westbourne terr.

Любезный Саша, чтоб не оставить тебя без вестей, — пишу к тебе, не дождавшись твоего письма из Стокголма.

Б<акунину> буду писать завтра или послезавтра. Мне жаль, что он сердится, и жаль, что я его рассердил. Мне жаль, что он думает, что я делаю все из себяобожания, в то время как все, что я писал, имело другой источник. Пока скажу только две вещи. — В документе Лапинс<кого> и Домонт<овича> сказано, что «он посылается мне с тем, чтоб я его употребил в крайнем случае». Как же я мог знать, что мне следовало его сообщить Орд<енге>, Бр<аницкому> и пр.? Француз<ское> письмо — я Цвер<цякевичу> не сообщил, потому что оно менее ассомантно, чем шпыняво, а это следует передавать не через 3-е лицо. Что же касается до докум<ента> Л<апинского> и Дом<онтовича> — ты сам ему его пошли. Finis312[312].

Альтгауз. Что происходит сейчас в России — едва ли поймешь. Разложение, гниение — наигалопирующее…

Напишите мне — каких №№ «Колокола» вам недостает (нем., франц.). — Ред.

311[311] все благополучно (англ.);

Chez nous — у нас — как говорит Чер<нецкий>, все идет хорошо. В неделю два раза все бежит искать фатеру с садом — не находит и остается по-старому. А 15 июня близко.

333

В Риме — также все благополучно. Тата познакомилась с Леманом, Левалдом, а Грегоровиус у них свой человек — ergo313[313], за артистическим обществом дело не станет, за ученым также.

Мартьянова — арестовали на границе, он в крепости и отдан под суд сената — за написание письма госуд<арю> и напечатание его в «Колоколе». Судьбу Падлевского, вероятно, вы знаете — 15 мая его расстреляли в Плоцке. Жертва за жертвой… а между тем правительство вооружает крестьян, и судьбы совершаются сами собой.

Ар<тур> Бе<ни> опять наделал дурачеств и написал мне длинное письмо, и притом грубое — несмотря на то что мне до всего нет никакого дела. — Положение его ужасное. Польское народ<ное> правительство объявило его человеком подозрительным — он хочет суда, и суда наших друзей (отчего он не едет в Варшаву оправдываться?). — Если тебе придется случай о нем говорить, ты можешь сказать, что я в его бытность в Лондоне — ничего подозрительного за ним не замечал и думаю, что все делается из опрометчивости и желания играть роль. Уверял же он Mselle Meys, что он — Дантон.

Письмо твое из Копенгагена пришло. Addio. Обнимаю тебя.

Рукой Н. П. Огарева:

Сегодня понедельник, ergo я поеду в Kingsland. В следующем письме напишу тебе что и как. Бак<унину> готовлю длинное письмо и пошлю, когда от тебя будут вести, чтоб на все отвечать зараз. Прощай, покаместь обнимаю тебя. О Финляндии помещу в сем «Кол<околе>» извлечение из письма, присланного Бак<униным>. На этот раз довольно — ибо некогда.

В «Indép Bel» расхвалили портрет мой — О’Коннель — он в Париже на выставке.

Скажи М<ихаилу> Ал<ександровичу>, что ко мне два раза приходил Кук или не знаю какой Англик — что, ему следует деньги отдать или что?

Цв<ерцякевич> уезжает, кажется, в конце недели.

375. А. А. ГЕРЦЕНУ

30 (18) мая 1863 г. Лондон.

Печально я прочел твое письмо, милый Саша. Итак, кажется, с этой стороны дело подрежется. Что же значили все письмы Б<акунина> и вызовы кого-нибудь приехать?.. Но я все же подожду писать ему до следующего твоего письма. А покаместь несколько слов: 1) Печатей отнюдь там не оставляй и не пересылай, а привези назад; это мое просто-напросто приказание, на которое возражений не принимается. 2) В моем письме к Нордштр<ему> он по имени не назван, следст<венно>, надписавши мой пакет, можно отдать его кому угодно; но замечу: или он со мной согласен, или характеристика его в 1-м письме Б<акунина> чистейший вздор; это

Рукой Н. П. Огарева:

334

что-то очень хитросплетенно. 3) Если они так туги на провозы, то не набивайся им, ибо может выйти нехорошо. 4) Если они на это так туги, то посланные листы и буквы (которые отправлены в 1-ю середу после твоего отъезда) надо послать обратно дешевым путем. — Обо всем этом рассуди, как скоро приведешь все отношения в положительную ясность, руководствуясь правилом, что чуть сомнительна откровенность и готовность содействия, то от всяких пересылок и сношений — abstiens toi314[314]. — В прошлый понедельник Ш<арлотта> была совершенно здорова. Целую тебя крепко.

Девочка от груди отнята. Лиза моя милая. — Дом еще не нанят, сегодня решается.

Вчера я ездил по домам и сегодня, — ничего еще нет, любезный Саша, а тебе все же есть выговор. Дом, который так понравился в Ричмонде Огар<еву> и мне, — отдан на год за 250 фунт. или гиней. Это была бы огромная экономия, и если б ты, ездивши в Ричмонд, заказал Гилдичам — дом бы был наш…

Отделывайся поскорее да и домой пора. С нами хлопотать. Твоим письмом я очень доволен — оно обстоятельно и умно. Вот лучший ответ тебе на его письмо ко мне… Пишу очень мало, потому что еду сейчас.

Все здоровы —

все кланяются.

Из Рима несколько дней не было — но и там все хорошо.

376. Н. А., О. А. ГЕРЦЕН и М. МЕЙЗЕНБУГ

31 мая и 1 июня (19 и 20 мая) 1863 г. Лондон.

31 мая 1863. Orsett House.

Westb terra.

Я, точно мореплаватель или воин, возвращающийся из дальней экспедиции, загорелый и усталый, начинаю отдыхать на лаврах. В последнее время был самый острый припадок искания квартеры. Наконец, я уехал на два дни в Ричмонд — и наконец нашел две — которую возьмем, узнаю на днях. Одна за ТшккепВаш’ом. Другая в Кеш — возле сада. Очень хочется на воздух — и на покой. Я действительно, может, пропущу главные жары — и поеду к вам, каж<ется>, в конце августа.

От Саши два письма из Стокголма — там холод и ему не нравится — к 15 июню он будет непременно в Лондоне.

Гуляя один вечером по набережной Ричмонда, ведущей в Кью, живо вспомнилось мне наше житье в 1854, — скоро десять лет — и всё тогдашнее и все тогдашние прошли передо мной как в процессии — от Франсуа и Доманже до Энгелсона и Саффи.

335

Yes, dear Malvida, I am rather overhelmed by recollection about the Domenge times and the Darash visits — light and shadow —

St. Helena’s terrace,

Miss Helena qui terrasse Saffi — Saffi sans Sappho.

Und die Barthelemy’s Nacht!

Und der Ingilsono furioso.

Cholmondeley lodge — wo die Rosen nur aus Dornen bestehen,

Bridgefield Villas — wo Mme Twist musiziert.

Alles kommt — geht — geht vorbei — dann — Putney — und mein Zimmer wo Catalani geschlafen, wo Marius (Mario) gewohnt, nehmen Sie sich in Acht — es folgt nichts315[315].

315[315] Да, милая Мальвида, я охвачен воспоминаниями о временах Доманже и посещениях Дараша — свет и тень —

Ольга, помнишь ли ты что-нибудь об тех временах, когда красненькая Марихен Фомм учила не китайцев, а тебя, когда ты была маленькая, как Лиза — и шалила, как две. Обнимаю тебя и целую.

Pardon pour les bêtises — un homme qui écrit ses mémoires — plus longs que les pharmaciens écrivent les leurs — s’aban donne quelquefois à une revue rétrospective.

Je vous ai expédié — chez Torlonia 60 pounds — que vous n’avez qu’à prendre.

Pour ne pas oublier — voilà une commission. Dites à Fricken que j’ai reçu sa lettre — mais que je n’ai pas reçu de seconde lettre de Florence concernant l’argent polonais. J’ai répondu à la première et je